Баржа, получившая две пробоины в правом борту, чудом преодолела этот ад и уткнулась форштевнем в крымский берег. Краузе, ранее наезжавший в Керчь из Темрюка для координации разведывательной работы с командиром военно-морской базы корветен-капитаном Роттом, несмотря на кромешную темноту, быстро нашел в хитросплетении узких улочек штаб базы. Здесь группа несколько дней приходила в себя после эвакуации. В конце недели из Запорожья от Гемприха пришел приказ, предписывавший Штайну разместиться в Евпатории и приступить к работе.
Тихий приморский городок на западном побережье Крыма не привлекал внимания советской авиации. Здесь царил настоящий немецкий порядок, и Штайн со штабом смог спокойно заняться своим непосредственным делом. Пока инструкторы вместе с агентами-курсантами занимались оборудованием учебной базы, Краузе с Самутиным объезжали лагеря военнопленных и занимались вербовкой агентов, а Штайн с головой погрузился в служебные дела. Но развернуть работу в Евпатории ему так и не удалось. От Гемприха поступило новое распоряжение: перебазироваться под Винницу, в местечко Вороновицы.
Украинская провинция встретила группу патриархальной тишиной и покоем. Здесь о войне напоминал лишь гул ночных дальних бомбардировщиков, направлявшихся на Курск, Воронеж и Ростов.
Сельская школа в Вороновицах, отведенная под центр подготовки диверсантов и агентов-разведчиков, подходила для этих целей как нельзя лучше. Парк из вековых дубов и лип надежно укрывал от посторонних глаз штаб, служивший одновременно и учебным корпусом. Соседство с батальоном СС отпугивало партизан и местных подпольщиков не только от села, но и от ближайших хуторов. Впервые за последние месяцы Штайн и его подчиненные получили идеальные условия для работы.
Меньше чем за неделю Райхдихт, Самутин, Коляда и Петренко подобрали из числа военнопленных, местных полицейских и украинских националистов полный комплект кандидатов в агенты. На этот раз работа не пошла насмарку. Контингент оказался весьма перспективным, особые надежды подавали националисты — они люто ненавидели советскую власть. Первые же заброски диверсантов в тыл советских войск оказались результативными и показали, что группа способна решать сложные задачи. Штайн снова оказался в фаворе у Гем-приха. Речь о проверке группы комиссией Штольца уже не шла.
Эти успехи абвера не давали покоя Петру. Собранные им сведения лежали мертвым грузом. На связь с ним так никто и не вышел, а попытки подобрать надежного помощника среди жителей Вороновиц, через которого можно было бы переправить за линию фронта разведматериалы, оказались безрезультатными. Но он рук не опустил.
В его голове вызрел новый дерзкий план, как одним махом покончить с «осиным гнездом» абвера. Он решил его сжечь! Старое здание школы, где размещались штаб и офицерское общежитие, а также бараки для курсантов, построенные из дерева, должны были вспыхнуть, как порох. Своим планом он поделился с Василием Матвиенко.
— Правильно! Спалить — и ни каких концов! — поддержал он.
— Где только столько бензина найти. Штаб, общага, учебный корпус… — принялся перечислять Петр.
— В первую очередь спалить сволочугу Штайна.
— Итого четыре места. Одной канистрой не обойтись. А если еще дождь?
— Наберу, — заверил Василий.
— А как же Рольф? Он ведь каждый литр считает.
— Обдурю.
— Каким образом?
— На выездах буду потихоньку сливать, он и не побачит.
— Вариант, — согласился Петр и тут же прикинул: — Надо литров двадцать. За неделю наберешь?
— Може, и раньше.
— Так, с бензином понятно. А как палить станем? Четыре места поджечь одновременно и чтоб часовые не заметили, тут хоть разорвись, а не успеем.
— Если пошустрить, то сробим.
— Вряд ли, — усомнился Петр, достал лист бумаги и принялся чертить схему.
Она наглядно подтверждала его сомнения. При всем старании и самых ленивых часовых их замысел поджечь четыре объекта одновременно и остаться незамеченными осуществить было практически невозможно. Флигель Штайна находился в сотне метров от штаба, а между общежитием и учебным корпусом расстояние было и того больше. Дополнительным и существенным препятствием являлись сторожевые псы; ими охранялись учебный корпус и флигель Штайна.
— Как ни крути, Вася, а больше двух мест не закроем, — с горечью констатировал Петр.
— Сможем, Иваныч, — оживился Матвиенко и предложил: — А если подключить к делу Ивана Коваля?
— Рановато. Надо бы еще присмотреться.
— Сколько можно? Он наш.
— Без проверки и сразу в такое дело? Рискованно.
— Вот и проверим, — наседал Василий.
— Ладно, — согласился Петр и предупредил: — Прежде чем с ним о деле говорить, прощупай, а там уже решать будем.
— Обижаешь, Иваныч, я не пацан.
— Знаю, но, как говорится, береженого Бог бережет.
— Все будет нормально. Ох, и пустим же мы фрицам гарного красного петуха. Помнишь, как в Краснодаре Гесса спалили? Здорово получилось, — ударился в воспоминания Василий.
— Да, хорошо потрясли, — был более сдержан Петр в оценках и напомнил: — Вась, ты с Ковалем не затягивай.
— Не вопрос, Иваныч, в ближайшие дни переговорю, — заверил он.
