Стремление взять ответственность на себя
Вопрос об ответственности является центральным в психотерапии. Некоторые терапевты не согласны с тем, что всю ответственность за принятие жизненно важных для себя решений должен нести пациент и терапевт не вправе оказывать ни малейшего влияния на эти решения. Однако каждый, кто обучен мастерству гипноза, достаточно осведомлен о межличностном воздействии, чтобы понимать, что терапевт не может не оказывать влияния на принятие пациентом жизненно важных решений. Вопрос здесь не в том, следует ли принимать на себя ответственность за пациента, а скорее в том, как определить границы этой ответственности.
Эриксон считает, что он влияет на жизнь пациента, даже когда старается не делать этого, и задача в том, как сделать влияние эффективным и как определить, назвать происходящее. Если пациент просит дать указание, многие терапевты постараются прежде всего переложить ответственность с себя на пациента. Эриксон с некоторыми пациентами поступит именно так, но в то же время он готов полностью взять ответственность на себя, если чувствует, что это необходимо. Он готов вмешаться в жизнь пациента с требованием сменить работу, место жительства или тип поведения. Пациенту, который испытывает трудности в отношениях с родителями, он готов сказать: “Оставь мне своих родителей”. В то же время Эриксон рассматривает терапию как процедуру, подразумевающую, что пациент несет ответственность за свою жизнь.
Стараясь отвечать за пациента и направлять его, Эриксон стремится и к противоположному — возлагать всю ответственность за изменение на пациента, вплоть до того, что позволяет пациенту самому решать, что и как будет происходить во время лечения (см. статью “Бремя ответственности в эффективной психотерапии”). Эриксон полагает, что решение об уровне ответственности, как и о других спорных моментах, следует принимать, исходя из особенностей каждого конкретного пациента, а не руководствуясь неким общим правилом.
Изменение поведения-симптома
Эриксон рассматривает поведение-симптом как нарушение жизнедеятельности человека. Он озабочен не поисками “корней” симптома в способе клиента формировать и воспринимать идеи, а функцией симптома в жизни клиента. Цель терапии — превратить поведение-симптом в такое поведение, которое будет выполнять позитивную функцию в дальнейшей жизни пациента. Эриксон работает с симптомом напрямую, не обсуждая с пациентом, что же “стоит за” симптомом. В одних случаях он настраивает пациента на новый способ поведения, в других “блокирует” симптом, чтобы тот больше не мог проявляться. Эриксон добивается этого, по-другому называя поведение, изменяя его приказом или же предлагая клиенту испытание, которое сделает симптом невозможным. Например, если пациент, испытывающий стыд и чувство вины за мокрую постель, сможет временно испытывать те же чувства за сухую постель (этот случай описан в “Специальных техниках краткосрочной терапии”), он постепенно избавится от симптома. Точно так же, если молодой человек, страдающий энурезом, должен вставать в полночь, проходить милю и снова забираться в мокрую постель, он рано или поздно дойдет до точки и вынужден будет избавиться от энуреза. Эриксон довольно часто предписывает клиентам тяжелые испытания, которые в тоже время полезны для них — например физические упражнения. Таким образом, пациент в любом случае вынужден совершенствоваться: либо выполняя “урок”, что приносит ему пользу, либо избавляясь от симптома, чтобы избежать трудного “урока”.
Терапевты, никогда не добивавшиеся прямого облегчения симптомов, склонны считать непреложным фактом заблуждение о том, что пациент, избавясь от одной проблемы, неизменно разовьет в себе что-нибудь еще худшее. У Эриксона — или у других психотерапевтов, работающих похожими методами, — такого никогда не происходило. Обычно, если человек изменял поведение-симптом в одной области, он одновременно избавлялся от расстройств и в других областях. Временами Эриксон предлагает альтернативу симптому; чаще он считает само собой разумеющимся, что при правильном лечении пациент после исчезновения симптома сам вырабатывает более позитивный способ жизнедеятельности.
Изменение происходит во взаимодействии с терапевтом
Эриксон относится с большим уважением к роли идей в изменении жизни человека, однако считает, что идея действует наиболее эффективно, если сочетается с особым типом отношений. Одной из основных целей в его работе с пациентами является установление тесных взаимоотношений, при которых все, что он говорит и делает, приобретает для пациента огромную важность. Он не думает, что близость возникает сама по себе, как при отношениях “спонтанного” переноса. Он рассматривает ее как результат намеренных действий по отношению к пациенту и действий пациента по отношению к нему. В рамках тесных взаимоотношений с пациентом, через сотрудничество или сопротивление Эриксон подводит его к изменению. Иногда он предлагает рисунок поведения, и пациент принимает его и обнаруживает, что изменился. Иногда Эриксон убеждает пациента измениться, заставляя его бороться и сопротивляться. Например, в статье “Психотерапия, ориентированная на гипноз, при органическом заболевании” он так описывает создание мотивации у пациентки:
“Разработанный план был сложен и требовал полной отдачи. Иногда план менялся не только каждый день, но и в течение одного дня, чтобы за исключением нескольких оговоренных пунктов пациентка никогда не знала, чего ожидать. Даже то, что повторялось часто, не давало ей возможности понять смысл происходящего. В результате пациентка все время боролась, пыталась понять, растерянно сопротивлялась и находилась в таком эмоциональном состоянии, что гнев, замешательство, отвращение, нетерпение и сильное, почти жгучее желание взять на себя ответственность и действовать правильно и разумно стали непреодолимыми. (Интересно, что, когда данная статья писалась, пациентка очень интересовалась, что будет в нее включено, и отмечала, что “чем сильней я вас ненавидела и злилась на вас, тем сильнее я старалась”.)
