— Диверсионная группа абвера в составе 11 человек, нет — теперь десяти. Командир — лейтенант Кенак Рейхер. Приметы: рост около 190 сантиметров. Фигура богатырская. Так и пиши — богатырская. Лицо, как на плакате «Солдат рейха». Имеет документы прикрытия на капитана Альтшулера Германа Оскаровича, начальника особой команды инженерной разведки штаба Закавказского фронта…»
Петр продолжал перечислять истинные и вымышленные фамилии диверсантов, их приметы. Волкодав торопливо записывал и не уставал повторять: «Вот это да! Вот это бомба!». А когда на лист легло последнее предложение, уже не смог сдержать своего восхищения и воскликнул:
— Ну, ты даешь, парень! Тебя к герою надо представлять!
— Да ладно тебе, ну какой там герой. Тут живу бы быть, а остальное приложится, — смутился Петр.
— Это, конечно, так, — согласился Волкодав и, заметив болезненную гримасу на его лице, спросил:
— Что с тобой? Ты не ранен?
— Нет. Похоже, вывихнул плечо.
— Давай к санинструктору.
— Не могу, надо назад, в их гадюшник.
— Как же ты доберешься?
— Как-нибудь.
— Погоди, так нельзя, мало ли что. Я сейчас сюда санинструктора дерну, — засуетился Волкодав.
— А вот это, Володя, лишнее. Чем меньше обо мне знают, тем надежнее, — положил конец спору Петр. — И еще. Доложи Селивановскому: в Краснодаре у начальника типографии Бойко лежит мой пакет, в нем список агентов, которых абвер забросил в декабре прошлого года и январе нынешнего. Связник пусть ищет меня в Крымской. Штаб группы находится на бывшем консервном заводе. Пароль — «Поклон от Павла Андреевича». Отзыв — «Как он поживает?». Запомнил?
— И запомнил, и запишу! — заверил Волкодав.
— Мне пора. Выведи так, чтобы бойцы не заметили, куда я девался, — попросил Петр и приподнялся с лавки.
Болезненная гримаса исказила его лицо. Волкодав поспешил подставить плечо. Они выбрались из блиндажа и по ходу сообщения дошли до передовой траншеи. Дождь к этому времени прекратился, и впереди проступили колючие заграждения.
Петр глубоко, как перед прыжком в воду, выдохнул, выбрался на бруствер и, оглянувшись, сказал:
— Волкодав, ты должен придушить этих бешеных псов Канариса! Обещай.
— Сделаю. Они не уйдут, — заверил тот и вдогонку спросил: — Тебя-то как зовут?
— Как того царя.
— Царя? Это которого?
— Нормального, — бросил в ответ Петр и пополз к позиции батальона капитана Дика.
Двести метров нейтральной полосы дались ему нелегко. Он взмок, как мышь, когда наконец услышал немецкую речь. Передохнув, Петр собрал остатки сил, одним рывком преодолел последние метры и сполз в окоп. Несмотря на проснувшуюся боль в плече, его душа ликовала — он выполнил еще одно задание советской контрразведки: рано или поздно диверсанты Рейхера будут обезврежены.
Блиндаж Дика, полковой медик, кружка шнапса, опалившего рот, острая боль в вывихнутом плече и снова изумленное лицо Волкодава путались и мешались в сумеречном сознании Петра, а потом он провалился в бездонную яму.
Утром его разбудил Райхдихт. На лице оберлейтенанта гуляла довольная улыбка. Группа Рейхера благополучно прошла вторую контрольную точку у Геленджика и быстро продвигалась к конечной цели — Туапсе. Дальше задерживаться в расположении батальона капитана Дика не имело смысла. И они, наскоро перекусив, выехали в Крымскую.
Солнце еще не успело подняться из-за гор, и водитель давил на газ, чтобы не попасть под бомбежку. Бешеная тряска отзывалась тупой болью в плече, но Петр старался не обращать на нее внимания. На базу в Крымской они добрались без остановок — русская авиация была бессильна перед плотным туманом. Встретил их сам Штайн. Посочувствовав Петру, он тут же забыл о нем. Сейчас его заботило только одно — успех группы Рейхера.
До очередного выхода на связь радиста группы оставались считаные часы. Наступил вечер. Прошел контрольный срок. Истекло время резервного выхода, а эфир безжизненно молчал. На настойчивые вызовы Пантеры, которые радиоцентр посылал всю ночь, Вольф не отвечал. За окном забрезжил унылый мартовский рассвет, и всем, даже сонно клевавшему над ключом передачи радисту, стало ясно — группа Рейхера стало пятой в печальном списке потерь под Туапсе. Но Штайн упорно гнал прочь эту мысль. Он все еще наделся, что такой ас, как Рейхер, не мог провалиться.
Прошло двое суток, а радист Вольф так и не отозвался на вызовы разведцентра. Все это время Штайн не покидал кабинета и жил надеждой, что группа даст о себе знать. Требовательный звонок телефона ударил по напряженным нервам. В Запорожье потеряли терпение — на связь вышел сам Гемприх. Он был немногословен, его интересовали результаты выполнения операции. Штайну докладывать было нечего, он старательно подыскивал слова, чтобы смягчить справедливый гнев, но они застревали в горле.
— Господин подполковник, позавчера группа находилась в районе Геленджика. Связь была устойчивая…
— Где она сейчас? — перебил Гемприх.
— Затрудняюсь ответить. Пока не удается установить связь.
— Почему?
