- Ну, мне пора...
В глазах у матери усталость и боль.
В глазах Валентины и Юрасика гордость за сильного, обтянутого в кожу отца.
Валентина:
- Андрей...
Срубов оборачивается. В глазах вопрос.
Валентина робко-настойчиво:
-...Ты бы принес мандаринов ребенку. Говорят: в Губком партии завезли...
Срубов:
- Не положено. Мы свое в прошлом месяце по пайку получили.
Сцена 10.Улицы города. Натура. День. Зима.
Срубов едет в легковом автомобиле. Напряжен. Вынул из кармана письмо. Развернул, стал перечитывать.
Закадровый голос отца:
- Андрей, представь, что ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью осчастливить людей, дать им мир и покой, но для этого необходимо замучить всего только одно крохотное созданьице и на слезах его основать это здание...
Сцена 11.Кабинет Пепела. Павильон. День. Зима.
За столом в кабинете Ян Пепел, член коллегии Губчека, как в мастерской за станком. Пишет безграмотно, но быстро. Стружками летит бумага с его стола на стол машинистки. Звонит телефон. Пепел берет трубку быстро:
- Губчека.
Одно ухо слушает, а другое контролирует стук машинки. Перебой. Остановка.
У машинистки красивое лицо принимает затравленное выражение. Голова в плечи.
Пепел ей кричит:
- Ну, пошла, пошла, машина! - и в телефон уже кричит, - Карашо, оформить письменно. Только факты. Никаких филозофий.
Сцена 12. Улица перед Губчека. Натура. День. Зима.
Автомобиль Срубова подъезжает к воротам Губчека. Срубов легко выпрыгивает из автомобиля и четким пружинящим шагом, кивнув часовому, идет к крыльцу. Резко открывает дверь, входит.
Сцена 13.Коридор Губчека. Павильон или интерьер. День. Зима.
Конвоир провожает Новодомскую по коридору. Впереди комендант Седов. Иванов сзади, чуть справа.
Сцена 14.Лестница Губчека. Интерьер. День. Зима.
Срубов поднимается по лестнице. Мимо часовых на каждой площадке. Уверенно стучат сапоги по голому мрамору из которого торчат только кольца для ковровой дорожки, которой давно уже нет.
Закадровый голос отца преследует его:
- Согласился бы ты стать архитектором такого строя? Я, твой отец, отвечаю - нет, никогда! А ты?.. Ты думаешь на миллионах замученных, расстрелянных, уничтоженных воздвигнуть здание человеческого счастья... Ошибаешься... Откажется будущее человечество от “счастья”, на крови людей созданного...
Сцена 15. Кабинет Пепела. Павильон. День. Зима.
Пепел посетителя глазами схватил, как клещами, в кресло усадил - как в тиски сжал. И пошел вопросами, как молоточками:
- Соввласть сочувствуете?
Посетитель мнется:
- Конечно. - и теребит ворот драного овчинного полушубка, хотя по его лицу с интеллектом, было видно, что он не привык к такого рода одежде, но в ЧК все ходили в рванье.
Пепел, откинувшись на спинку стула:
- Карашо!
Посетитель мямлит:
- Тут, наверное, ошибка. Я благонадежный и лояльный гражданин...
Пепел обрывает:
- Что? Благонадежность? Карашо. Но будем логичны до конца...
И Пепел написал на бумаге, то, что не хотел говорить при машинистке.
Записка крупным планом (деталь):
КТО СОЧУВСТВУЕТ СОВВЛАСТЬ
ТОТ ДОЛЖЕН ЕЁ ПОМОГАТЬ ДАВАТЬ.
БУДЕТЕ У НАС СЕКРЕТНЫЙ ОСВЕДОМИТЕЛЬ?
Посетитель оглушен, бормочет:
- Я, я не справлюсь... недостоин такой чести...
Но Пепел его уже заносит в список. Сует ему напечатанный на машинке лист:
- Согласны? Карашо. Это инструкция, прочтите...
Посетитель сопит, читает.
Пепел сделал паузу и добавил:
- Дадим благонадежность.
Сцена 16. Коридор Губчека. День. Зима.
Срубов открывает дверь своего кабинета, заходит и неторопливо закрывает дверь за собой...
Сцена 17.Камера в подвале. Павильон. День. Зима.
...металлическая дверь с лязгом захлопывается. Новодомская стоит у дверей с пустыми руками. Глаза в полумраке.
Арестованные зашевелились. Взгляды на нее. Тускло светит лампочка под серым потолком.
Сцена 18.Коридор Губчека. День. Зима.
Снуют сотрудники с портфелями. Барышни с бумагами, красивые и не очень, хорошо и плохо одетые. Стоят чекисты - курят. Часовые.
Иванов возвращается к своему кабинету. Открывает дверь, заходит.
Табличка на двери:
Дежурный следователь
Сцена 19. Кабинет Срубова. Павильон. День. Зима.
На столе Срубова серой горкой пакеты. Вытаскивает наугад. Вскрывает конверт...
Без стука появляется Ванька Мудыня. Подошел к столу. Уперся в него красными кулаками вытянутых рук. Глаза красные:
- Седни будем?
Срубов отложил конверт. Поднял на Мудыню глаза и, после паузы, во время которой...
... Мудыню забила мелкая дрожь...
... ответил спокойно:
- Будем.
Мудыня просветлел, как будто бы с тяжелого похмелья его Срубов остограмил:
- Ладушки...
И в глазах блеск.
