О нем доложили Сталину — страница 30 из 53

— Вера, дома?

— Немає, — глухо ответила она.

— А когда будет?

— И не будэ.

— Что с ней? — в Петре проснулась тревога.

— Ничего! — отрезала Лидия Семеновна.

— Где она?

— К родичам съехала.

— Как съехала? Почему?

— А ты шо, не понимаешь?

— Но так же нельзя, Лидия Семеновна. Нельзя!

— Слухай, хлопец, Христом Богом прошу, оставь ты нас в покое. Разни у нас дорози.

Понурившись, Петр побрел со двора. Ненавистная личина предателя душила его. В ту ночь он так и не смог уснуть. А на следующий день его закрутил водоворот событий. Из Запорожья пришел приказ Гемприха о передислокации группы в Краснодар. На сборы отводилось всего три дня. Вместе с Самутиным он в пожарном порядке готовил к отправке картотеку на курсантов и агентов. Особой заботой для него стали сведения, хранящиеся в тайнике. И здесь у него мелькнула шальная мысль: доверить их Вере! Сначала она показалась ему авантюрной. Но чем больше он размышлял над ней, тем больше находил аргументов «за». При его положении, когда приходилось ходить по лезвию бритвы, собранные им данные на кадровый состав группы и агентов, заброшенных за линию фронта, скорее окажутся у капитана Рязанцева, если будут храниться у Веры. Свою и немаловажную роль в этом решении сыграли его чувства к Вере. В ее и глазах Лидии Семеновны он снова мог стать желанным в их доме.

Сгорая от нетерпения, Петр направился к Пивоварчукам. Удача на этот раз улыбнулась ему. Вера была во дворе, развешивала белье на веревке.

— Вера! — несмело окликнул он.

Она обернулась и зарделась.

— Вера! — повторил он, пытаясь поймать ее взгляд.

Вера, уронив таз с бельем на землю, растерянно смотрела на него. Петр ринулся во двор и, схватив ее за руку, взволнованно прошептал:

— Не бойся. Я не фашист. Я свой.

Это не произвело впечатления на Веру. В ее глазах по-прежнему плескалось холодное презрение. Проклятая фашистская форма сбивала ее с толку. Он выхватил из кармана пакет и потребовал:

— Ты должна передать его нашим! В нем важные сведения. Послезавтра нас отправляют в Краснодар.

Растерянность на лице Веры сменилась недоумением, и с губ сорвалось:

— Каким нашим?

— Командиру Красной армии… Э-э, нет, начальнику особого отдела. Это очень важно! — с жаром убеждал Петр.

— Какого особого отдела? — у Веры голова шла кругом.

— Начальнику особого отдела НКВД капитану Павлу Рязанцеву. Запомни — Рязанцеву! — тормошил ее Петр.

— Я-я… Ты… — голос у Веры сорвался, и в следующий миг шею Петра обвили ее руки.

Трепетная волна прокатилась по его телу, и он стиснул девушку в объятиях. В страстных поцелуях терялись обрывки фраз. Это уже ни имело значения. Счастливые глаза Веры говорили Петру красноречивее всяких слов. В эти короткие мгновения нежной и трепетной любви, на которые так скупа война, они ничего не замечали.

— Верка! Т-ы-ы шо творишь? Ты… — Лидия Семеновна потеряла дар речи.

Единственная дочь, ее кровинушка, на глазах соседей миловалась с фашистским прихвостнем. Для донской казачки большего позора трудно было представить.

Первой нашлась Вера. Она ринулась к матери и, обхватив ее за плечи, радостно повторяла:

— Мамо, Петя свой! Он свой! Он наш!

— Шо-о? Вон з моей хаты! Шоб твоей ноги в нем нэ було. Як я сусидям в очи подывлюсь? — Лидия Семеновна не могла поверить своим ушам.

— Лидия Семеновна! Лидия Семеновна, не надо так. Я не могу вам все сказать, — пытался вставить слово Петр.

— Та шо мини казать! Я шо, очей нэ имию?

— Мамо, успокойся. Петя не такой. Ты поверь, он хороший, — уговаривала ее Вера.

— Хороший? А ця одежку шо?

— Лидия Семеновна, успокойтесь, пройдем в дом, и там спокойно поговорим, — мягко, но настойчиво попросил Петр.

— О, Господи, та шо ж цэ такэ. Шо ж я людям скажу? — сокрушалась Лидия Семеновна, но, подчиняясь нажиму Петра и дочери, зашла в дом.

Там ее оставили силы. Она тяжело опустилась на табуретку, крепкие, натруженные крестьянским трудом руки плетьми обвисли к полу, а в глазах разлилась смертельная тоска. В таком состоянии Вера видела мать, когда с фронта пришла похоронка на отца. Жалость к ней охватила ее, она припала к коленям матери и сквозь слезы умоляла:

— Мамо, прости меня. Поверь, он хороший.

Но эта мольба не доходила до Лидии Семеновны. Остановившимся взглядом она смотрела перед собой и ничего не замечала. На глазах Петра разворачивалась еще одна семейная трагедия, невольным виновником которой являлся он. Властный, не знающий компромиссов характер донской казачки, потерявшей на войне мужа, мог привести к ее полному разрыву с дочерью. У него не оставалось иного выбора, как признаться ей в своей связи с советской разведкой. Он наклонился к Лидии Семеновне и, пытаясь поймать ее взгляд, прямо заявил:

— Мы с Верой любим друг друга. Я не шкура. Эта тряпка на мне — лишь прикрытие. Я выполняю задание советского командования. Извините, но это все, что я могу сказать.

