— Владимир Иванович, так что ты предлагаешь по Борисову?
— Пойти на встречу Гоп фу: провести вербовку и через него запустить мощную дезу, — развивал свое предложение Ильин.
— Предварительно с начальником штаба 6-й армии вопрос информационного обеспечения проработан, — дополнил Рязанцев.
— Вербовку? Дезу? Не знаю, не знаю, хлопцы. Боюсь, скоро не до того будет.
Ответ Селивановского озадачил офицеров. Рязанцев, переглянувшись с Ильиным, решился спросить:
— Что-то не так, товарищ комиссар?
— А-а, — и Селивановский, махнув рукой, в сердцах произнес: — Кажись, вляпались по самые уши!
— Как? Начем? Не может быть? Гопф же объявил благодарность Петру! — ничего не могли понять офицеры.
— Петр тут ни при чем. Фрицы вот-вот ударят под дых. Первая танковая армия зашевелилась, — глухо произнес Селивановский.
— Так это же мешок! — чуть ли ни крикнул Ильин.
От радужного настроения ни у кого не осталось и следа. Не будучи стратегами, но зная реальное положение в частях, они представляли всю опасность этого маневра гитлеровцев.
— Ничего, нам не впервой драться в окружении, — пытался сохранить присутствие духа Рязанцев.
— Ты, Павел, это брось! Сейчас не сорок первый. Мы еще… — договорить Селивановскому не удалось.
Телефоны одновременно взорвались звонками. Он схватил первую попавшуюся под руку трубку — и война снова безжалостно напомнила о себе. Взволнованный голос заместителя начальника особого отдела 5-го кавалерийского корпуса с трудом прорывался сквозь грохот взрывов. Селивановский плотнее прижал трубку к уху и приказал:
— Спокойно!.. Другое дело!.. Доложи коротко и главное!
— Что-о?! — Селивановский приподнялся над креслом.
Его вопрос и тон яснее ясного дали понять — катастрофа! Гитлеровцы, как и предполагал Селивановский, легко прорвали оборону советских войск и, сокрушая все на своем пути, стремительно сжимали танковые клещи за спиной ударной группировки Юго-Западного фронта.
— Где командир? Где начальник штаба? Какими силами располагаете? — добивался ответа Селивановский и, не услышав внятного ответа, приказал: — Иван, собери всех, кто уцелел: работников, взвод охраны… Ты слышишь?.. Твоя задача — обеспечить выход из окружения личного состава штаба и сохранность документов! Понял?.. Действуй!
— Глубоко зашли, товарищ комиссар? — дрогнувшим голосом спросил Рязанцев.
— По самые яйца! — выматерившись, Селивановский бросил ненавидящий взгляд на трезвонившие телефоны и, после затянувшейся паузы, объявил: — Товарищи офицеры, ситуация тяжелая! Рассиживаться некогда! Ты, Павел Андреевич, немедленно отправляйся к себе! На месте уточни обстановку и возьми под контроль. Слов нет, враг силен, но у нас есть чем ответить. Важно не допустить паники! Будь рядом и поддержи командира!
— Я понял, Николай Николаевич. Разрешите убыть? — Рязанцев встал из-за стола.
— Да. Удачи тебе! — Селивановский, проводив взглядом Рязанцева, посмотрел на Ильина и Прядко.
Они поднялись.
— Сидите! — остановил он и вернулся к началу разговора: — Какие будут предложения по операции?
Петр пожал плечами. Ильин тоже не знал, что ответить. Селивановский нервно теребил телефонный шнур и размышлял вслух:
— Что сейчас предпримет абвер? Что?
— Начнет массовую заброску агентуры! — без тени сомнений заявил Ильин.
— Диверсии на мостах и переправах, — дополнил Петр.
— Все так, — согласился Селивановский. — Каковы наши действия?
— Использовать по максимуму возможности Петра и группы Чумаченко: вытащить на них как можно больше шпионов и диверсантов, — предложил Ильин.
— Логично. Что еще?
— Пустить Гопфа и командование по ложному следу — дать дезу.
— Боюсь, Володя, уже поздно.
— Разрешите, товарищ комиссар? — вмешался в разговор Петр.
— Да, конечно.
— В радиограмме абвера мне с Чумаченко поставлена задача: собрать данные о резервах Юго-Западного фронта и выяснить, на каких направлениях они будут использованы.
— Так-так. И что дальше? — оживился Селивановский.
— Прощупать на этом фрицев и узнать, где будет нанесен следующий удар.
— Так они и скажут! — с ходу отверг это предложение Ильин.
Селивановский не был столь категоричен и, подумав, заявил:
— То, что предлагает Петр, выходит на первый план в операции. В нынешней ситуации для нас, а точнее — для командования фронта, важнее не десяток-другой мертвых или пойманных шпионов, а планы гитлеровцев: где и какими силами они будут атаковать на южном фланге. Вопрос: как это вытащить из Гопфа? Как?
— Не знаю, — признался Ильин.
— Так влет и не скажешь, — затруднился ответить Петр.
— А если использовать как зацепку задание Гопфа по сбору данных о наших резервах на южном фланге и на этом попытаться их раскрутить? — задался вопросом Селивановский.
— Тогда есть резон подключить группу Чумаченко и действовать на параллельных курсах, — подхватил эту мысль Петр.
— А что? Хороший вариант. Глядишь, не у Петра, так у Чумаченко выстрелит, — поддержал Ильин.
— Только глядеть надо в оба! В абвере не дураки сидят. В общем, хлопцы, даю вам двое суток. Радиограммы в абвер должны лежать у меня на столе не позднее двадцать первого, — распорядился Селивановский и закончил совещание.
