И зазорно забывать. Как благодеяния, так и обиды.
— Понятно, — повторила глава более медленно и почти распевно. — А как вы посмотрите на возможность сделать шаг нам навстречу?
— Прошу, поясните свою мысль, госпожа Ассур. О каком именно шаге речь?
— О самом естественном, разумеется: об установлении кровной связи. Дочери моего рода, входя в брачный возраст, расцветают подобно драгоценным, неувядающим бутонам. Вам достаточно согласиться, и любая из них сумеет сделать вас счастливым. Разве не мечтает любой одиночка стать частью целого?
Ах ты… змея. Чудо ещё, что не стала упирать на то, что любая дочь рода понимает свой долг, нежна, покорна, молчалива и вообще полная ямато надэсико.
Видимо, всё это подразумевается просто по умолчанию, так что и напоминать нет смысла.
— Неожиданное и крайне лестное предложение, — а как я отношусь к торговле родственниками, госпожа Сарнеди легко считала при помощи Паука В Паутине — вон как дно омута её чувств взбурлило мутной пеной! — Однако этот недостойный Сам-Знаю-Кто мечтает… об ином. Например, хоть это и весьма эгоистично, я очень хотел бы сохранить дружбу с вашей внучкой. В Лесу Чудес бывает одиноко, и живая беседа могла бы скрасить долгие молчаливые дни.
— Ну, этой беде легко помочь, — радостно улыбнулся Малдейг, — уверен, что и сама Лейта скучает по прогулкам по Лесу в хорошей компании.
Если Сарнеди — змея, то этот тип — прямо-таки ракоскорпион. Чудо, что он до сих пор щеголяет с прямым, а не расплющенным шнобелем и полным комплектом зубов…
Ах да. Целитель же. Если кто и пытался испортить ему морду, то всё вскорости вернулось на место.
Упорное молчание Лейты практически обо всём, что связано с семьёй, становится всё более и более понятным. Тот случай, когда хула идёт против чести и долга, хвала ненатуральна, а пустые словеса, что и не хулительны, и не хвалебны, просто не стоят потраченного на них дыхания.
— Нет сомнения, — сказал я таким тоном, словно тоже улыбаюсь под своим зеркальным шлемом, — у неё хватало веских причин проводить время вдали отсюда.
— Да, рождённым заурядными тоже можно подобрать подходящее занятие.
— Разумеется, господин Малдейг, разумеется. Например, особо бесполезного разумного можно применить как замену говорящей головы. Как там советовал Девардот Десятый Мудрый? «Если хочешь принять верное решение, отыщи дурака, спроси у него совета и поступи наоборот».
Хранитель-Советник продолжил отрепетированно улыбаться, но на краткий миг эта привычная отрепетированность как-то… орезинилась. Не удержал-таки лицо, с-с-свинособака с-с-скорпионоподобная.
Зубы-то тебе вышибать бессмысленно, а вот репутацию подрихтовать…
Что характерно, в эмоциональных омутах Сарнеди и Лейты разлился елей мстительного, хорошо выдержанного удовлетворения, а пара ставших свидетелями сцены вассалов-охранников, изображавших молчаливые столбы у входа в палатку ещё с момента нашего прибытия в лагерь, просто разулыбались.
Месть сладка. О, да!
— Я тоже знаю парочку подходящих к случаю цитат… — начал было Малдейг.
— Сейчас не то место и не то время для состязания в эрудиции, — прервала его глава, что заодно можно было понять как мягкий упрёк в мой адрес. Какой-никакой, а всё же хранитель-Советник — часть рода, притом не самая малая, и не пресечь нападки на него Сарнеди не могла. — Хотя уверена, что если мой кузен хорошенько подготовится, то легко одержит верх над страдающим амнезией оппонентом.
Да, пресечь нападки — это обязательно, это важно и нужно. Но кто сказал, что нельзя вдогонку уже самой добавить хор-рошего такого пинка своему излишне ядовитому сородичу?
— Я слушала, я размышляла, я решила, — закончила глава Ассур ритуализованной формулой.
После чего во всеуслышание объявила своё решение.
— Мне надо перед тобой извиниться.
— За что?
— Ровно за то, за что ты едва ли когда-нибудь услышишь извинения от Сарнеди. Полагаю, она даже не поймёт, как это всё выглядит. Но я — что ж, я могу хотя бы постараться загладить часть своей вины…
— Я не понимаю вас, господин Сам-Знаю-Кто.
— Лучше на ты. Поверь, я сокращаю дистанцию сознательно и вовсе не с целью обидеть. Хотя тебе и верить не надо: ты сама прекрасно чувствуешь, с каким намерением я сейчас говорю. Так что да, раз уж я открыто высказал пожелание дружить, то не менее открыто заявляю: для меня дружба — это близость ума и духа, которая подразумевает общение равное, простое и без размежевания. Хотя… отчасти это тоже ведёт к умножению моей вины перед тобой.
— Я… не понимаю.
— Постараюсь объяснить. Это легко. Видишь ли, Лейта, мы направили твой путь за тебя. Даже не удосужились спросить, чего же ты хочешь. Я вот взял и перешёл на ты, хотя чувствую, как это неудобно и непривычно для тебя. Но при этом тебе привычно, что твоё мнение не принимают в расчёт, верно? А ведь ты — не просто и не только часть рода Ассур. Ты живой человек со своими чувствами и мыслями. Не вещь!
