Рейхер добродушно улыбнулся. Райхдихт промолчал. А Петр упрямо продолжал делать свое — повел стереотрубой и остановил на оборонительных рубежах русских.
— Петр, прекрати! — начал терять терпение Рейхер.
— Нет, господа, я не ошибся! — радостно воскликнул он. — Посмотрите сами.
— Интересно, — оживился Рейхер и приник к стереотрубе.
— Смотри левее сосны — бугорок. Темный провал, похоже, амбразура, — подсказал Петр.
— Вижу. Точно! — согласился с ним Рейхер.
— Не может быть? — не мог поверить Дик.
— Посмотри сам, — уступил ему место Рейхер.
— М-да, — только и осталось, что сказать капитану.
— Опасное местечко, как бы не напороться на засаду, — и в голосе Рейхера послышались тревожные нотки.
— Может, изменить маршрут? — предложил Райхдихт.
— Вчера мои разведчики там прошли и ничего — живы. Так что решайте сами, — не стал настаивать Дик.
— Гут, капитан, — не стал ничего менять Рейхер и с ухмылкой заметил: — Если что не доглядели, потом расскажете в контрразведке оберлейтенанту Райхдихту. Он у нас большой любитель говорить по душам, особенно в подвалах.
Его шутка пришлась не по нраву Дику. Он обиженно поджал губы и замкнулся в себе. Райхдихт поспешил сгладить возникшую неловкость и добродушно произнес:
— Кенак, к чему такой черный юмор? Я полагаю, до этого не дойдет.
— Капитан, ты на меня не обижайся. Как говорится, как служим, так и шутим, — извинился Рейхер и дружески похлопал Дика по плечу.
Тот, помявшись, проворчал:
— Ладно, чего там. За обедом разберемся.
— Вот и отлично! — Райхдихт живо подхватил это предложение и первым двинулся на выход.
Они прошли к блиндажу, в котором повар накрыл стол.
Отменно приготовленное мясо и умение Райхдихта вести беседу быстро сгладили горький осадок, оставшийся в душе Дика после злой шутки Рейхера.
Дик оттаял, достал бутылку коньяка и разлил его по рюмкам. Первый тост подняли за удачу, второй — за победу, на этом остановились и налегли на мясо. Обед затягивался, и Рейхер с Райхдихтом все чаще поглядывали на часы. Время поджимало, и они, поблагодарив капитана, покинули теплый блиндаж и возвратились к диверсантам.
Те занимались подготовкой к переходу линии фронта. На деревянном настиле, покрывавшем земляной пол, высилась внушительная горка красноармейского обмундирования, продуктов и личных вещей. В углу лежали взрывчатка, оружие и боеприпасы. Рейхер придирчиво осмотрел содержимое рюкзаков и все лишнее выбросил.
Отдельно на столе аккуратной стопкой лежали документы диверсантов. Райхдихт бегло просмотрел их, сунул в холщовый мешок, а затем заглянул за ширму, отгораживавшую угол блиндажа.
Там Петренко и Асланидзе корпели над схемами, которые ему предстояло захватить с собой в Крымскую. Вооружившись цветными карандашами и линейками, они снимали копию с карты капитана Дика и наносили на нее маршрут движения диверсионной группы от линии фронта к Туапсе, заполняли кодовые таблицы, отмечали контрольные точки и время выхода радиостанции в эфир.
Райхдихт не стал им мешать, возвратился к диверсантам и вместе с Рейхером еще раз внимательно просмотрел документы прикрытия: командировочные, красноармейские книжки и пропуска.
Эту проверку они проводили с особой тщательностью. Тут имели значение любая мелочь и деталь, именно на них, простых на внешний вид красноармейских книжках проваливались многие агенты абвера. Жесткое сито проверок советской контрразведки безжалостно отсеивало тот брак, что допускали спецы из лабораторий, где готовились документы для шпионов и диверсантов.
Пресловутые скрепки из нержавейки, которыми в абвере соединяли липовые документы «красноармейцев», стали тем самым крючком, на который попался ни один агент. Русские то ли по бедности, то ли в силу своего восточного коварства прошивали книжки красноармейцев железными скрепками, которые быстро ржавели, в то время как великолепная крупповская сталь своим предательским блеском с головой выдавала агента абвера. К середине сорок второго в Берлине наконец разобрались в причине столь многочисленных провалов и разразились грозным указанием. Но и потом по чьему-то ротозейству эта роковая скрепка снова всплывала и палила очередных агентов.
На этот раз Самутин не допустил ошибок, и Райхдихту не к чему было придраться. Возвратив документы диверсантам, он отправился к капитану Дику, чтобы на месте еще раз убедиться в готовности спецгруппы батальона к проводке диверсантов в тыл к русским.
Рейхер остался в блиндаже и продолжил осмотр оружия, особенно тщательно проверил укладку взрывчатки. После проверки у стены остались лежать плотно набитые двухпудовые рюкзаки, в оружейной пирамиде матово поблескивали в свете керосиновой лампы советские автоматы ППШ, а в углу — груда лишнего хлама.
— Все, парни, отдыхать! — распорядился Рейхер и прилег на нары.
Диверсанты тоже разбрелись по местам, и вскоре в блиндаже раздался мощный храп. Лишь в углу, за ширмой, продолжали шуршать бумагой и бубнить голоса. Петр и Асланидзе, поругивая начальство, корпели над документами. Занятие муторной канцелярской работой переполнило чашу терпения горячего грузина, и он забастовал:
— Все, Петр. Кончаем эту чертову писанину. Они там дрыхнут, а мы тут с карандашом загибаемся.