Срубов:
- Ты б, Мудыня, шел. У меня работы много.
И опять взял конверт. Вынул из него акварельный рисунок на хорошей слоновой бумаге.
Крупный план: На листке нарисован холм, крест и надпись:
Смерть кровопийцам - чекистам!
Срубов вслух:
- Ну-ну...
И бросил рисунок в корзину.
Мудыня обернулся вопросительно у двери:
- Товарищ Срубов?
Срубов замахал на него рукой:
- Не до тебя, Ванька. Иди...
Сцена 20. Коридор ГубЧК. Интерьер. День. Зима.
Мудыня выходит в коридор. Аккуратно закрывает за собой дверь.
На двери табличка:
ПредседательГубЧК
Сцена 21.Фойе клуба ГубЧК. Интерьер. День. Зима.
Ванда Клембовская, переводчица ГубЧК, играет на фортепиано “Прелюд” Рахманинова.
Красноармейцы батальона ВЧК режутся в шашки, лузгая семечки прямо на пол.
1-й красноармеец:
- Вечно эта Клембовская что-то непонятное играет...
2-й красноармеец:
- На то у них и воспитание буржуйское. Языки знает - за то и держат. Атобы давно уже...
И провел большим пальцем по горлу.
Сцена 22. Зал клуба ГубЧК. Интерьер. День. Зима.
В зале заседание комячейки. Докладывает Пепел:
- Инструкция - есть никакой фолозофий. Инструкция - есть прикас. Чрезвычайная комиссия - есть орган борьбы и в острые моменты Революция имеет право накладывать, при необходимость пресечения или прекратить незаконных действий, наказание в административном порядке, но не судом, как то: штрафы, высылки, расстрелы и тому подобный...
Члены комячейки ГубЧК аккуратно напряжены, как гончие перед гоном зайца.
Сцена 23. Улица перед ГубЧК. Натура. Ночь. Зима.
Идет редкий народ. Месит ногами грязный снег, торопясь побыстрее скрыться с этого жуткого места, в относительную безопасность жилищ.
Сцена 24. Двор ГубЧК. Натура. Ночь. Зима.
На дворе затопали стальные ноги грузовиков. По всему каменному дому дрожь.
Сцена 25. Улица перед ГубЧК. Натура. Ночь. Зима.
От шума моторов вздрогнула старушка, остановившись, втянула голову в плечи.
Санки сзади ударили её по ногам.
Воровато оглянувшись на чугунные ворота ЧК, она быстро дробно и мелко перекрестившись на ближайший церковный купол, запричитала:
- Прости нас, Господи, и помилуй нас грешных, ибо не ведаем, что творим.
Сцена 26. Кабинет Срубова. Павильон. Ночь. Зима.
На третьем этаже, у Срубова, звякнули медные крышечки мраморного чернильного прибора.
Срубов побледнел.
Члены коллегии и следователь торопливо закурили.
Сцена 27.Камера в подвале. Павильон. Ночь. Зима.
В подвале отец Василий поднял над головой нагрудный крест:
- Братия и сестры, помолимся в последний час.
Темно-зеленая ряса, живот, расплывшийся к низу, череп лысый, круглый - просвирка заплесневелая. Стал в угол, крестом осеняя камеру.
С нар, шурша, сползали черные тени.
К полу припадали со стоном.
В углу, за спинами, прапорщик Скачков с жаром шептал в ухо поручику Снежицкому:
- Не могу я сам себя порешить. Тебе легко - ты атеист. Но и под комиссарскую пулю - много чести красножопым. -
Шептал, а сам, не глядя, подтяжки с себя срывал, сыпал пуговицами с пояса.
- Задуши меня, будь братом. А тебе - вот.
И протянул ему осколок бутылочного стекла, тускло блестящего бурой зеленью.
Отец Василий:
- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа...
Сцена 28. Двор ГубЧК. Натура. Ночь. Зима.
А автомобили стучали в темном дворе моторами.
Сцена 29. Камера в подвале. Павильон. Ночь. Зима.
Жирной волосатой змеей выгнулась из широкого рукава рука с крестом.
Поднимались с пола бледные люди.
Мертвые, тухнущие глаза лезли из орбит.
Отчетливо крест в полумраке камеры не виден, а только серебряная полоска.
Последним, из-за голов, вообще мерещится зловещая сверкающая звезда.
Остальные - пустоту черную.
У отца Василия язык прилип к нёбу, к губам. Губы лиловые, холодные:
-... паки Господу помолимся-я-я...
На серых стенах холодный пот.
В углу бежевые кружева мерзлоты.
Листьями опавшими шелестели по потолку слова молитв. Метались люди. Они тоже были в холодном поту, как стены, но дрожали.
А стены неподвижны - в них нерушимая твердость камня.
В углу, за спинами, атеистов, не принимавших участия в молитве, синея, хрипел прапорщик Скачков. Короткой петлей из подтяжек его душил Смирницкий. Офицер торопился, боялся - не заметили бы. Повертывался к двери широкой спиной. Голову Скачкова зажимал между колен и тянул.
Скачков хрипел.
Сцена 30. Кабинет Срубова. Павильон. Ночь. Зима.
На коменданте красная гусарская фуражка, красные галифе, темно-синяя гимнастерка, коричневая английская портупея через плечо, кривой маузер из-за пояса без кобуры. У него бритое румяное лицо куклы из окна парикмахерской. Вошел в кабинет бесшумно. В дверях вытянулся, застыл.