5
Настрой на жизнь, данный нам при рождении, остался бы самым лучшим, пожелай мы его придерживаться. Природой устроено так, что для отличного существования не требуется многих удобств: каждый может сделать себя счастливым. Привходящее малосущественно; сила внешних обстоятельств, сложатся ли они успешно или неблагоприятно, одинаково невелика: ни вознести, ни стеснить мудреца они не способны. Ибо приложение всех его усилий — он сам; ни в чем, кроме себя, мудрец не ищет отрады. Что же, по-твоему, я возомнил себя мудрецом? Конечно нет. Ведь если бы я смог сказать о себе такое, то не только отрицал бы, что несчастен, но утверждал, что сверх меры счастлив и пребываю по соседству с богом. Пока этого нет, для утоления всех печалей мне достаточно было прибегнуть к поддержке ученых мужей и, не имея до времени сил помочь себе самостоятельно, перебежать в чужой лагерь, а именно — к тем, кто вполне в состоянии позаботиться и о себе, и о близких. А они велели мне быть постоянно настороже, подобно часовому, заблаговременно предугадывая все вылазки и набеги судьбы. Тяжело тому, кого она настигнет внезапно. Всечасно ожидающий ударов жребия снесет их легко. Ведь и враг, наступая, опрокидывает тех, кого застанет врасплох. Если же готовиться к грядущей войне заранее, тренируясь и принимая необходимые меры, то первый натиск, обычно самый сокрушительный, нетрудно будет отбить. Что до меня, я никогда не доверял фортуне, даже когда казалось, что у нас с ней мир: все ее обильно сыпавшиеся на меня милости — деньги, должности, влияние — я оставлял в том углу, откуда она могла бы взять их назад, ничуть меня не обеспокоив. Я держал эти вещи на значительном расстоянии от себя, так что, отбирая, она не вырывала их из рук и сердца. Враждебность судьбы может сломить лишь обманутого ее прежней благосклонностью. Любившие ее дары, величавшиеся ими как достоянием собственным и долговечным, повергаются в уныние, когда их пустую, детскую, незнакомую с устойчивым наслаждением душу покинут утехи суетные и шаткие. Но кто в благополучии не раздувается от спеси, тот и при повороте к худшему не впадает в малодушие. Его непобедимый дух закален в противодействии обоим состояниям. Потому что в счастье он уже испытал свои силы против несчастья. Таким образом, я привык думать, что вещи, которых люди для себя желают, не содержат ни крупицы истинного блага. Скорее наоборот, я находил эти вещи лишенными всякого содержания: снаружи они окрашены в обманчивые броские цвета, а внутри не обнаруживают ничего похожего на свой внешний облик. Как я понимаю теперь, в том, чего толпа боится и что называет злом, тоже нет ни настоящей угрозы, ни гнета. Только страшное слово тревожит слух, доверяющий общему убеждению, и удручает услышавшего как нечто темное и ненавистное. Так приговорил народ, но народные определения мудрецы в основном отвергают.
6
Итак, отставив прочь суждение большинства, увлекаемого — вполне бездумно - общими мнениями о наружности вещей, поглядим, что такое ссылка на самом деле. Разумеется, переезд на новое место. Я совершенно не собираюсь умалять значение данного события и обходить все худшее, что с ним связано: за перемещением следуют жизненные неудобства, бедность, унижение, бесчестье. Со всем перечисленным разберемся позднее, а пока, для начала, хочу рассмотреть, что неприятного приносит перемена места жительства сама по себе.
«Лишиться отчизны нестерпимо». Но взгляни, прошу, на это скопление людей, едва способное уместиться под крышами бескрайнего города. Огромная часть наблюдаемых тобой толпищ лишила себя родины. Они явились из своих городков, с дальних окраин, сбежались со всего белого света. Одни приехали делать карьеру, других привели дела по должности, третьим поручено посольство, кого-то избалованное сластолюбие заставляет искать мест обильных легко доступным пороком; тот мечтает приобщиться свободных наук, а этот ищет зрелищ, тех вынуждает прибыть сюда дружба, этих — предприимчивость, имеющая самые широкие возможности реализоваться; иные привезли на продажу свою красоту, а иные — красноречие. Нет таких разновидностей человека, которых не собрала бы столица, обещая великие награды и порокам, и добродетелям. Устрой им всем перекличку и спроси каждого, откуда он родом. Увидишь, что большинство из них оставило родные места, чтобы добраться в город величайший и прекраснейший, но им не родной. Покинь затем столицу, центр, как бы общий для всех, и обойди прочие города. В любом обнаружится немалая часть пришлого населения. Переберись из мест, куда цветущая природа и выгодное положение привлекает большое количество приезжих; попробуй объехать самые глухие углы, дикие острова, Скиаф и Сериф, Гиару и Коссуру: нет ни одного места ссылки, в котором кто-то не оказался бы по собственной доброй воле. Что на земле так обрывисто и голо, как этот мой утес? Что бесплоднее в отношении природных благ? Где живут люди грубее? А относительно расположения — есть ли край мира заброшеннее этого? Что может быть несноснее здешней погоды? И при этом пришлого