Разбудили его топот сапог и громкие голоса в коридоре. На часах было шесть пятьдесят: десять минут назад в группе прошел подъем. Петр, прихватив полотенце, прошлепал в умывальник, там уже никого не было. Умывшись и гладко выбрившись, он возвратился в комнату, переоделся и спустился на первый этаж. Запахи кухни подсказали ему, где столовая. В ней в основном находились немцы, а также Самутин и двое русских инструкторов.
«Ничего себе, солидная компашка», — поставил это себе в плюс Петр и, кивнув Самутину, подсел к нему за столик. Жаренная на сале яичница, бутерброд с маслом, традиционная чашка кофе и сама атмосфера в столовой, где прислуживали официанты, не шли ни в какое сравнение с тем, что было в Славянске. «Тебя повысили в ранге», — сделал вывод Петр и в душе приготовился к встрече с самим Гопф-Гойером.
— Пойдем ко мне, — скрипучий голос Самутина опустил его с небес на землю.
Они поднялись на второй этаж и зашли в кабинет, заставленный сейфами. Печати на замках и забранное решеткой окно говорили о том, что у Самутина хранилось немало секретов группы.
«Эх, только бы одним глазком взглянуть, что у тебя там, Кощей фашистский», — промелькнула шальная мысль у Петра.
— Да-a, большевики многое бы отдали за то, что лежит в моих сейфах, — будто угадал Самутин.
— Зачем же дело? Попробуй!
— Че-го-о?
— Сам же сказал.
— Ты мне тут зубы поскаль, быстро вышибу! За работу! — прикрикнул Самутин и, вытащив из стола стопку листов бумаги и карандаш, приказал: — Садись и пиши от «а» до «я» — как линию фронта перешел, как легализовался, через кого и как добывал информацию. Понял?
— Чего тут непонятного. Но, может, сначала рассказать, а потом писать? — предложил Петр.
— Тоже мне Пушкин нашелся. Некогда мне сказки слушать! Пиши, а там видно будет.
— Мне-то что, как скажешь, — не стал упрямиться Петр, уселся на табурет и принялся стаскивать сапоги.
— Ты чего? Кончай борзеть, здесь не баня! — возмутился Самутин.
— А не мешало бы, да с березовым веником, — хмыкнул Петр и спросил:
— Ножичек найдется?
— Че-го-о?
— Да не бойся, резать не стану.
— Поговори еще! — пригрозил Самутин, но все же достал из ящика стола нож.
Петр сноровисто отделил подошвы от голенищ, и на пол вывалились схема расположения частей 6-й армии, таблицы со сводными данными по численности войск и вооружений.
— Хитер, чертяка, — заметил Самутин.
— Жить-то хочется, — в тон ему ответил Петр.
— Она одна, второй не купишь, — согласился Самутин и, разложив перед собой документы, поторопил: — Все, заканчивай со своими фокусами и пиши отчет!
Петр взял из стопки лист бумаги и принялся излагать то, что не раз проговаривалось с Рязанцевым и Ильиным. Написание отчета заняло больше часа. Затем столько же Самутин изводил его вопросами. После них Петру пришлось заново все переписывать.
Время подошло к обеду. Они спустились в столовую и там столкнулись с оберлейтенантом Райхдихтом. На его каменной физиономии широкой трещиной прорезалась улыбка. Он шагнул навстречу и, потрепав Петра по плечу, заявил:
— Поздравляю с хорошим началом!
— Рад стараться, господин оберлейтенант! — воскликнул Петр, демонстрируя всем своим видом готовность к новому заданию.
— Серьезная фактура, шеф будет доволен, — не упустил возможности вставить свое слово Самутин.
— Отлично! Обсудим это позже, — сказал Райхдихт и направился к офицерским столикам.
Петр с Самутиным расположились в конце зала, в той его части, где питались русские инструкторы. Обед не отличался большим разнообразием, но был приготовлен отменно: наваристый борщ, в который повар не поскупился плеснуть сметаны, и котлета по-киевски говорили о том, что гитлеровцам пришлась по вкусу украинская кухня.
Петр ел неторопливо и, пользуясь случаем, прислушивался к разговорам за соседними столиками, но так и не узнал ничего полезного. Гопф-Гойер держал подчиненных в ежовых рукавицах, и они языки не распускали, где попало.
После обеда Самутин, забрав с собой отчет, схему расположения частей 6-й армии, таблицы со сводными данными о численности войск и вооружений, отправился на доклад.
Петр, предоставленный самому себе, возвратился в комнату и, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, высыпал из коробков спички на стол и принялся складывать фигурки животных. За этим занятием его застал Самутин. Горящий взгляд и пылающие румянцем щеки свидетельствовали, что доклад у Гопф-Гойера не был рутинным.
— Бегом! Шеф вызывает, — выпалил он с порога.
— Что он? Как отчет? Прошел? — засыпал его вопросами Петр.
— Во! — Самутин показал большой палец.
— Правда? Точно?
— Точнее быть не может. Шеф доволен.
— Ух ты, значит не зря мучился, — с облегчением вздохнул Петр.
— Я тоже. С твоим большевистским прошлым не так-то просто было уломать шефа, — не преминул подчеркнуть свою роль Самутин.
— С меня причитается, Петр Алексеевич.
— Да ладно, с этим потом, — махнул тот рукой. — Живее, нас ждут!
