Дрозды и другие мелкие птицы совершают свои перелеты против течения ветров, так как летают подскоками, то есть совершают большой перелет под ветром, опускаясь наклонным движением к земле, с крыльями, наполовину свернутыми, а затем раскрывают их и принимают ими ветер при отраженном движении, и так поднимаются ввысь, а затем опускаются подобным же образом.
О летании насекомых и летучих мышей
Стрекоза летает на четырех крыльях, и когда передние поднимаются, задние опускаются. Однако нужно, чтобы та и другая пара в отдельности была способна поддерживать всю тяжесть.
Бабочка и многие другие насекомые летают на четырех крыльях, причем задние крылья меньше передних и передние частично прикрывают задние. Все подобные существа могут подниматься вверх вертикальным движением, ибо, когда такие крылья поднимаются, они пропускают воздух, поскольку передние крылья поднимаются гораздо выше, чем задние, и так продолжается почти до полного исчерпания импульса, гонящего насекомое ввысь.
Муха, держась в воздухе на своих крыльях, ударяет этими крыльями с большой скоростью и шумом, выводя их из горизонтального положения и поднимая их вверх на длину этого крыла; и, поднимая, ставит крыло вперед, под наклоном так, что оно ударяется о воздух почти ребром; а при опускании крыла ударяет воздух плашмя.
Полет летучих мышей требует по необходимости перепончатых крыльев, со сплошными перепонками, ибо ночные животные обладают, чтобы спасаться от преследований, движениями очень запутанными, состоящими из разнообразных изворотов и гибких извивов, а потому летучей мыши нужно хватать добычу иногда переворачиваясь, иногда по наклону и другими разнообразными способами, что она не могла бы сделать, не разбившись, на крыльях со сквозными перьями.
О летательных аппаратах
Птица – действующий по математическому закону инструмент, сделать который в человеческой власти со всеми его движениями, но не со столькими же возможностями; но имеет она преимущество только в отношении возможности поддерживать равновесие. Поэтому мы скажем, что построенному человеком инструменту не хватает лишь души птицы, которая в данном случае должна быть заменена душою человека.
Ты скажешь, что сухожилия и мускулы птицы несравненно большей силы, чем сухожилия и мускулы человека, ссылаясь на то, что все мясо стольких мускулов и мякоть груди созданы, чтобы служить на пользу крыльев и увеличивать их движения, что цельная кость в груди сообщает величайшую силу птице, а крылья целиком сотканы из толстых сухожилий и других крепчайших связок, хрящей и крепчайшей кожи с разными мускулами. Ответ на это гласит, что такая сила должна давать возможность не только поддерживать крылья, но удваивать и утраивать движение по произволу, убегая от своего преследователя или преследуя свою добычу. Ведь в таких случаях птице приходится удваивать и утраивать свою силу и, кроме того, нести в своих лапах по воздуху груз, равный ее собственному весу. Это видно на примере сокола, несущего утку, и орла, несущего зайца. Он прекрасно показывает, для чего такой избыток силы нужен. Но, чтобы держаться самому и балансировать на своих крыльях, подставлять их течению ветров и поворачивать руль соответственно их пути, птице нужна небольшая сила, – достаточно малого движения крыльев, и движения тем более медленного, чем птица больше.
У человека тоже запас силы в ногах больший, чем нужно по его весу. И чтобы убедиться в этом, поставь человека на ноги на берег, а потом замечай, на сколько отпечаток его ног уходит вглубь. Затем поставь ему другого человека на спину, и увидишь, на сколько глубже уйдет он. Затем сними человека со спины и заставь подпрыгнуть вверх насколько можно, ты найдешь, что отпечаток его ног более углубился при прыжке, нежели с человеком на спине. Следовательно, здесь в два приема доказано, что у человека силы вдвое больше, чем требуется для поддержания его самого.
Произведешь анатомирование крыльев птицы, вместе с мускулами груди, движущими эти крылья.
И равным образом произведешь анатомирование человека, чтобы показать имеющуюся у него возможность держаться по желанию в воздухе при помощи взмахов крыльями.
Анатомируй летучую мышь, и этого держись, и на основании этого построй [летательный] прибор.
Помни, что твоя птица должна подражать не иному чему, как летучей мыши, на том основании, что ее перепонки образуют арматуру или, вернее, связь между арматурами, то есть главными частями крыльев.
Человек в летательном приборе должен сохранять свободу движений от пояса и выше, дабы иметь возможность балансировать наподобие того, как он делает это в лодке, так, чтобы центр тяжести его и машины мог балансировать и перемещаться там, где это нужно, при изменении центра его сопротивления.
О горении и пламени
Там, где не живет пламя, не живет ни одно животное, которое дышит.
О жаре и цвете огня не существует науки, ни о его природе, ни о цвете стекол и других вещей, которые в нем зарождаются, а только о его движениях и других акциденциях – о том, как прибавлять и убавлять его силу и менять цвета его пламени столькими различными способами, сколько существует разнообразных материй, его питающих и в нем распускающихся. И огонь сам по себе непосредственно способен умножаться до бесконечности, если бы только возможно было до бесконечности увеличивать количество пороха в бомбарде.
