[166] ради чего и было по человеколюбию Отца принято это заклание. Собственной кровью Он откупает нас у того, кто купил нас, преданных ему за грехи. И отведший этого Агнца к закланию был вочеловечившийся Бог, великий первосвященник,[167] что очевидно из речения: «Никто не отнимает душу Мою у Меня, но Я Сам кладу ее. Власть имею положить и власть имею вновь принять ее» (Ин. 10, 18).
6.54. Сродни этой жертве и остальные, символом которых являются жертвы по закону. И эти сродные жертвы есть, как мне представляется, жертвы, при которых проливается кровь благородных мучеников, не без основания увиденных Иоанном-учеником стоящими у небесного жертвенника.[168] Однако «Какой мудрец уразумеет это? Или какой разумник познает?» (Ос. 14, 10). И для несколько, как бы более умозрительного, восприятия слова об этих жертвах, очищающих тех, ради кого они приносятся, должно обдумать слова сожженной дочери Иеффая, победившего сынов Аммона вследствие некоего обета,[169] который она одобрила и на слова отца: «Отверз я о тебе уста мои пред Господом» – ответила: «Если отверз обо мне уста свои пред Господом, то сверши свой обет» (Суд. 11, 35–36). Итак, тем самым Богу приписывается великая жестокость, ибо ради спасения людей Ему свершаются такие жертвы. Однако мы нуждаемся в более зрелом образе мыслей, нацеленном на опровержение слов, направленных против Провидения, чтобы таким образом оправдаться перед всем неизреченным сущим и, одновременно, защитить человеческую природу, ибо: «Велики и трудноизъяснимы суды Бога, почему и блуждают невежественные души» (Прем. Солом. 17, 1). И о других народах есть свидетельство, что когда их поражали заразные болезни, многие предавали самих себя в жертву ради общины.[170] А что таковое имело место, принимает верный Климент, который не без основания доверяет подобным историям и о котором Павел свидетельствует: «Вместе с Климентом и остальными моими содеятелями, имена которых – в книге жизни» (Флп. 4, 3). Но для того, кто желает говорить против таинств, скрытых от многих, подобная невразумительность имеет место и в отношении добавленного о мучениках: ведь Бог поощряет нас еще больше принимать всяческие тягостные оскорбления в исповедание Его божественности, нежели в течение краткого времени избегнуть названных зол, выразив словом согласие с волей врагов истины. До́лжно, конечно же, полагать, что со смертью святых свидетелей приходит конец и силам злодеев, поскольку стойкость первых, их исповедание вплоть до смерти и усердие в благочестии ослабляют горечь козней, направленных против страдающего, так что, ослабляясь и притупляясь, эти силы оставляют многих других, уже одолеваемых ими, но теперь освобождающихся от тягости, которую дурные силы, налегая, накладывали на них и которой вредили им. Однако, если даже худшее, не ослабевая, действует на других, все же претерпевшие, пожалуй, уже не причастны страданию, ибо принесший такую жертву победил противоположную силу. В отношении предлагаемого я отчасти воспользовался бы таким примером: уничтожающий ядовитое, или усыпляющий его посредством заклятия, или опустошающий его от яда благодетельствует многим из числа тех, кто позднее в чем-либо последует за ним, если только он сам не был убит, или усыплен, или опустошен ядом. Но даже в том случае, если кому-нибудь из терзаемых стало бы ясно, что вслед за мукой идет избавление от тягости – когда он всмотрится в умершего от мучителя или, так сказать, войдет в состояние мертвого, или прикоснется к погибшему, или частично испытает это, – то тот, кто прежде страдал, получил бы исцеление и благодеяние со стороны устранившего вредительство. Должно полагать, что нечто таковое происходит со смертью благочестивейших мучеников, ибо вследствие некой невыразимой силы многие получают помощь от их смерти.