народа здесь больше, чем местных граждан. Настолько, стало быть, перемена местопребывания сама по себе не тягостна, что даже такое место, как это, соблазнило некоторых покинуть родные края. Мне встречалось мнение, согласно которому человеческой душе присуще некое врожденное беспокойство, выражающееся в тяге к переездам и частым сменам местожительства. Ибо люди наделены умом подвижным и неугомонным; неспособный удержать себя, он рассеивается, стремясь охватить все ведомое и неизведанное; блуждающую, чуждую постоянству мысль радует и притягивает новизна. Ты не станешь удивляться этому, если учтешь, какова изначальная природа разума. Он сделан не из твердого землистого материала, но сошел от того самого небесного духа; природа же небесного всегда в движении, ускользает и бежит вперед. Взгляни на озаряющие мир звезды: нет среди них ни одной неподвижной. Солнце ежечасно скользит, перемещаясь от одной области к другой, и хотя вращается вместе со вселенной, тем не менее направляется в сторону, противоположную стремлению небосвода. Оно проходит все знаки зодиака, никогда не стоит на месте, но вечно несется, продвигаясь по своему пути. Небесные тела пребывают в непрестанном круговращении в силу природного закона и необходимости, установившей им орбиты: в течение лет, совершая за определенные сроки полный круг, планеты вновь и вновь уходят той же дорогой, по которой пришли. Разве можно думать, что человеческой душе, составленной из тех же самых первоэлементов,, из которых состоят вещи божественные, тягостно перебираться на новое место, когда сама природа божества такова, что постоянное стремительное движение и радует ее, и даже сохраняет?
7
Давай теперь обратимся от небес к делам людей. Ты увидишь, что целые племена и народы покинули места, где жили прежде. Что означают города греков посреди варварских стран? Откуда среди индийцев и персов македонская речь? В Скифии и окрестных землях, населяемых дикими, неукротимыми племенами, везде по берегам Понта найдешь ахейские поселения. Ни суровость нескончаемой зимы, ни свирепость населения, характером подобного страшному климату, не отвратили переселенцев от этих мест. В Азии живет целое скопище афинян; из Милета в разные страны уехало столько жителей, что хватило для заселения семидесяти пяти городов. Вся нижняя часть Италии, омываемая Ионическим морем, была Великой Грецией. Азия считается родиной этрусков, жители Тира поселились в Африке, карфагеняне — в Испании, греки проникли в Галлию, а в Грецию — галлы. Пиренеи не сдержали волны к шедших на юг германцев: по нехоженым, неведомым тропам устремлялось человеческое непостоянство. Они тянули за собой детей, и жен, и отягощенных старостью родителей. Изнуренные долгими странствиями, многие остановились где придется, просто от усталости, не обдумывая выбор места. А иным приходилось копьем и мечом добиваться права селиться в чужой стране. Какие-то племена по пути к неизведанному поглотило море, какие-то осели там, где их поместила крайняя нужда. Причины покинуть отчизну и искать себе новой у всех были разными. Одних разорение их городов вражеским войском, лишив собственной страны, направило к иноземцам. Других изгнала гражданская смута. Третьих отослали прочь, чтобы разгрузить силы перенаселенной земли и теснившегося на ней народа. Кто-то бежал от заразных болезней, частых землетрясений или долгих неурожаев, делавших жизнь невыносимой, а кого-то подкупило преумноженное молвой плодородие других берегов. Но сколь бы различными ни были основания выехать и бросить свои дома, очевидно одно: ничто не осталось там, где родилось. Неутомимо роится род людской, и ежедневно меняется что-то в огромном мире: закладывают основания городов, национальности рождаются, нарекаясь новыми именами, тогда как прежние исчезают или сливаются с более сильными. Чем, однако, если не ссылкой народов, можно назвать все эти переселения? Стоит ли далеко ходить за примерами? Нужно ли называть тебе Антенора, основателя Патавии, или Эвандра, расположившего у берега Тибра свое Аркадское царство, или Диомеда и других, победителей и побежденных, кого Троянская война рассыпала по чужим землям? Да сама Римская империя своим родоначальником считает ссыльного, бежавшего из покоренной отчизны и увлекшего с собой немногих выживших. Нужда и страх перед победителями довели его до Италии, заставляя искать пристанище как можно дальше от дома. Наконец, этот наш народ — сколько колоний вывел он в каждую свою провинцию! Повсюду, где победил, римлянин остался жить. Когда предлагали переехать, люди охотно вписывались, и старики, оставив свои алтари, отправлялись за моря вместе с переселенцами. Сэкономлю на иллюстрациях, которых множество. Возьму только то, что перед глазами: остров, где я живу, многажды менял жителей. Скрытые древностью события более отдаленного прошлого придется пропустить. Известно, что оставившие Фокею греки, которые теперь населяют Массилию, сперва осели здесь. Что прогнало их, непонятно. Мог не понравиться суровый климат, а мог и вид Италии, прев