Его вопросы действительно могли бы показаться подозрительными, но мистер Бо не ожидал подвоха от друга мистера Клокворка, к тому же он был слишком занят поиском книги за целых пять фунтов.
– Одну купила мадам Леру, которая живет здесь неподалеку, заплатница и очень добродушная особа, – сказал старьевщик. – Еще одна досталась миссис Холлер из Странных Окон – она купила ее для своей дочурки Молли. Третью куколку я продал старушке, от которой сильно пахло кошками, а четвертую – пригожей молодой мисс у Рынка-в-сером-колодце. Последнюю забрал неприятный мистер с зеленым зонтиком. Я шел в харчевню «Подметка Труффо», когда он остановил меня, заинтересовавшись куклой в моей тележке. Их было двое, и другой мистер, печальный человек с длинным полосатым шарфом, спросил, зачем ему понадобилась эта кукла. На что мистер Зеленый Зонтик ответил, что это подарочек для их босса… – старьевщик на мгновение замер, обернулся и испуганно проговорил: – Брекенбока.
В том, что мистер Бо боится произносить это имя, не было ничего удивительного, поскольку принадлежало оно весьма жуткой персоне из Фли, хозяину уличного театра и просто крайне неприятной в общении личности, о которой даже в Саквояжном районе ходило множество мрачных слухов.
Что касается доктора Доу, то одно лишь упоминание Брекенбока заставило его поморщиться, словно ему под нос сунули нечто тухлое. У него с хозяином балагана из Фли были свои старые дела, и ему очень не хотелось писать этому злыдню с вопросами о кукле. Впрочем, доктор догадывался, что это излишне: видимо, кукла, доставшаяся Брекенбоку, так же разбита, как и все остальные куклы из ящика.
– О! Я нашел! – счастливо воскликнул старик. – Нашел вашу книжку! Пять фунтов мои! Пять фунтов мои!
Глава 4. В апартаментах «Доббль»
Джаспер широко зевнул.
Доктор Доу тоже почти зевнул, но в последний миг с трудом сдержал себя – хоть ему и отчаянно хотелось последовать примеру племянника, это могло повредить его репутации: кто-то на Чемоданной площади мог заметить его неподобающее зевание.
– Я там почти заснул! – пожаловался Джаспер, кивнув на тяжелую дверь темного дерева, которая только что за ними закрылась.
– Понимаю, – сказал доктор. – Это одно из самых сонных мест в Тремпл-Толл. Пойдем. Нужно только отойти подальше, и сонливость пройдет.
Бросив раздраженный взгляд на угрюмую вывеску «Паровозное ведомство. Пути. Сообщения (билетами не занимаемся)», доктор Доу поправил пальто и быстрым шагом направился вдоль грязно-серого здания с кажущимися бесконечными рядами пыльных окон. Племянник на прощание показал дверям Паровозного ведомства язык и поспешил за дядюшкой.
Стоило им свернуть на Твидовую улицу, как Джаспер тут же снова почувствовал себя таким же бодрым и жизнерадостным, каким был до посещения сонного ведомства.
Мимо прогрохотал трамвай, забитый, словно новый спичечный коробок. Прохожие, нервные и суетливые (в окрестностях вокзала они всегда такие), спешили по своим делам. Но сильнее прочих торопился толстый констебль на темно-синем самокате, несущийся вниз по Твидовой в сторону Чемоданной площади. Он неистово гудел в клаксон и грубо прибавлял от себя:
– Дорогу! Полиция едет! Дорогу, сонные улитки!
Полицейский едва не сбил какую-то старушку, но даже не заметил этого. Как не заметил он и доктора Доу с его племянником.
– Интересно, куда это он так торопится? – Джаспер задумчиво уставился вслед шумному констеблю.
– Надеюсь, на поезд, чтобы навсегда покинуть Габен, – холодно произнес Натаниэль Доу. К мистеру Бэнксу он относился с крайним презрением, считал его глупым, невежественным и утомительным человеком. Они с напарником, мистером Хоппером, доктор был убежден, являлись худшими представителями Дома-с-синей-крышей.
– Это вряд ли, – усмехнулся Джаспер. – Может, он спешит по какому-то срочному полицейскому делу?
– Вероятнее всего, он спешит на обед. Мы почти пришли.
Доктор и его племянник свернули за угол у табачной лавки «Раухен», рядом с которой стоял сигарный столб с десятками крошечных раструбов; из них в воздух вырывался разноцветный дым, демонстрируя различные сорта табака: от самого дешевого – «Гордость Гротода» – и до «Лунгенброт» – сотня фунтов за дюжину папиреток.
Улица Большая Колесная, на которую вышли доктор и его племянник, на деле была довольно узкой и тесной – на ней могли разминуться лишь два экипажа, и то если потеснятся. Верхние этажи домов подступали почти вплотную друг к другу и нависали над мостовой, отчего внизу стояла полутьма. Здесь было довольно тихо, и доносившийся с Чемоданной площади гул напоминал вялое ворчание.
В глубине квартала от привокзальной суеты пряталось кафе «Кретчлинс»: два больших круглых окна и дверь с колокольчиком между ними. О данном заведении знали в основном лишь те, кто обитал поблизости, приезжие сюда не захаживали, поэтому и цены здесь были… удобоваримые. Маленьким кафе заведовало довольно милое семейство: миссис Элмерс принимала и разносила заказы, а ее супруг, мистер Элмерс, готовил омлеты и жаркое.