В своей оценке Коваля Василий не ошибся. В первом же их разговоре Иван согласился участвовать в уничтожения абвергруппы-102. Теперь уже вместе они начали готовиться к осуществлению плана. Василий тайно накапливал запасы бензина, а Петр с Иваном оборудовывали для него хранилище в столярке, где работал Коваль.
Подходил к концу май. Все было готово. Осталось только дождаться подходящего случая. И вскоре он представился.
Очередная удачная заброска группы агентов в советский тыл по уже сложившейся традиции должна была ознаменоваться грандиозной попойкой инструкторов.
Всего несколько часов оставалось до того момента, когда с абвергруппой-102 было бы покончено. Но роковая ошибка Ивана сорвала план и поставила смельчаков под удар: он проговорился о нем своему «другу», а тот оказался осведомителем и немедленно донес Райхдихту. Ивана и Василия тут же арестовали. Шансов спастись не было. На руках у гитлеровцев находились неопровержимые улики — емкости с бензином. Арестованных подвергли жестоким пыткам, но они не выдали Петра и мужественно приняли смерть.
Оставшись один, Петр не забился в нору и продолжил опасную работу. Втайне изготовил дубликаты оттисков печатей и штампов, переснял фотографии, анкеты на агентов и ждал подходящего случая, чтобы переправить материалы советским контрразведчикам. Но случай так и не представился. И тогда Петр решил вновь взорвать ситуацию в группе.
На этот раз объектом замысла стали инструктор зондер-фюрер Венцик и его агенты, готовившиеся к заброске в район Ростова. Вскоре подвернулся и удобный случай для полного подрыва доверия к зондерфюреру и его выкормышам. В группе прошли зачеты, и со дня на день должен был поступить приказ о начале операции. Естественно, инструкторы собрались отметить это событие. Стол накрыл Венцик. Петр не поскупился выставить четверть первоклассного самогона-первача. Банкет прошел на ура и закончился далеко за полночь.
Утро 27 апреля в группе началось, как всегда, с доклада дежурного Штайну. Потом старшие учебных групп развели курсантов по рабочим точкам. Задержка произошла только в четвертой — дежурный не смог найти зондерфюрера Венцика. Спустя час в кабинет Штайна ворвался Райхдихт — на нем не было лица. За его спиной с почерневшей физиономией и потухшим взглядом стоял, едва держась на ногах, Венцик. Не лучше выглядели Коляда, Петренко и Самохин. Внутри Штайна что-то оборвалось и леденящим холодком растеклось по груди. Райхдихт подтвердил его самые худшие предположения — агент НКВД снова начал действовать.
Ночью у Венцика исчезли списки агентуры, анкетные листы и фотографии участников диверсионной группы. Поиск их по горячим следам ничего не дал. Сам Венцик ничего определенного сказать не мог, так как с трудом ворочал языком. Собутыльники по вчерашней пьянке — Самохин, Петренко и Коляда — несли какую-то околесицу.
Нечленораздельное мычание пьяной троицы взорвало Штайна. Он вскочил из кресла и в ярости заметался по кабинету. На этот раз досталось и Райхдихту. Он попытался оправдаться, но этим только подлил масла в огонь. Рассвирепевший Штайн припомнил ему все: уход к партизанам восьми курсантов, провал групп диверсантов под Туапсе, позор в Краснодаре и, наконец, действовавшего под носом шпиона Шевченко. Кончился разнос тем, что Венцик отправился под домашний арест, а Самохин, Петренко и Коляда оказались под замком в камере. Все остальные во главе с Райхдихтом принялись переворачивать вверх дном комнаты общежития, учебные классы и туалеты с умывальниками.
Проверка продолжалась до глубокого вечера и, несмотря на все усилия, ни к чему не привела — ни тайника, ни самих документов, а тем более вражеского агента, обнаружить не удалось. Они словно провалились под землю. Дальше скрывать происшествие Штайн не решился, так как подозревал, что по линии контрразведки Райхдихт успел доложить.
Непослушной рукой Штайн поднял трубку телефона и заказал Запорожье. Ему ответил подполковник Гемприх. С трудом подбирая слова, чтобы смягчить удар, Штайн начал издалека, но опытный служака по интонациям в голосе догадался, что в группе произошло очередное ЧП, и потребовал не ходить вокруг да около. Не дослушав доклад до конца, Гемприх разразился угрозами и оскорблениями. Штайн молча глотал их, затем нервное напряжение неожиданно спало, и он безвольно обмяк в кресле. Ему все стало безразлично — крик Гемприха, доносившийся из трубки, беготня курсантов за окном и сама работа, которая теперь теряла всякий смысл.
Жизнь в группе замерла. Со дня на день в Вороновицах ждали приезда комиссии Штольце. Офицеры ходили как в воду опущенные, инструкторы и курсанты втихую попивали самогон и поигрывали в карты. В кабинет № 1 штаба избегал заходить даже Райхдихт.
Постепенно вокруг Штайна образовался вакуум. Он сутками не выходил из комнаты отдыха и впал в запой. Денщик Веньк только тем и занимался, что таскал ему бутылки с водкой. Встречать на вокзале приехавшую из Берлина комиссию отправился заместитель Штайна Краузе. А хитрый Райхдихт, чтобы не попасть под горячую руку, нашел себе неотложное дело и выехал в местное отделение гестапо. Инструкторы и курсанты забились в классы и имитировали бурную деятельность.