Этот пример показывает, что доктор Эриксон часто дает пациентам читать статьи, описывающие их случаи, чтобы удостовериться в точности изложения”.
Эриксон часто рассказывает о случаях, когда пациент излечивается, стремясь доказать, что терапевт не прав. Например, в “Особых техниках краткосрочной терапии”, речь идет о невесте, пребывавшей в панике перед вступлением в брак. Эриксон составил для нее инструкцию — перечень дней недели, в которые секс разрешен. При этом самым предпочтительным днем он называл пятницу. Он пишет: “Этот перечень дней недели, с особым упором на пятницу, повторялся и повторялся, пока она не начала выказывать явного раздражения”. В следующую пятницу муж этой женщины сообщил: “Она просила, чтобы я рассказал вам, что случилось вчера ночью. Все произошло так быстро, как никогда раньше. Она буквально изнасиловала меня. И еще до полуночи она разбудила меня, чтобы снова заняться этим. А сегодня утром она начала смеяться, и когда я спросил о причине веселья, она просила передать вам, что это была не пятница. Я сказал, что сегодня же пятница, а она все смеялась и говорила, что вы поймете, что это была не пятница”. Эриксон завершает эту историю так: “За той ночью последовала долгая и счастливая семейная жизнь, покупка дома и рождение с промежутками в два года трех желанных детей”.
Временами он добивается усиления сопротивления клиента, чтобы тот, доказывая неправоту Эриксона, соглашался выполнить его указания. Например, в работе “Идентификация безопасной реальности” он уговаривал беспомощную мать усесться на своего беспокойного сынка и просидеть на нем несколько часов. Он сообщает, что она приводила различные возражения против такой процедуры, однако Эриксон в ходе беседы вынудил ее признать, что все возражения не важны, кроме одного главного — она слишком тяжела, чтобы сидеть на ребенке. Поскольку это был единственный спорный вопрос, Эриксон сказал, что на самом деле ее вес вряд ли способен удержать мальчика на полу и тогда она поймет, какую ценность имеет вес (он также работал с ее ожирением). Она не поверила ему и захотела доказать, что он ошибается. Единственным способом опровергнуть Эриксона было сесть на сына, и когда она сделала это, то почувствовала, что ей еле хватило ее веса.
Если вопрос об одержании победы над терапевтом становится для пациента слишком важным, Эриксон готов проиграть. Когда пациент почувствует себя победителем, у него возникнет желание сотрудничать, которое приведет к изменению.
Именно способность Эриксона находить решения, компромиссы и идеи для разрешения казалось бы неразрешимых проблем делает его работу с клиентами столь мудрой. Терапевты, мечтающие освоить его подход, часто чувствуют, что не могут придумать решения, так легко возникающие у Эриксона. Однако тому, кто пробует эриксоновский подход, подобные идеи очень скоро начинают казаться очевидными для решения проблем. И конкретные решения приходят, когда терапевт начинает собирать воедино базовые положения эриксоновской теории.
Использование анекдотов
Хотя Эриксон, кажется, не писал об этом, в своей работе с пациентами он использует истории и анекдоты. Он учит с помощью аналогий, связь которых с проблемой пациенту обнаружить порой нелегко. Эти анекдоты могут быть историями из личного опыта и опыта прошлых пациентов или же историями и шутками, являющимися частью общего культурного багажа Эриксона и его пациентов. Подобно любому хорошему учителю, он облекает идеи в форму притчи, особенно такие идеи, которые невозможно передать буквально. Порой он использует истории и анекдоты, стараясь “застолбить” идею для пациента, чтобы тот не забыл ее или согласился с чем-то, что раньше казалось ему неприемлемым. Например, Эриксон утверждает, что человек под влиянием идеи за несколько секунд может отказаться от привычки всей своей жизни. В подтверждение он рассказывает историю про санитара, который двадцать лет каждый день за обедом выпивал молочный коктейль. Однажды, когда он, как обычно, готовил себе коктейль, нянечка сказала ему, что вот уже несколько дней невозможно достать коровьего молока и все это время он готовил себе коктейль из женского молока. Он выплеснул коктейль и никогда больше не пил его за обедом, тем самым изменив многолетней привычке. А заставила его сделать это некая идея, ведь разницы во вкусе он так и не почувствовал.