Доктора Доу обычно раздражали милые люди, поскольку в их пряничной сиропности часто ощущалось что-то потаенно-угрожающее, но Элмерсы были «терпимо» милыми и слегка грустными. Натаниэль Доу, в присущей ему манере строить догадки, предполагал, что это как-то связано с тем, что их лишь двое.
Зайдя в «Кретчлинс», доктор и его племянник кивнули поздоровавшейся с ними хозяйке, румяной женщине средних лет в кремовом переднике, после чего повесили свои пальто на вешалку.
Доктор бросил любопытный взгляд на газетный шкаф в простенке. Там в отделениях-сотах лежали свежие выпуски едва ли не всех периодических изданий, которые печатали в Габене. Ему мучительно захотелось взять свежую «Сплетню», но он понимал, что Джаспер ему этого не простит.
Кафе пустовало, и лишь у дальней стены неподвижно сидел немолодой человек с черной бородой. Он пил кофе и читал газету из Старого центра «Мизантрополис». Новые посетители его не интересовали, что вполне устраивало и самого доктора.
Они сели за столик у окна.
– Мэм, – сказал Натаниэль Доу, когда к ним подошла хозяйка. – Я ожидаю письмо – прошу вас, передайте мне его, как только оно прибудет.
Миссис Элмерс кивнула.
– Конечно, сэр. Чего изволите?
– Мне, пожалуйста, омлет с беконом, два средне обжаренных тоста с маслом и кофе «Велюрр», без сахара и побольше корицы.
– О, пропустили завтрак? – улыбнулась миссис Элмерс. – Но ведь позавтракать никогда не поздно, верно?!
Доктор Доу промолчал – его экономка с этим бы поспорила.
Миссис Элмерс все записала в блокнотик и повернулась к мальчику:
– А что будете вы, юный джентльмен?
– А у вас есть «Твитти»? – спросил Джаспер.
– К сожалению, нет, – ответила хозяйка. – Но мистер Элмерс только что испек чудесные заварные пирожные.
– Сгодится, – с грустью вздохнул Джаспер. Судя по его трагичному виду, он вынужденно смирился с жестокими обстоятельствами, как будто попал на необитаемый остров и принял решение в пользу пирожных, только чтобы избежать голодной смерти.
– Жаль, у вас нет сиреневого чая, – сказал доктор, глянув на племянника.
– Зато у нас есть чудесный кленовый чай, который как нельзя лучше подходит к заварным пирожным мистера Элмерса.
Джаспер кивнул, а доктор Доу добавил, пока хозяйка не ушла:
– Помимо пирожных, еще одну порцию омлета и еще два поджаренных тоста для моего племянника. – Джаспер нахмурился, но дядюшка поспешно добавил: – Это ради миссис Трикк – ты должен их осилить.
Экономка действительно очень огорчалась, когда мальчик плохо ел, а этот омлет для нее должен был стать, образно говоря, куском сырого мяса, брошенным в пасть голодному цирковому льву.
Хозяйка отправилась выполнять заказ, и Джаспер нетерпеливо проговорил, глядя ей вслед:
– Ты сказал, что все мне расскажешь, как только мы окажемся в «Кретчлинс». Надеюсь, ты не станешь ждать, пока мы все не съедим?
– Разумеется, нет.
– А зачем мы ходили в Паровозное ведомство? Там та-а-ак уныло! За те полчаса, что мы пробыли в этом угрюмом месте, я совсем состарился и стал как ты.
Доктор Доу не считал себя таким уж старым, но спорить у него желания не было, к тому же, в общем-то, Джаспер сказал все верно: процесс ожидания (как, собственно, и сам процесс жизни) и есть старение. Согласен он был и с тем, что сильнее всего процесс старения можно ощутить, когда попадаешь в тягучую рутину бюрократии. Механизм вроде как работает, но зубчатые колеса давно не смазывали, и они вращаются еле-еле, со скрипом. Таких шестеренок (меланхоличных клерков) в Паровозном ведомстве множество. Там все происходит настолько медленно, что появляющийся зевок почти невозможно подавить, и он постепенно превращается в глубокий тяжелый вздох. Ускорить процесс неспособно даже предписание от господина комиссара Тремпл-Толл о всяческом содействии. Содействие оказывается, но никто ведь не говорил о спешке в этом самом содействии.
Минуте на двадцать восьмой ожидания, когда оформленный по всем правилам запрос, лежащий прямо перед носом клерка-пересыльщика, до сих пор не отправился в архивную секцию ведомства, терпение лопнуло даже у такого хладнокровного человека, как Натаниэль Френсис Доу. Он потребовал, чтобы ответ прислали по адресу «Большая Колесная, 24. “Кретчлинс”», развернулся, сказал: «Пойдем, Джаспер», и они покинули ведомство, отвечающее за сообщения, но при этом являющееся едва ли не самой неторопливой службой в городе.
– Паровозное ведомство, – сказал доктор Доу, – это ключ к местонахождению мистера Фиша.
– Ключ? – поразился Джаспер.
– Тем утром, когда ты приехал от бабушки на поезде «Дурбурд», я видел человека на вокзале, приезжего. Я совсем о нем забыл из-за всего, что произошло дальше, но кое-какие детали дела, которым мы сейчас занялись… они мне напомнили о нем. Полосатое пальто, длинный нос, ящик, описанный мистером Бо. Джентльмен с вокзала – теперь я знаю, что это был мистер Фиш, – ссорился с человеком из Паровозного ведомства: кто-то украл один из его ящиков.