— В штаны наложил, что ли? — с усмешкой спросил особист.
— Еще чего?
— Тогда за чем дело?
Комендант пожал плечами, с неохотой положил нож на стол, но на всякий случай расстегнул кобуру. Петр подошел к столу. Офицеры внимательно следили за каждым его движением. Он распахнул плащ и вспорол подкладку.
На стол с тихим шелестом посыпались фотографии в форме бойцов и младших командиров Красной армии, бланки служебных документов с печатями и штампами, на которых бросались в глаза лиловые и фиолетовые свастики с хищными орлами.
От этой неожиданной и прямо-таки фантастической картины контрразведчик опешил. Его изумленный взгляд метался между Петром и документами. Такого за время службы лейтенанту Ивонину не приходилось видеть! В обыкновенной украинской хате, на обеденном столе лежала бесценная картотека из фотографий и анкет нескольких десятков вражеских агентов. Это была неслыханная удача, выпавшая на долю обыкновенного фронтового контрразведчика.
Последняя фотография, как поздний осенний листок, легла на горку документов. Ивонин склонился над фашистским архивом, долго разглядывал, затем обернулся к разведчику и, не стесняясь своего порыва, крепко обнял его. Лицо Петра дрогнуло. На глаза навернулись слезы. Он не пытался их скрывать. Комендант с открытым ртом наблюдал за неожиданной развязкой — офицер Смерша и тот, кого он несколько минут готов был расстрелять, тискали друг друга в объятиях.
— Невероятно! Фантастика! — восклицал Ивонин.
Тронутый этим искренним порывом Петр в первые мгновения не мог произнести ни слова. Крепкие объятия офицера Смерша и изумленные глаза коменданта не были чудесным сном. Он действительно вернулся домой! Домой!
Полтора года постоянного риска и смертельной игры с фашистами остались позади. Теперь уже не требовалось таиться, выверять каждое сказанное слово и взвешивать каждый свой шаг. Ушли в прошлое коварные проверки оберлейтенанта Райхдихта, патологическая подозрительность Самутина и изматывающее душу состояние двойной жизни, когда он сам не мог понять, где кончается советский разведчик Прядко, а где начинается кадровый сотрудник абвера Петренко. Он был среди своих. Своих!
Петр счастливыми глазами смотрел на Ивонина, и в этот миг ему казалось, что ближе и роднее человека для него нет. Тот разжал объятия, и в нем снова проснулся контрразведчик.
— Как вас звать? Чье задание выполняли? Назовите пароль? — посыпал он вопросами, но спохватился и многозначительно глянул на коменданта.
Тот развел руками и смущенно произнес:
— Я что, не понимаю? Не первый год на фронте, — и попятился к двери, не переставая про себя повторять: — Ну и дела! Ну и дела!
Когда шаги капитана стихли, Петр порывистым движением расправил китель, строго посмотрел на Ивонина — тот невольно подтянулся — и доложил:
— Старший лейтенант Прядко, оперативный псевдоним Гальченко, после выполнения задания в абвергруппе-102 прибыл!
— Старший оперуполномоченный отдела контрразведки Смерш лейтенант Ивонин, доклад разведчика Гальченко принял! — так же торжественно и строго ответил тот, а затем широко улыбнулся и пододвинул табуретку.
— Садись, дорогой, извини, что так встретили. Сам понимаешь, от этого всего голова кругом идет. Забыл даже спросить, как тебя зовут.
— Петр.
— А меня — Анатолий. Присаживайся, я сейчас, один момент, — засуетился Ивонин, сгреб в полевую сумку фотографии, документы фашистских агентов и исчез в соседней комнате.
Спустя минуту он возвратился. В его руках громоздились банки с тушенкой, чайник, две кружки и армейская фляжка. Штык-ножом Ивонин вскрыл консервы и вывалил в миску тушенку, из стола достал краюху черного хлеба и покромсал ее на куски. Петр с тихой радостью наблюдал за его быстрыми, сноровистыми движениями. Анатолий приподнял голову, заговорщицки подмигнул, потянулся к фляжке, разлил спирт по кружкам и предложил тост:
— За возвращение домой!
— Спасибо! За возвращение домой! — счастливым эхом прозвучал ответ Петра.
Кружки звонко звякнули, и они выпили до дна. У Петра перехватило в горле, из глаз крупными горошинами покатились слезы. Лейтенант зачерпнул кружкой воды из ведра и сунул ему в руку. Петр, давясь и захлебываясь, торопливо выпил, а когда спазмы прошли, навалился на тушенку с ржаным хлебом. В этот момент Петру казалось, что ничего вкуснее в своей жизни ему еще не приходилось есть. Это не были тот эрзац-хлеб и постная говядина, которыми его пичкал Шойрих. Он не заметил, как умял весь выставленный перед ним запас, и смущенно посмотрел на Ивонина. Тот улыбнулся, плеснул из чайника кипятку в кружку и опустил в нее два здоровенных, отливающих синевой куска сахара. Петр обеими руками обхватил кружку и с наслаждением мелкими глотками пил обжигающий чай. А Ивонин возвратился к столу, вытащил из верхнего ящика тетрадь с карандашом и сказал:
— Петя, ты пока без меня похозяйничай, а я смотаюсь в штаб полка. Сам понимаешь, надо доложить начальству. Заодно у тыловиков еще харчишек вытрясу. Если будет время, набросай рапорт про то, как у фрицев воевал.
