– Ты купила мне одежду? – повторила Полли.
– Зашла в лавку «Фиффани» в пассаже Грюммлера. Уверена, тебе понравится.
– Но мне нравится и моя одежда! – возразила Полли, на что тетушка лишь закатила глаза.
– Ты бы еще нацепила на голову семафор и в таком виде прогулялась по Тремпл-Толл. Это тебе не Соуэр с его бульварами, театрами и парками, милочка.
– Да я уж заметила, – проворчала Полли. – И ты решила меня превратить в какую-то хмурость и серость?
– Ты сперва открой. Я ведь знаю, как ты любишь синий, и выбирала то, что непременно должно тебе понравиться.
Полли со страхом откинула крышку одной из коробок и достала оттуда сложенное пальто. Ее предчувствия подтвердились: женщина, которая надела бы это, тут же должна была впасть в предтраурное состояние. Ткань грубая и неприятная на ощупь, от фасона буквально разит старушачестью, да и цвет оставляет желать лучшего.
– Это никакой не синий, – нахмурившись, сказала Полли.
Евфалия Трикк промолчала. Само собой, она знала, что это не синий, а темно-серый, но ближе к синему в лавке «Фиффани» ничего не было.
– Это, – продолжила Полли, – цвет грозовых туч…
– Хм.
– Твой вкус сильно изменился за то время, что мы не виделись…
Евфалия Трикк строго поглядела на нее:
– Полагаю, твой тон означает, что тебе нравится мой подарок и ты сильно-пресильно мне благодарна.
– Ну да.
Тетушка удовлетворенно кивнула и отвернулась.
На самом деле тон Полли значил, что могло быть куда хуже. Она глядела на тетушку Евфалию с грустью: этот мрачный город оставил на ней свой отпечаток. Она словно вросла в него, стала его частью и покрылась пылью. Серая одежда, чинный фартук, строгая прическа – это была отнюдь не та тетушка Евфалия, которую помнила Полли. А ведь какой живой, энергичной та когда-то была! С красными волосами, незатухающей улыбкой и зелеными глазами, которые ярко-ярко светились неудержимым задором и жаждой жизни. Евфалия Трикк никогда не была такой угрюмой и ворчливой.
«Наверное, – предположила Полли, – дело не столько в городе, сколько в этом человеке, у которого она работает».
– Он какой-то злой гений? – спросила она.
– Что? – Тетушка вздрогнула и резко обернулась.
– Ну, мне сразу показалось, что с ним что-то не так. И с мальчиком. Но особенно с ним – от него просто разит зловещестью.
– А, ты о докторе. – Евфалия Трикк заметно успокоилась и продолжила глажку.
– Ну да, – недоуменно ответила Полли. – А ты о ком подумала?
Тетушка пожала плечами и отработанными до автоматизма движениями сложила рубашку. После чего принялась гладить черные как смоль штаны: заправив штанину между двумя катками-барабанами, подбавила пара и толкнула какой-то рычаг. Катки медленно завращались и начали потихоньку словно бы поедать штаны.
– Ну, я не знаю, кого ты могла иметь в виду, – сказала меж тем Евфалия Трикк. – Этот город просто кишит злыми гениями. Они могут быть за любой из дверей, может, даже прямо сейчас наблюдают за нами из какого-нибудь окна. Кто знает, где они прячутся. Любители темных углов, крутых лестниц и потайных кабинетов. Слушают, подглядывают, выжидают. И маскируются. Под молочника, под неприметного клерка-счетовода, под твоего друга, под твоего дальнего родственника. Да, мастерство растворяться в толпе у них развито так же хорошо, как мастерство растворять своих врагов в кислоте. А у них есть враги. Заклятые и не очень. Все дело в списках, понимаешь? Бумага все же имеет свои ограничения – ты просто не можешь вписать слишком много имен в первую строчку, и тогда ты определяешь приоритеты – выбираешь, кто из врагов более заклятый. А еще у них всегда есть план. На то ведь они и гении, верно? Это очень сложный, хитроумный план, состоящий из множества частей, в каждой из которых задействовано множество людей и событий. Живя в этом городе, ты ни за что не можешь знать, не являешься ли ты сама частью чьего-то плана. И вот странностей вокруг тебя обнаруживается все больше, а слово «совпадение» становится одним из твоих самых часто используемых слов. И в итоге ты уже не можешь отличить собственные решения от чьей-то чужой недоброй воли. Поднимаешь голову, оглядываешься, а ты в тупике, заперта в глухом колодце, и никуда из него не выбраться.
– Тетушка, о чем ты вообще говоришь? – испуганно спросила Полли.
Евфалия Трикк дернула головой и будто очнулась от сна.
– Это из книжки, которую я сейчас читаю, – сказала она и кивнула на швейную машинку.
Полли подошла и взяла лежавшую на ней черную книгу, на обложке которой выцветшими буквами было выведено: «Как победить злого гения. Справочник и инструкция».