— Уже немного осталось, — возразил ему Петр.
— Ну и скотина же Райхдихт! Спихнул на нас свою работу, а сам с Диком шнапс лакает, — не унимался Асланидзе.
— Угомонись, Вано, с контрразведкой ругаться — все равно, что против ветра ссать. В их дела лучше не суйся, — посоветовал Петр и продолжил водить карандашом по карте.
— Слушай, кацо, а какие у него могут быть дела? Нас спихнуть под комиссаров и потом ждать креста на грудь. Сволочь! Мог бы писарчуков Дика за бумажки засадить.
— Ладно себя накручивать. Мы с тобой еще лезгинку на могиле Сталина спляшем.
— Гляди, спляшем! С такими, как Райхдихт, на наших поминках другие спляшут. Нам кинжал точить надо, а не карандаш слюнявить. Все, с меня хватит! Пусть Дик своих дает.
— Их нельзя, работа секретная, — напомнил Петренко.
— Какие на хрен секреты? Что, эти бумажки сраные спасут нас от большевиков?
— Нет. Но порядок есть порядок.
— Какой к черту порядок! Чтоб таким, как Райхдихт, свою жопу прикрыть! — вспыхнул Асланидзе. — Нет, Петр, я тебе удивляюсь. Больше года у фрицев и до сих пор их не раскусил. Они же герры и херы только перед нами и при начальстве, а за глаза друг дружку готовы подставить, чтоб в окопы не загреметь. Случись что с нами, так этот долбаный Райхдихт мою и твою бумажку под нос Штайну и Гемприху подсунет и еще прибре-шет: тут Асланидзе не так проход намалевал, а вот здесь секрет русских не показал. Может, ошибся, а может, гад, большевикам продался и специально все подстроил. Нет, не знаю, как ты, а я давно понял, что в их сраной разведке чем больше бумажек, тем чище собственная жопа.
— Вано, перестань давить, и без тебя тошно. Перед операцией о другом надо думать, — с раздражением заметил Петр.
— О своей шкуре никогда не поздно подумать! — завелся Асланидзе. — Вспомни, как перед Рождеством, когда стояли в Краснодаре, на штабе намалевали: «Здесь живут шпионы Гесса».
— Мало ли сволочей бывает. Райхдихту за всеми не уследить.
— Да при чем тут Райхдихт? Я тебе про другое талдычу, — не унимался Асланидзе. — Забыл, что тогда творилось? Этот твой шеф, хитрожопый Самутин, сразу закосил и залег в госпиталь.
— Он мне не шеф, — возразил Петр.
— Какая разница. То, что он сука конченая — так это точно! — не мог уже остановиться Асланидзе. — А другие? Штольце порога еще не переступил, а они, как крысы, по норам разбежались и одно и то же бубнили: я не я и хата не моя. А Гесс? Вот, сука! До этого неделями не просыхал, а тут враз протрезвел, землю рыл, как бульдозер, под меня копал. Но Бог — не фраер, все видит. Не хуже меня знаешь — залетел Гесс не без помощи Штайна, которому ты с Колядой и Сергиенко жопу лижите.
— Кто лижет? Я? — вспыхнул Петр.
— Ладно, Петя, не лезь в бутылку. В этом гадюшнике мы все такие, — отмахнулся Асланидзе.
— Нет, ты постой!
— А что стоять? Я что — слепой…
— Ах ты, сука! — вскипел Петренко.
Скандал разбудил Рейхера. Доски настила заскрипели под тяжестью массивного тела, и его помятая со сна физиономия появилась из-за полога.
— Прекратить! На большевиках дурь показывать будете! — рявкнул он.
Тяжело сопя, Петр и Асланидзе расползлись по углам. Поднятый ими шум разбудил диверсантов. Они ошалело вертели головами и ничего не могли понять. Рейхер бросил взгляд на часы — стрелки приближались к двадцати двум — и приказал:
— Еще раз проверить оружие, документы и приготовиться на выход!
Блиндаж наполнился гамом и лязгом металла. Диверсанты стали одеваться и разбирать оружие. Затем Рейхер заставил их повторять, как молитву, легенду прикрытия. Даже тугодум Белодед без запинки отвечал на самые заковыристые вопросы. Конец проверке положил батальонный повар.
Капитан Дик проявил редкое внимание и прислал им отменный ужин. В термосе дымился крепко заваренный чай, а ароматный запах разваренной гречневой каши пробудил аппетит. Рейхеру приходилось сдерживать самых прожорливых. Набитый под самую завязку живот для диверсанта, тем более в горах, был хуже, чем геморрой в первоклассном госпитале. Ужин подходил к концу, когда из-за ширмы показались мрачные Петр и Асланидзе. Они расселись по разным углам и угрюмо уткнулись в миски, но так и не успели съесть кашу.
Появившиеся в блиндаже Райхдихт и Дик принесли хорошую новость: батальонные разведчики, вернувшиеся с вылазки, доложили — проход на сторону большевиков расчищен. Поторапливать диверсантов Рейхеру не пришлось. Каждый хорошо знал цену времени на передовой: здесь все решали минуты, а порой — мгновения.
Взвалив на плечи рюкзаки со взрывчаткой, боеприпасами и провиантом, они выбрались из блиндажа и, вытянувшись в цепочку, вслед за Рейхером поспешили к окопам. Пока удача была на их стороне. Свинцовые, набухшие дождем и снегом тучи, казалось, слились с землей. В кисельной пелене дождя и мокрого снега тонули все звуки. Ди