— Я…
— Подожди немного, пожалуйста. Дай мне закончить. А уж потом я постараюсь унять неуёмную болтливость свою и внимательно тебя выслушаю. С одним условием: именно тебя. Не госпожу Ассур, а женщину по имени Лейта. Так вот: я хочу и обязан извиниться перед тобой за пренебрежение твоими желаниями. Я пожелал — и пожелал эгоистично — сохранить дружбу с тобой. И госпожа Сарнеди просто-напросто подарила мне тебя. Вот так, словно солонку за столом передала: хочешь? Забирай! Как ходячее и говорящее хранилище знаний рода. Никто не спросил, хочется ли тебе возвращаться в Лес Чудес. Никто не спросил, хочется ли тебе увидеть своих потомков — хотя бы того внука, о котором ты как-то упомянула. Никто и ничего, как всегда. Но… для человека, столь ценящего свободу, я излишне вольно обошёлся со свободой чужой. С твоей. И за это хочу попросить прощения, а также пообещать, что в дальнейшем постараюсь не пренебрегать тобой так нагло. И вообще постараюсь не пренебрегать, потому что нет вернее способа убить дружбу. А вот теперь — я всё сказал. Пожалуйста, говори со мной.
— …
— Могу снова перейти на вы, если вам так удобнее.
— …да. Но нет.
— Да — удобнее и нет — не переходить?
— …
— Лейта? Что-то случилось?
Позади, от сиденья на парящей платформе, раздался смешок. А небольшой, довольно хаотичный шторм противоречивых эмоций вихрился там и раньше.
— Случилось? Да. Можно сказать и так. Я… только что я взошла на две ступени. И получила новую особенность. Как ты это сделал?
Я остановился, развернулся, подошёл ближе и убрал зеркальное забрало со своего лица — ну, с рожи противоестественной помеси Дэйви Джонса с иллитидом.
— Лейта, я — ничего не сделал. По лестнице развития каждый шагает сам. Это сделала ты.
Шторм усилился.
— Ещё одна ступень…
— Не удивлён. Твой потенциал должен был рано или поздно найти дорогу. Прорастая, тонкие стебли раскалывают камни.
Из-под ладоней, закрывающих её лицо, раздался ещё один смешок. Похожий на всхлип.
— А ты просто полил семечко, да?
— Наверно. Слушай, ты когда-нибудь летала?
— Что?
— Полёт. По воздуху. Я тут подумал: зачем нам долго и печально тащиться по земле, когда можно за пять минут долететь? То есть не за пять, но всяко быстрее, чем с этой платформой.
— Ты и так можешь… хотя чему я удивляюсь?
— Удивление полезно, от него растёт душа. Ну так что? Полетим или поползём?
— …не хочу ползать.
— Тогда — оп!
Протянув руки своего бронескафандра, я достал Лейту с сиденья, как морковку с грядки дёрнул, и поставил её рядышком. После чего обернулся и принялся кроить-творить, пользуясь «материалом» платформы как исходным сырьём для создания новой конструкции.
Изменить форму плотной иллюзии легче, чем делать что-то с нуля, а пользоваться уже заложенной энергией — быстрее, чем выкачивать её из моря маны.
Накативший прилив вдохновения отхлынул спустя всего минут десять, оставив после себя вполне оригинальную конструкцию. Этакую помесь безмоторного биплана со стрекозой, преимущественно прозрачную, с широким «стеклянным» кокпитом и тремя парами разгонных колец: по одной за крыльями слева и справа и последней за хвостовым оперением. Причём все кольца — поворотные. Пусть они куда менее тяговиты, чем реактивные двигатели; но ведь и масса аппарата станет вполне иллюзорной, если я захочу… и можно дополнительно облегчить всё, что нужно, простенькими чарами Падение Пера.
В общем, магия делает вертикальные взлёт и посадку естественным выбором аэронавта.
— Готово, залезай.
— А это точно полетит?
— Точно-точно. Я уже испытывал нечто похожее, но в одиночку.
Ага. Похожее. Кратно более простое. Впрочем… чары Падение Пера, да. Магия делает лишними не только ВПП, но и парашюты. Не удивительно, что я её люблю!
Ещё минута — и разгонные кольца зашелестели, приминая траву. А безымянный аппарат, словно отлитый из стекла и акрила, взмыл вверх так же невесомо, словно подхваченный ветром сухой лист — и начал понемногу набирать горизонтальную скорость, не забывая и о подъёме вверх.
— Летим?
— Летим. Нравится?
— …я ещё одну ступень получила.
— Самое забавное, что я тоже.
— Правда?
— Разумеется. Видимо, полёт с пассажиром достоин отдельной награды. Как и быстрая переделка готовых конструкций, и, может быть, что-то ещё. Например, завершение непростых переговоров
Или убеждение зажатого человека перестать сутулиться и расправить плечи. Даже если всей моей роли в этом, действительно, только семечко полить, а так-то у этого «семечка» интеллекта и, что важнее, гибкости — да чтоб мне хоть полстолько, я бы сразу ух!
Но это разом и смешно, и страшно. Если мои догадки верны, получается, что Лейта с её привычным прогибом под окружение просто не менее привычно, ещё и с прямой санкции главы рода прогнулась под меня — и разом хапнула столько равного, вне-иерархического общения, сколько раньше не видывала даже в мечтах. Да и видела ли вообще? Знала ли, что, оказывается,