— Не могу знать.
— А что вы вообще знаете? — взорвался Гемприх и обрушился с обвинениями: — Штайн, вы все развалили! Все! Пятую группу угробили! Что мне прикажете докладывать в Берлин? Что?
— Мы принимаем меры. Мы…
— Какие к черту меры. Теперь приму их я! — прорычал Гемприх.
Штайн пытался еще что-то сказать, но Гемприх не стал слушать и бросил трубку. Спустя сутки из Берлина Пиккенброк разразился разгромной шифровкой, не оставляющей от предыдущей службы и карьеры Штайна камня на камне.
Строго конфиденциально
Лично
Исполняющему обязанности начальнику абвергруппы-102
Оберлейтенанту Штайну
Срыв задачи по объектам. «Д» в Туапсе, участившиеся в последнее время провалы разведывательно-диверсионных групп, отсутствие в течение длительного периода оперативно значимой информации о планах и действиях противника свидетельствуют о слабой организаторской работе руководства группы и о возможном наличии в ее составе агентуры НКВД.
В связи с этим по указанию адмирала Канариса в ближайшие дни для проверки состояния оперативно-служебной деятельности группы будет направлена комиссия из числа сотрудников центрального аппарата. Возглавит ее полковник Штольце. Все его указания подлежат неукоснительному исполнению.
Пиккенброк
Отправлено: 20.00. вр. бн.
Глава 14
Прошла неделя со дня поступления в абвергруппу-102 шифровки Пиккенброка, и после нее как обрезало. В Запорожье, Берлине и Кракове, где сейчас находился адмирал Канарис, будто забыли о ее существовании. Приезд из штаба абвера полковника Штольце с проверкой переносился со дня на день. Затянувшееся молчание ничего хорошего не сулило ни самому Штайну, ни его подчиненным. У них на памяти еще были свежи последствия работы подобной комиссии в декабре прошлого года в Краснодаре.
Теперь же после провала задания группой Рейхера, которое находилось наличном контроле у Канариса, не только Штайну, а всей группе грозил разгром. Она замерла в нервном ожидании. Заброска диверсантов за линию фронта прекратилась, набор новых — не проводился, а работа с оставшимися велась через пень-колоду. Даже такие служаки, как Бокк и Кугл, забросили муштру и смотрели сквозь пальцы на откровенное безделье инструкторов.
Угроза, исходившая со стороны комиссии Штольце, а еще больше — от наступающих русских войск, нависала как дамоклов меч. Петля окружения вокруг группировки войск фельдмаршала Клейста, зажатой на Таманском полуострове, затягивалась все туже.
И только Райхдихт с его тайными агентами лезли из кожи вон, чтобы отыскать затаившегося шпиона. Он торопился до приезда Штольце обнаружить мерзавца, чтобы за провалы не поплатиться собственной головой. То, что ему удалось накопать за последние дни, было зыбко и неубедительно. Под подозрение попали многие, а конкретных доказательств вины Шойриха, по уши погрязшего в спекулятивных сделках, а также Коляды и Петренко, засветившихся на подозрительных контактах с местными жителями, не находилось.
Очередной день не принес облегчения Райхдихту. Склонившись над столом, он уныло ковырялся в сообщениях и справках осведомителей, пытаясь выудить в этом нагромождении слухов и предположений тот неоспоримый факт, который мог привести к вражескому агенту.
Внезапно земля под ногами качнулась, стены угрожающе затрещали, а стекла в окнах разлетелись вдребезги. Чудовищный силы взрыв стер с лица земли казарму второго учебного отделения. Окраины Крымской и предгорья утонули в море огня. Войска Закавказского фронта начали решительный штурм «Голубой линии», казавшейся непреступной, — системы обороны, воздвигнутой на Кавказе лучшими инженерами рейха.
Штайну с Райхдихтом пришлось начать спешную эвакуацию группы.
Серая лента из машин и повозок выползла за ворота и, утопая в грязи, взяла направление на приморский город Темрюк. Там Штайна встретил оберлейтенант Краузе и передал приказ Гемприха: следовать дальше к порту Тамань, а оттуда переправляться в Керчь. Дорога к переправе заняла почти пять часов, и только поздним вечером группа наконец вышла на берег Керченского пролива.
В порту царил невообразимый хаос. Отыскать в этом бедламе коменданта порта и просить у него помощи было бесполезно. Поэтому Штайн решил действовать на свой страх и риск. По его приказу комендантское отделение, усиленное инструкторами, ринулось на штурм ближайшей баржи. На нее шла погрузка румынского стрелкового батальона.
Осипший, заросший густой щетиной майор-пехотинец попытался преградить путь здоровяку Райхдихту и сунул под нос бумагу, усыпанную лиловыми печатями. Тот отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и пошел на пролом. На борту баржи возникла короткая и яростная потасовка. Конец ей положили автоматные очереди. Пули, просвистевшие над головами румын, сделали их более сговорчивыми.
Через час баржа с группой на борту, осев ниже ватерлинии, с трудом отчалила и взяла курс на Керчь. Четыре с лишним километра, разделявшие берега, показались Штайну и его подчиненным дорогой в ад. Русские штурмовики на бреющем полете проносились над переправой и раскручивали свою смертельную карусель. Вода вокруг вскипала от шквала пуль и вздыбливалась чудовищными фонтанами разрывов авиационных бомб. Пролив напоминал огромный, бурлящий котел, в котором варились кровь и плоть человеческих тел, пропитанных мазутом.