Этих суток у Петра с Владимиром не было. Танковая группировка генерала фон Клейста прошла, как нож сквозь масло, через левый фланг Юго-Западного фронта и 23 мая южнее города Балаклеи соединилась с частями 6-й армии будущего генерал-фельдмаршала Паулюса. Кольцо окружения вокруг советских войск замкнулось, управление ими было дезорганизовано; сражение превратилось в кровавую бойню.
Ильин, Прядко, Погребинский и Чумаченко, в то время находившиеся в отделе Рязанцева, оказались отрезанными от основных сил, оборонявших штаб 6-й армии. Штурмовой отряд гитлеровцев при поддержке танков рассек надвое боевые порядки, а затем минометные батареи принялись методично добивать тех, кто продолжал еще сопротивляться. Под этим убийственным огнем шансов остаться в живых не было. Рязанцев решил не медлить. Он собрал в один кулак уцелевших оперативных работников, бойцов из взвода охраны отдела и полтора десятка красноармейцев, прибившихся из других частей, и предпринял отчаянную попытку прорваться на соединение с командованием 6-й армии.
Под прикрытием железнодорожной насыпи они вплотную приблизились к гитлеровцам. Рязанцев окинул взглядом бойцов и приказал:
— Гранаты к бою!
Руки красноармейцев взметнулись в броске, и по команде «Огонь!» лимонки полетели во врага.
Еще не затихли разрывы, а Рязанцев вскочил на насыпь и с криком «За мной!» ринулся в атаку.
Петр, передернув затвор пистолета, перекинул его в левую руку, правой выхватил из-за пояса саперную лопату и бросился за ним вдогонку. Рядом бежал Ильин, не отставали от них и Чумаченко с Погребинским. Натиск оказался настолько стремителен, что гитлеровцы не успели опомниться. Те, кто уцелел после гранат и автоматного огня, были изрублены саперными лопатками и штык-ножами.
Вместе с Рязанцевым из окружения вырвалось меньше взвода. До штаба армии оставалось около километра — это прибавило сил. И они одним рывком преодолели пустырь и залегли в канаве. Впереди сквозь дым и гарь проступили горящие развалины — все, что осталось от командного пункта. Оттуда доносились звуки ожесточенной перестрелки и отчаянные крики, в которых смешалась русская и немецкая речь. Сотня гитлеровцев при поддержке танков штурмовала последний оплот командующего армией генерала Городнянского. Он и горстка офицеров предпочли смерть позору плена. Мощный взрыв похоронил под обломками командного пункта последних его защитников.
Теперь группа Рязанцева оказалась меж двух огней. Со стороны КП армии на нее надвигались четыре танка, а позади пришедшие в себя гитлеровцы открыли огонь. Спасаясь от неминуемой гибели, Рязанцев, а вместе с ним Ильин, Прядко, По-гребинский, Чумаченко и те из бойцов, кто мог еще двигаться, бросились искать спасения в цехах механического завода. Но там они напоролись на отряд румын и сошлись в рукопашной.
Воздух сотрясали яростный рев и грохот выстрелов. Ножи, штыки, саперные лопаты кромсали человеческую плоть. На земле корчился и извивался кровавый клубок тел, из которого неслись нечеловеческие вопли и предсмертные стоны. Русские и румыны, остервенев от собственной и чужой крови, душили, рвали и терзали друг друга.
Петр уже не видел ничего и никого, кроме верзилы унтера с перекосившейся от ярости физиономией, стремительно надвигавшегося на него. Вверх взметнулась ручища, вздувшаяся синими узелищами вен. Зловеще блеснуло лезвие тесака. Из глотки унтера вырвался звериный рык и чудовищной силы удар обрушился на Петра. В последний момент он совершил уклон вправо — холодная сталь обожгла лишь левое плечо — и вонзил саперную лопатку в живот унтера. В лицо брызнул фонтан крови, и стокилограммовая туша обрушилась на него. Сбросив ее, Петр ринулся к пролому в стене, но споткнулся и свалился на землю. И опять леденящее дыхание смерти обдало лицо — над головой взметнулся фонтан пыли. Пуля, срикошетив от пола, с визгом отлетела в сторону. Второго выстрела не последовало.
Смахнув с лица кровь, Петр поднял глаза. Худой, как жердь, лейтенант судорожно дергал заевший затвор пистолета. Вытянувшись в немыслимом шпагате, Петр подсек его и, навалившись сверху, вцепился в горло. Лейтенант, судорожно дернувшись в последний раз, затих. Петр сполз с обмякшего тела и, спотыкаясь о кирпичи, выбрался из развалин. За ними начиналась складская территория.
Среди нагромождения ящиков и штабелей досок мелькнули Ильин с Погребинским. Рязанцева с ними не было; не было слышно и его голоса. Петр осмотрелся по сторонам. Еще несколько человек из взвода охраны особого отдела, уцелевших в рукопашной схватке, искали спасения в складском лабиринте. Он присоединился к ним. Выбрались на задний двор, дальше начинались густые заросли.
Петр первым перемахнул через забор и замер — навстречу катили мотоциклисты. Его заметили, и над головой злыми шмелями зажужжали пули. Он метнулся к зарослям ольхи. Гитлеровцы не поленились и устроили на него охоту. Рев мотоциклов и гортанные крики становились все ближе. Западня вот-вот должна была захлопнуться, и тут земля ушла из-под ног. Петр угодил в пролом канализационной трубы и, не обращая внимания на ушибы и царапины, пополз, извиваясь ящерицей, к просвету.