— Мамо, та пойми же ты, Петя — не фашист! Он свой! Он наш разведчик, — вторила Петру Вера.

Последние фразы, похоже, были услышаны Лидией Семеновной. Она встрепенулась, в глазах вспыхнул огонек и впервые без прежнего ожесточения посмотрела на Петра. Он оживился и, чтобы рассеять последние сомнения, признался:

— В абвере я нахожусь по заданию начальника особого отдела 6-й армии Юго-Западного фронта капитана Рязанцева.

— Мамо, цэ правда! Петя дал мне для него пакет… — Вера осеклась и виновато посмотрела на Петра.

Он нежно погладил ее по плечу и продолжил:

— В нем важные сведения для капитана Рязанцева. Они очень ему нужны. Послезавтра абвергруппу отправляют в Краснодар. Яне имею права подвергать опасности вашу семью. Вы можете отказаться…

Договорить Петр не смог. Лидия Семеновна поднялась с табуретки, и ее руки обвили его. Глухие рыдания сотрясали ее тело, а сквозь слезы прорывалось:

— Прости меня, сынок. Прости старую дуру.

В следующую секунду все трое слились в одном объятии. Среди бескрайнего моря человеческого горя и страданий они, пусть и ненадолго, обрели свое счастье.

12 августа 1942 года передовая часть абвергруппы-102 погрузилась в эшелон и отправилась к новому месту назначения — в Краснодар. Там советского разведчика Петра Прядко ждали новые испытания…

Пакет с разведсведениями, собранными зафронтовым разведчиком Гальченко для капитана Рязанцева, долгих шесть месяцев хранился в тайнике в скромном домике по улице Баррикадной, 7. Несмотря на обыски в казацкой слободе, которые участились после поражения гитлеровцев под Сталинградом, две храбрые женщины сберегли его. А Вера сохранила не только сведения, но и рожденную в огне войны светлую любовь к Петру. Любовь, которая по признанию Петра Ивановича, стала для него самой большой наградой. До последних дней жизни они остались ей верны…

14 февраля 1943 года после ожесточенных боев советские войска освободили Ростов. На следующий день Вера явилась в комендатуру, где ее внимательно выслушали и направили в особый отдел Южного фронта. Там девушку принял дежурный, а затем начальник. Вера, волнуясь и перескакивая с одного на другое, рассказала о Петре и его тайне. В подтверждение своих слов она положила на стол пакет.

И когда он был вскрыт, то руководители особого отдела пришли в изумление — структура и кадровый состав абвер-группы-102 лежали перед ними, как на ладони. Помимо этих сведений зафронтовой агент Гальченко в рапорте на имя капитана Рязанцева сообщал установочные, характеризующие данные и особые приметы на агентов, заброшенных в советский тыл. Последней из пакета выпала короткая, бесхитростная, а от того еще более трогательная, записка:

«Товарищ капитан, будучи в Ростове-на-Дону я установил связь с комсомолкой Верой Пивоварчук (проживает г. Ростов, Красный Город-Сад, ул. Баррикадная, № 7), надежным и верным товарищем».

В наш прагматичный век слова Петра Ивановича Прядко, вероятно, звучат наивно. Но не нам, которым не довелось жить в том суровом и беспощадном времени, судить тех, для которых честь, дружба и Родина не были пустым звуком. Они, разведчики и контрразведчики, рядовые бойцы и командиры, партийные и беспартийные, объединенные одним емким словом «советские», были скромны в своих оценках и стеснительны в словах, но необыкновенно щедры и благородны в делах и поступках.

В тот же день после беседы с Верой на имя начальника Управления особых отделов НКВД СССР комиссара государственной безопасности 2-го ранга Виктора Абакумова была отправлена шифровка. В ней сообщалось, что зафронтовой агент Гальченко-Прядко жив и продолжает действовать. Она почти слово в слово повторяла рапорт Петра:

Начальнику особого отдела

капитану Рязанцеву

«В Ростове-на-Дону группа пробыла до 10 августа 1942 г. За это время было заброшено до 12 агентов, из которых возвратилась лишь половина. В этот раз им были выданы очень плохие документы…

В Ростове-на-Дону начальством группы-102 оставлен агент для внутренней работы (фамилию — см. приметы стр. 11)…

Там же во время пребывания группы-102 в Ростове в этот же период находился радист по имени Игорь, которого вскоре некий капитан, представитель группы-101, забрал для переброски самолетом (прыжок с парашютом), где-то в район Сталинграда…».

Далее, на странице 11 рапорта, Петр дает характеристики и приметы агентов и сотрудников абвергруппы-102:

«Шофер Зверев Алексей, Алекс, Павел — работает в группе с декабря 1941 г.

До войны находился в кадрах РККА в звании воентехника 2-го ранга. В плен перешел в первые месяцы войны.

В группе больше всего ездит на машине, которая развозит агентов для переброски через фронт и при доставке их обратно из передовых частей в группу.

В группе пользуется большим доверием, и, как правило, машина посылается в ответственные задания.

В отношении советской власти настроен плохо, всецело в разговорах и на деле симпатизирует немцам.