Петр, надев ремень, на ходу причесался и бросился вдогонку за Самутиным. В приемной они не задержались — сразу прошли в кабинет Гопф-Гойера.
Помимо Гопф-Гойера там находились Райхдихти незнакомый Петру оберлейтенант, как выяснилось потом, — Мартин Рудель, специалист по диверсиям и терактам.
Самутин подтолкнул Петра вперед, а сам отступил в сторону. Две пары внимательных глаз — Райхдихта и Гопф-Гойера — впились в удачливого агента. Рудель же никак не проявил своих чувств. Он работал с советской агентурой еще с довоенных времен, поэтому скептически оценивал ее разведывательные возможности. Он больше полагался на белогвардейцев и украинских националистов — у них был свой, особый счет к большевикам.
Петр шагнул на средину кабинета и отчеканил:
— Господин подполковник, агент Петренко прибыл с задания!
— Хорошая работа, — похвалил тот и кивнул на свободное кресло.
Петр присел и, поедая преданными глазами Гопф-Гойера, с напряжением ждал, что последует дальше.
А тот, пошелестев страницами отчета, проявил профессиональную хватку — уцепился за ключевое звено: офицеров штаба 6-й армии Борисова и Кузьмина, на которых Петр ссылался как на основные источники информации, и поинтересовался:
— Господин Петренко, при каких обстоятельствах вы познакомились с Борисовым и Кузьминым? Что вас связывало в дальнейшем?
Петр пожал плечами и простодушно ответил:
— Да, собственно, все как-то само собой вышло. Сначала был вариант на троих…
— Не понял, поясните, — перебил его Гопф-Гойер.
— Вместе посидели. Я угощал — оба оказались не дураки выпить, тем более за чужой счет, а потом пошло-поехало. Борисов остался должен мне где-то полторы тысячи, Кузьмин — чуть поменьше.
— Деньги, что ж, неплохая основа для будущей вербовки, — констатировал Гопф-Гойер.
— Можно вопрос, Генрих? — оживился Рудель.
— Конечно, Мартин.
Петр напрягся под пристальным взглядом оберлейтенанта, интуитивно почувствовав исходящую от него опасность. И не ошибся. Рудель не испытывал тех восторгов, что переполняли Самутина, и, сохраняя надменный тон, спросил:
— Господин Петренко, не могла ли ваша щедрость вызвать подозрений у Борисова и Кузьмина?
— И привлечь внимание контрразведки? — присоединился к нему Райхдихт.
— Полагаю, нет. В противном случае я бы здесь не сидел, — решительно заявил Петр.
Ответ, похоже, не удовлетворил Руделя; последовал следующий вопрос:
— На чем основана такая ваша уверенность?
— На хорошей легенде: офицер службы тыла, занимающийся заготовками, — лучше не придумать. Это позволяло свободно передвигаться по прифронтовой полосе, легко знакомиться, а лишняя копейка в кармане развязывала язык даже немому. У нас, извините, у них в России, на халяву выпить и пожрать любят и сапожник, и начальник, — и, повернувшись к Самутину, Петр не преминул отметить того. — Особо я благодарен Петру Алексеевичу; изготовленные им документы выдержали все проверки.
— Я что, делаю все, что в моих силах, — пробормотал Самутин и бросил взгляд на Гопф-Гойера.
Тот благосклонно кивнул головой и вернулся к началу разговора:
— Господин Петренко, как вы можете охарактеризовать ваши отношения с Борисовым и Кузьминым?
— Дружескими их не назовешь, но товарищескими — можно, — пояснил Петр.
— Кто из них более уязвим в вербовочном плане?
— Пожалуй, Борисов. Любит выпить и потащиться за юбкой.
— Как он относится к советской власти?
— Себя любит больше, чем ее.
— Это хорошо, — заключил Гопф-Гойер и, обращаясь, к присутствующим, спросил: — Есть еще вопросы, господа?
Вопросов не последовало. Гопф-Гойер поднялся с кресла, прошел к сейфу, достал сто марок и объявил:
— Господин Гальченко, вы заслужили эту награду! Верю и надеюсь — она не последняя!
Петр подскочил из кресла и, щелкнув каблуками, гаркнул:
— Служу великой Германии и ее фюреру!
Гитлеровцы тоже поднялись и дружно вскинули руки в фашистском приветствии. Завершая встречу, Гопф-Гойер, похлопал Петра по плечу и барственно заметил:
— Город и дамы в вашем распоряжении. Господин Самутин, позаботьтесь.
— Непременно, — заверил тот.
— В таком случае вы и господин Петренко свободны, — отпустил их Гопф-Гойер.
Покинув кабинет, Петр, пользуясь благодушным настроением Самутина, поинтересовался:
— Ну как, Петр Алексеевич, какие у меня перспективы?
— Все по уму. Молодец, лишнего ничего не брякнул. Мы с тобой еще не такие дела сварганим! — ликовал Самутин; еще бы — его протеже произвел самое благоприятное впечатление на начальство.
Для Петра такой настрой фашистского холуя был важен. Во многом со слов Самутина у Гопф-Гойера и остальных гитлеровцев формировалось мнение о нем, поэтому вовсе не лишним было поделиться наградой. Он достал из кармана деньги. Алчный огонек, вспыхнувший в глазах Самутина, подсказал, что мелочиться не стоит. Не считая, Петр щедрой рукой отвалил половину и предложил: