Неподалеку, в дверях гостиной, стояли трое крысоловов – их выдавали серые пальто и цилиндры.
– У нас нет на все это времени, – проговорил один из них. – Говорите, третий этаж?
– Да, – ответил другой. – Коридор третьего этажа…
Еще один крысолов, громадный и жуткий, промолчал.
Мисс Кэрри́ди прикрыла дверь и замерла, прислушиваясь.
Троица крысоловов прошла мимо.
– Вы полагаете, что страх перед ядом заставит их оставаться в своих комнатах? – спросил один из них. Даже через респиратор было слышно сомнение в его голосе.
Тут же последовал ответ:
– У нас кое-что припасено на случай чьего-нибудь внезапного острого желания побродить по дому во время травли, верно, Мэпл?
– Верно, Смолл.
Голоса стихли. Выждав немного, мисс Кэрри́ди отошла от двери и бросила очередной тревожный взгляд на настенные часы. Ключ, вытащенный из волос мистера Портера, нервно заплясал в пальцах.
– Ну где же ты ходишь? – раздраженно проговорила она, не отрывая взгляда от медленно ползущей стрелки часов. – Сколько можно ждать?
Некоторое время мисс Кэрри́ди мерила кабинет шагами, то и дело поглядывая на мистера Портера – не удумает ли тот очнуться раньше срока.
С каждой минутой, пока ничего не происходило, она бледнела все сильнее. В голове уже стал складываться запасной план – плохой и дырявый, как сыр, который расстреляли из револьвера, но иного выхода у нее будто бы не оставалось.
Старшая клерк-мадам сжала в руке ключ и решительно шагнула к двери.
И тут в дверь заскреблись.
Глава 3. На улице Кленов. Продолжение
4 часа 50 минут
Констебль Хоппер отогнал рукой назойливую птицу и попытался продолжить наблюдение за домом, но не тут-то было.
Черный дрозд, который жил в ольховых зарослях, считал этот куст своим и был не слишком-то рад незваным гостям. Издав явно оскорбительное «кр-рак!», он уселся прямо на котелок полицейского, видимо намереваясь клюнуть его в голову.
Хоппер задергал руками в попытках схватить наглеца, но птица, взмахнув крыльями, ретировалась на ветку старого клена, нависающую над затаившимися в кустах констеблями. Дрозд гневно взирал на вторженцев и не замечал облизнувшегося на соседней ветке кота.
Хоппер, раздосадованный поведением дрозда, показал ему кулак и начал строить страшные рожи, надеясь, что жест и гримасы будут птицей восприняты верно и не позволят ей вернуться.
– Уймись! – велел Бэнкс. – Ты нас выдашь!
– Нет, ну ты видел? – возмущенно пробурчал Хоппер. – Никакого почтения! Если бы в Саквояжне какой-нибудь пернатый позволил себе такую дерзость, я бы ему…
– Мы не в Саквояжне. Уймись уже. Это просто дрозд.
Убедившись, что шляпа в безопасности, Хоппер осторожно отвел в сторону ветки кустарника и поглядел на дом.
– Ну что, ты видишь мальчишку?
Толстый констебль лишь хмыкнул…
Они прятались тут уже довольно долго. Сперва со смесью раздражения и злорадства глядели на то, как мальчишка безуспешно пытается найти вход. А затем тот покарабкался вверх по лестнице и скрылся из виду. Почти сразу после этого калитка скрипнула и в сад вошли три престранных субъекта. Хоппер, привлекая внимание напарника, ткнул его локтем в бок.
– И сам вижу, – прорычал толстый констебль. – А им здесь что понадобилось?
– Крысоловы… – пожал плечами Хоппер. – Ловят крыс?
– Да уж. Видимо, Фиш хочет обезопасить денежки, чтобы их не сожрали эти хвостатые твари. Помнишь тот случай во Фли?
– С ростовщиком Злоббином? Так это ведь враки все. Чтобы Злоббин позволил крысам схарчить его денежки? Нет уж, он первее схарчит всех крыс.
– Но Фиш не Злоббин.
– Гм. Весомо.
Заднюю дверь крысоловам открыл какой-то престарелый франт, вырядившийся не иначе как на бал. Констебли не были осведомлены о существовании дворецких.
Вскоре члены Братства скрылись в доме, и сад вновь погрузился в сон. Но до тех лишь пор, пока из кухонного окна не стали раздаваться крики. Казалось, ревел кашалот, в которого выстрелили гарпуном. Ну, или это была просто разъяренная кухарка.
– Никуда я не пойду, ишь чего выдумали! Мистер Бастерс, у меня тут ужин! А у хозяина гостья! Они праздновать изволили! Думаете, ужин сам себя приготовит, пока я буду в комнате отсиживаться?! Нет уж! И не надо мне тыкать вашими «Самоготовящими горячительными шкафами Тоффлер»! Мы не в Старом центре, а в Сонн! И никогда такой шкаф не заменит ужин, приготовленный этими вот руками! Вам меня не переубедить!
Впрочем, учитывая, что крики стихли, а кухарка, со злостью захлопнув окно кухни, куда-то исчезла, очевидно, ее все же переубедили. После этого в саду, да и во всем доме, кажется, вообще что-либо перестало происходить…
– Так ты видишь мальчишку? – повторил Хоппер.
Бэнкс не ответил. Напоследок бросив еще один взгляд на дом, он, к недоумению напарника, попытался выбраться из куста.
– Ты куда? – потянул его за рукав Хоппер. – Мы же должны ждать знак!
– Ты совсем спятил? – презрительно глянул на него Бэнкс. – Неужели ты полагал, что мы пойдем на поводу у этого мелкого прохвоста? Считаешь, он и правда сейчас как раз раздумывает, как бы нас впустить?
– Ну… я… э…
– Нет уж, не такие мы наивные. К тому же у нас есть своя голова на плечах.
– Свои головы, – уточнил Хоппер, но толстяк проигнорировал его занудство.
– Мы сами проникнем в дом, – сказал он. – И никакой мальчишка нам не нужен.
– И как ты предлагаешь это сделать? Мы в дымоход не пролезем. Да и вообще, Лиззи, знаешь ли, не одобряет дымоходы – она говорит, что для лазанья по ним город изобрел трубочистов.
Бэнкс скривился, как он делал всякий раз, когда слышал очередную житейскую мудрость от младшей сестры напарника, и сказал:
– Ты спрашиваешь, как мы попадем внутрь? А как крысы проникают в дома?
Хоппер нахмурился – он все еще не понимал.
Бэнкс кивнул на проглядывающий меж прутьев садовой решетки фургон крысоловов, после чего ткнул рукой, указывая на землю под собственными ногами.
– Только не это! – возмущенно выдохнул Хоппер, уяснив, что именно имеет в виду напарник, но Бэнкс явно был не в настроении спорить – не прибавив ни слова, тот выбрался из зарослей. Скрипнувшему зубами Хопперу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Вжав головы в плечи и пригнувшись, что не особо сделало их чуть менее заметными или подозрительно выглядящими, констебли добрались до ограды и покинули сад через боковую калитку.
Оказавшись в переулке, Бэнкс распрямился и отряхнул одежду от листьев. Затем, что-то высматривая на тротуаре, он прошел несколько футов вдоль ограды, пока наконец не склонился над чугунным канализационным люком, на котором была выгравирована вязь из дубовых листьев.
– Открывай! – велел он, озираясь по сторонам – не глядит ли кто. К их удаче, аллея была пустынной. По ней гулял лишь ветер, вздымая листья.
Хоппер нехотя отломил ветку от росшего тут же куста, просунул ее в паз и подцепил край крышки. Надув щеки от натуги, он приподнял ее, а затем с лязгом оттянул в сторону. Открывшееся отверстие зияло чернотой и дохнуло на констеблей сыростью.
Толстяк Бэнкс примерился, пролезет ли его живот, и кивнул Хопперу – мол, только после вас.
– Я уже говорил, что мне все это не нравится? – проворчал Хоппер и, наделив напарника осуждающим взглядом, исчез под землей.
Бэнкс с трудом преодолел внезапно появившееся острое желание закрыть крышку и просто пойти домой, втянул живот и полез в люк, нашаривая под ногами хлипкие скобы и изо всех сил надеясь, что те выдержат его вес.
Спуск не был долгим. Лестница неожиданно закончилась, и Хоппер, а за ним и Бэнкс тут же встали во что-то склизкое и липкое.
– Темно, как у блохи в брюхе! – прошептал громила-констебль. – Ничего не разглядеть!
Толстяк чиркнул спичкой и зажег небольшой керосиновый фонарь.
– Полицию врасплох так просто не застанешь, – самодовольно сказал он.
Хоппер поморщился, но не от слов напарника, а от изумительных в своей отвратности видов места, в котором они оказались. Низкие арочные своды нависали над головой, выложенный кирпичом тоннель уходил во тьму – по желобу в его центре медленно ползла зеленая жижа.
Стоящая здесь вонь крайне не подходила для почтенного района Сонн – для его чистых тротуаров и чинных коттеджей, для его вежливых жителей и аккуратненьких садов.
Хоппер частенько любил прихвастнуть, что не чувствует запахов – особенно отвратных, но эта вонь победила его «репутацию» – сладковатая гниль забралась не только в нос, но и будто бы даже наполнила рот. Он попытался не глотать – не хотел, чтобы она проникла глубже…
Констебли двинулись по тоннелю. Их шаги эхом отражались от стен и арочных сводов, а следом ползли тени, которые выглядели как-то уж слишком подозрительно, – если честно, они мало напоминали своих хозяев.
Хоппер с сомнением оглядывал ржавые позеленевшие трубы, тянущиеся вдоль стен, бурую слизь, стекающую по кирпичной кладке, и чернеющие в выбоинах под ногами лужи, в которых будто бы что-то плавало. Он знал, что в канализации живет множество всякой дряни – и речь даже не о крысах. Чего только стоят сточные сомы: столкнуться с такой тварью не было никакого желания – вряд ли против здоровенного девятифутового сомищи поможет старый отцовский револьвер, который он прихватил, перед тем как отправиться за украденным миллионом. К тому же в нем всего три патрона…
Чем дольше они шли, тем больше Хоппер нервничал.
– А ты уверен, что где-то здесь есть вход в дом, Бэнкс?
– Конечно, уверен, Хоппер. В подвалах всех домов в Саквояжне есть люки, ведущие в канализацию.
– Мы ведь не в Саквояжне, не забыл? – тут же поддел напарника Хоппер, но тот будто не услышал.
– Не нравится мне этот Сонн, если говорить по правде, – задумчиво сказал Бэнкс. – Он жуткий, и я сейчас не про эти коллекторы. Как-то слишком уж тихо там, наверху: эти пустынные аллеи, эти сады и коттеджи… бр-р… а улочки? Ты заметил, какие они чистые? В городе не должно быть так чисто… тут даже листья подметают, а что уж говорить о консервных банках, папиретных окурках и обрывках газет? В общем, неслучайно Фиш обустроил себе логово именно здесь, помяни мое слово.