Петр кивнул головой, поставил кружку на стол и потянулся к тетради.
— Нет, ты пей, пей. Напишешь потом, — остановил его Ивонин и, прихватив полевую сумку с документами на гитлеровских агентов, выскочил во двор.
Петр допил чай, поднялся из-за стола и прошелся по комнате. Напряжение спало, голова перестала кружиться. Он взял тетрадь и принялся составлять рапорт. Тот самый рапорт, который ему приходилось десятки раз мысленно набрасывать в Краснодаре, Абинской, Евпатории и Вороновицах, легко ложился на бумагу.
Время шло. За окнами забрезжил рассвет. Строчки перед глазами начали расплываться, а мысли стали путаться и теряться. Свинцовая усталость, в конце концов, сморила Петра. Обволакивающая слабость разлилась по всему телу. Стены, потолок закачались и поплыли перед глазами, голова пошла кругом. С трудом он добрался до топчана, без сил рухнул и мгновенно уснул.
Сквозь сон до него доносились шум шагов, жужжание телефонного аппарата, обрывки неясных фраз. Сознание разведчика непроизвольно продолжало работать. В разговоре Ивонина речь шла о нем. И впервые за многие месяцы Петр поймал себя на мысли, что его совершенно не волновало происходящее. Он вернулся домой! Домой!
А Ивонин в ту ночь так ине уснул. До отдела Смерша армии он дозвонился с трудом — на телефонной линии оказался обрыв. Машину за разведчиком обещали прислать в ближайшие часы. Чтобы скоротать время, Ивонин сел за чтение рапорта Петра.
Девять листов были заполнены убористым почерком. За сухими и лаконичными строчками крылась поистине титаническая работа блестящего разведчика. Данные на 18 штатных сотрудников абвера, 101 агента и 33 фотографии из алфавитной картотеки позволили органам Смерша в короткие сроки разыскать многих из них. В последующем, после освобождения Полтавы, на основе добытых Петром материалов Управление контрразведки Смерш 2-го Украинского фронта арестовало еще семь агентов и содержателя конспиративной квартиры, оставленных гитлеровцами на «глубокое оседание» для проведения разведывательно-диверсионной работы.
Это было далеко не все, что удалось совершить зафронтовому разведчику Прядко-Гальченко. Добытая им разведывательная информация о военных планах 8-й армии вермахта представляла несомненный разведывательный интерес для командования Красной армии.
Лейтенант Анатолий Ивонин, за время службы в стрелковой роте, а потом в военной контрразведке немало хлебнувший своего и чужого горя, повидавший такого, что многим с лихвой хватило бы на две жизни, был поражен. За двадцать два месяца работы Петра в абвере ему пришлось прожить десятки жизней. И в них было все: неминуемый, казалось бы, провал в Ростове и Абинске; потом удача в Вороновицах, Краснодаре и Крымской. Заканчивал рапорт Петр Иванович просьбой о направлении его с новым заданием в тыл гитлеровских войск.
В тот же день Прядко и все добытые им материалы на абвергруппу-102 были направлены в Москву. Спустя двое суток Петр прибыл в столицу.
На встрече с руководством Смерша Петр доложил о выполнении задания и свои предложения по дальнейшей работе в абвере. Абакумов и его подчиненные, проанализировав сложившуюся вокруг разведчика ситуацию, пришли к выводу, что на этот раз удача могла отвернуться от него — вероятность расшифровки была слишком велика, и предложили Петру отдохнуть, а затем продолжить службу в одной из армейских частей Московского военного округа. Петр Иванович отказался и настоял на том, чтобы его направили на фронт…
Продолжил службу он по своей прежней специальности — интендантом. Служил Петр Иванович хорошо — в воинском звании вырос до майора, а в должности — до заместителя командира полка по тылу, был награжден несколькими медалями и орденом.
Не забыли своего боевого товарища и военные контрразведчики. Руководитель Смерша Абакумов лично доложил Верховному главнокомандующему Сталину о результатах выполнения задания зафронтовым агентом Гальченко.
24 июня 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за «проявленное мужество и героизм в тылу противника» Петр Прядко был награжден орденом Красного Знамени.
Но самая большая награда ждала его после окончания войны. Прозвучали победные залпы, и майор Прядко, следуя к новому месту службы в Закавказский военный округ, никак не мог проехать мимо столицы Дона — Ростова. Туда бывшего разведчика влекли не прошлые воспоминания о службе в абвергруппе-102. В его сердце жила она — Вера Пивоварчук.
Петр Прядко, Иван Данилов, Александр Козлов, Алексей Скоробогатов и десятки других зафронтовых агентов особых отделов НКВД СССР — ГУКР Смерш НКО СССР своей самоотверженной работой существенно подорвали разведывательно-диверсионную деятельность абвера и «Цеппелина» и сохранили тысячи жизней красноармейцев.
Только за период с 1 октября 1943 по 1 мая 1944 года военными контрразведчиками в зафронтовой работе были задействованы 343 разведчика. Из них 57-ми удалось выполнить самую трудную задачу: внедриться в абверкоманды, абвергруппы, специальные центры «Цеппелина» и закрепитьс