6.55. Ради того, чтобы увидеть нечто исключительное в том, что Он как овца веден был на заклание и как агнец пред лицом стригущего безгласен, мы обратились к слову о мучениках и к изложению в пользу тех, кто умер вследствие мучительных состояний. Ведь если не без основания говорили это греки, а также если хорошо сказано о мучениках, что они есть сор мира, и апостолы из-за этого же названы «отбросами среди всех» (1 Кор. 4, 13), то что должно думать и сколь великим признавать Агнца Бога, для того принесшего Себя в жертву, чтобы взять на Себя грех, причем не некоторых, но всего мира, ради чего Он и страдал? Ибо «если кто согрешит, то мы имеем заступника пред Отцом, Иисуса Христа, праведника, и Он есть умилостивительная жертва за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1 Ин. 2, 1), поскольку «Он есть Спаситель всех людей, а особенно верующих» (1 Тим. 4, 10); и Он Своей кровью «стер долговую запись о нас» и уничтожил ее, дабы не обнаружилось даже следов вычеркнутых грехов, и «пригвоздил ее к кресту» (Кол. 2, 14); Он же, «сняв с Себя земную оболочку, изобличил в открытую начальства и власти, восторжествовав» (Кол. 2, 15) на кресте. А мы, теснимые, учимся дерзать в этом мире, видя причину дерзновения в том, что мир побежден и, очевидно, подчинен победившему его.[171] И все народы, освобожденные от прежних властителей, служат Ему, потому что через Свои страдания Он «защитил слабого от сильного, и защитил бедного, у которого не было защитника» (Пс. 71, 12). И этот же Спаситель, через Свое уничижение уничиживший угнетателя,[172] пребывает мыслимым солнцем пред наисветлейшей церковью, образно называемой «луной», и пребывает во веки веков. Уничтожив же Своими страданиями врагов, Он, Господь сильный и мощный в брани, нуждается в очищении, но только от Отца, Который может дать Ему таковое в силу Его благородных деяний. Поэтому Он не разрешает Марии прикоснуться к Себе, говоря: «Не касайся Меня, ибо Я еще не взошел к Отцу, но иди и скажи братьям Моим: „Иду к Отцу Моему и вашему, Богу Моему и вашему“» (Ин. 20, 17).
6.56. Когда же Он, победоносный и несущий трофеи, отправляется, восстав из мертвых в теле (ибо как иначе должно понимать слова «еще не взошел к Отцу Моему» и «иду к Отцу Моему»), тогда некие силы говорят: «Кто Он, идущий из Едома в одеждах красных из Восора, столь величественный?» (Ис. 63, 1), а те, кто сопровождают Его, обращаются к стоящим у врат небесных: «Властители, поднимите врата ваши, и вы, врата вечные, поднимитесь, и да войдет царь славы» (Пс. 23, 7). Кроме того, они, увидев Его, если можно так сказать, с окровавленной десницей и целиком исполненным славными деяниями, спрашивают: «Отчего же платье Твое красно, и одежда Твоя, как у топтавшего полный чан?», на что Он отвечает: «Я раздавил их» (Ис. 63, 2–3). Поэтому истинно, что Он нуждается в омовении «в вине платья Своего и в крови винограда одеяний Своих» (Быт. 49, 11). Забрав наши немощи и приняв наши болезни,[173] взяв на Себя грех всего мира и стольких облагодетельствовав, Он, пожалуй, принял крещение большее любого, когда-либо мыслимого у людей, и, на мой взгляд, именно о Нем было сказано: «Крещением должно Мне креститься, и как томлюсь Я, покуда оно свершится!» (Лк. 12, 50). И, дабы, неся столь смелую речь, я выстоял пред мнениями большинства, пусть скажут нам они, считающие Его мученичество величайшим крещением,[174] более которого нельзя помыслить, почему же тогда вслед за ним Он говорит Марии: «Не касайся Меня»? Ведь скорее до́лжно было позволить коснуться Себя, когда бы и в самом деле Он получил совершенное крещение через таинство страдания.
6.57. Но поскольку, как мы уже сказали, сотворив благородные деяния против врагов, Он нуждался в омовении «в вине платья Своего и в крови винограда одеяний Своих», то взошел к Отцу, возделывателю истинной лозы,[175] чтобы, омывшись по восхождении на высоту и пленив плен,[176] вновь сойти, неся разнообразные дары – различные языки для апостолов, подобные огню,[177] – а также чтобы во всяком деле им сопутствовали святые ангелы, охраняющие их. Ведь до этих домостроительств они, еще не будучи очищенными, не вмещали присутствия у себя ангелов, да и те, пожалуй, еще не стремились к ним, не подготовленным и не очищенным пребыванием Иисуса. И это было единственно человеколюбием Иисуса – есть и пить вместе с грешниками и мытарями, предоставить Свои ноги слезам раскаявшихся грешников, умереть ради нечестивых[178] и, не считая хищением быть равным Богу, уничижить Себя, приняв образ раба.[179] Свершив все это, Он преимущественно осуществил желание Отца, предавшего Его ради нечестивых,[180] нежели Свое желание, ибо Отец благ, Спаситель же – образ этой благости.[181] Благодетельствуя всему миру (после того как Бог в Христе примирил с Собой мир, до того бывший враждебным из-за зла), Он одаряет благодетельствуемых надлежащим образом и по порядку, так как не сразу получает всех врагов в подножие ног Своих, ведь говорит Отец Господу нашему: «Сядь справа от Меня, доколе не дам врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Пс. 109, 1). И так продолжается, покуда последний враг, смерть, не будет уничтожена Им. И если мы подумаем о подчиненности Самого Помазанника, которая особенно явствует из речения: «Когда же все подчинится Ему, тогда Сам Сын подчинится Тому, Кто подчинил Ему все» (1 Кор. 15, 28), то достойно благости Бога всего помыслим Агнца Бога, берущего на Себя грех мира.