О свете и зрении
Глаз, называемый окном души, есть главный путь, благодаря которому общее чувство может в наибольшем богатстве и великолепии созерцать бесконечные произведения природы. А ухо – второй путь; оно становится благородным посредством повествования о вещах, видимых глазом.
О природе зрения. Я утверждаю, что зрение осуществляется у всех животных посредством света. И если кто-нибудь против этого возразит, сославшись на зрение ночных животных, я скажу, что и оно точно так же подчинено тем же естественным законам. Ведь нетрудно понять, что органы чувств, получая подобия вещей, не посылают вовне никаких сил, а, наоборот, посредством воздуха, находящегося между предметом и органом чувств, воспринимают в себя образы вещей, и благодаря соприкосновению с органом чувств воздух передает их этому органу.
О перспективе
Перспектива есть доказательное рассуждение, посредством которого опыт подтверждает, что все вещи посылают свои подобия глазу по пирамидальным линиям.
Под пирамидальными линиями я понимаю такие, которые начинаются от краев поверхности тел и, сходясь с известного расстояния, встречаются в одной-единственной точке. Эта точка, как я покажу, находится в данном случае в глазу, универсальном судье всех тел. Точкой я называю то, что не может быть разделено ни на какую часть. Следовательно, если эта находящаяся в глазу точка неделима, то глазу будет видимо только такое тело, которое больше этой точки.
Перспектива есть не что иное, как ви́дение места чрез плоское и вполне прозрачное стекло, на поверхности которого должны быть изображены все вещи, находящиеся за этим стеклом.
Простая перспектива – это та, которая строится при помощи искусства на поверхности, одинаково отстоящей от глаза во всех своих частях. Перспектива сложная – та, которая строится на поверхности, ни одна часть которой не отстоит на одинаковое расстояние от глаза.
О перспективе естественной в сочетании с перспективой случайной. Это доказательство проводит различие между перспективой естественной и случайной. Но прежде чем пойти дальше, я определю, что такое перспектива естественная и что такое перспектива случайная. Перспектива естественная утверждает: из предметов равной величины более удаленный кажется меньшим, и наоборот, более близкий кажется бо́льшим, причем пропорция уменьшений такова же, какова и пропорция расстояний. Наоборот, перспектива случайная полагает предметы неравными на разных расстояниях, помещая меньший ближе к глазу, нежели больший, – на таком расстоянии, что этот больший кажется меньшим, чем все прочие. Причиной тому является стена, на которой такое изображение помещено, ибо расстояние этой стены от глаза не одинаково в каждой части ее длины.
Маленькая вещь вблизи и большая издали, будучи видимы под одинаковыми углами, покажутся одинаковой величины.
Вещи, близко расположенные к глазу, будут казаться крупнее, чем отдаленные.
Вещи, видимые двумя глазами, будут казаться более округлыми, нежели те, которые видимы одним глазом.
Вещи, видимые между светом и тенью, будут казаться более рельефными.
О свете и тенях
Тень есть отсутствие света. Я полагаю, что необходимость теней для перспективы – величайшая, ибо без них непрозрачные и плотные тела плохо постигаются; плохо постигается и то, что заключено в их границах, и самые их очертания, если они не кончаются на фоне, имеющем цвет, отличный от цвета самого тела. Вот почему я предполагаю в первом положении о тенях сказать, каким образом всякое непрозрачное тело окружено тенями и покрыто ими на своей поверхности, а также о свете – и на этом я строю первую книгу. Кроме того, эти тени сами по себе имеют разнообразные качества темноты, ибо в них отсутствует разное количество светлых лучей; такие тени я называю первичными, ибо это первые тени, которые облекают тела и с ними соединены; об этом я построю вторую книгу. От первичных теней образуются теневые лучи, распространяющиеся в воздухе; качество этих лучей так же разнообразно, как и разнообразие первичных теней, от которых они происходят; поэтому я называю эти тени производными, ибо они рождаются от других теней; и об этом я напишу третью книгу. Кроме того, эти производные тени при своем падении производят столько же разных эффектов, сколько существует различных мест, на которые они падают; это я напишу в четвертой книге. И так как падение производной тени всегда сопровождается падением световых лучей, то посредством отражения назад к своей причине свет попадает на первичную тень, смешиваясь с нею и превращаясь в нее и до некоторой степени изменяя ее природу; и на этом я построю пятую книгу. Кроме того, я напишу шестую книгу, в которой будет рассказано о разнообразных и многочисленных видоизменениях отраженных лучей, меняющих первичную тень посредством стольких же разнообразных цветов, сколько существует разнообразных мест, откуда берут начало эти отраженные лучи. Наконец, я напишу седьмой раздел – о разнообразии расстояний между местом, куда отраженный луч падает, и местом, где он возникает; о том, сколь разнообразны подобия цветов, которые этот луч накладывает на непрозрачное тело при своем падении.