– Что за угрюмость? – удивилась Полли, пролистывая странички. Судя по некоторым фрагментам, на которые упал ее взгляд, вывод напрашивался очевидный: автор был сумасшедшим. Чего только стоили пространные рассуждения на тему, нужно ли закрывать окно. С одной стороны, окно стоило закрыть, чтобы не быть подслушанным и усложнить для врага дальний выстрел или проникновение в комнату, но с другой – закрытие окна могло преспокойно оказаться частью плана злого гения, который хочет, чтобы вы угорели в запертом пространстве. – Зачем ты вообще это читаешь? Это же сплошная паранойность!
– Это выдуманное слово.
– Все слова выдуманные! Так зачем тебе эта книжка?
– Ну, ты не можешь знать, когда встретишь злого гения…
Полли закусила губу. Все это было до невозможности странно, да и тетушка вела себя очень подозрительно. Некоторые мелочи в ее поведении, на которые Полли обратила внимание по прибытии, лишь усугубились. Пристальные испытующие взгляды, брошенные часто исподтишка, провокационные вопросы, которыми Евфалия Трикк засы́пала племянницу после обеда. Тетушка будто допытывалась и пыталась подловить Полли на лжи или противоречиях – разве что не требовала сообщить пароль, чтобы убедиться, что это действительно она, Полли Трикк, дочь ее сестры.
Полли не могла не заметить, как тетушка напряжена: спина будто прошита железными скобами, а шея замкнута в узкую трубу. Сперва Полли списала все это на манерность и следование этикету идеальной экономки, но затем поняла: тетушка чего-то боится – постоянно вслушивается в окружающие звуки, словно бы ждет нападения. Племянница не удивилась бы, узнав, что у нее под передником спрятаны бинокль и револьвер.
Было слишком рано делать какие-то выводы, но рядом с тетушкой Полли не отпускало тягучее, ноющее ощущение, которое зародилось, еще когда изменился тон тетушкиных писем. Если прежде Евфалия Трикк писала о различных курьезах, которые случались с жильцами этого дома, с ее подругами, да и просто знакомыми, то в последнее время в ее письмах поселились беспокойство и недоверие. Она перестала делиться своими мыслями, чувствами и переживаниями, вместо этого стала делиться… подозрениями.
И вот теперь, глядя на нее, Полли боялась даже мысленно оформить эти два опасных слова. «Мания преследования»… Если бы у тревоги и страха были свои запахи, то Полли незамедлительно потребовалась бы прищепка на нос – так сильно тетушка ими пропахла.
Полли решила зайти издалека, но голос дрогнул, и ее слова прозвучали резко – они царапнули по ушам даже ее саму:
– Мне кажется, тетушка, ты чего-то недоговариваешь. – Ох, не это она собиралась сказать.
– Разумеется, – ответила Евфалия Трикк. – Я многое недоговариваю. Не могу же я вот прямо сейчас тебе все рассказать…
– Почему нет?
– Всему свое время.
– Нет уж! – возмущенно воскликнула Полли. – Нельзя вот так сначала напустить туману, заразить любопытством, а потом скрытничать. То, о чем ты не хочешь говорить, как-то связано с этим твоим доктором?
– В определенной мере. Послушай, Полли, – тон тетушки смягчился, но при этом стал вкрадчивым, осторожным, – ты ведь и так собиралась на время оставить Льотомн, верно? Почему бы не провести это время здесь, в Габене? Устрой себе каникулы. Поезди по городу, посмотри все те места, которые ты так хотела увидеть: Старый центр, Пыльное море… Я все тебе непременно расскажу. Но чуть позже. Я очень рада, что ты приехала. Это значит, что мне будет легче сделать то, что я должна.
Последняя фраза прозвучала холодно и при этом так угрожающе, что Полли по-настоящему испугалась. Забывшись, она сильно вонзила зубы в губу и слегка прокусила ее.
«Кажется, в Габене творятся вещи ничуть не лучше, чем в Льотомне, – подумала она. – А я ведь надеялась, что оставила все это там… Надеялась, что худшее позади и… – Полли оборвала себя. – А может, это не у тетушки мания преследования, а у меня самой? К тому же, даже если тетушка и страдает излишней подозрительностью, ко мне, ее любимой племяннице, это никоим образом не относится. В здравом уме никто не поверил бы, что я подосланный агент».
Будто подслушав мысли Полли, тетушка обернулась и пристально поглядела на нее.
– Так говоришь, поезд задержался из-за какой-то поломки? – спросила она. – И поэтому ты пересела в Дарлингтоне на дирижабль? Странно-странно…
Полли неотступно следовала за ползущим в экипажной толчее кебом.
Колесики под ее ногами шуршали по мощенному плиткой тротуару, их спицы превратились в сверкающие пятна, разбрызгивающие по сторонам яркие блики, похожие на солнечных зайчиков. Судя по всему, в этом негостеприимном месте солнечных зайчиков не слишком-то жаловали, поскольку прохожие щурились, хмурились и недовольно косились на нарушительницу спокойствия.
Попадавшиеся на пути люди напоминали Полли отгоревшие спички – разной длины и степени обугленности, отслужившие свое и прекрасно об этом осведомленные. Они волочили груз собственной бессмысленности, двигались скованно, совсем не глядели по сторонам, а когда и поднимали взгляд, то оставляли голову при этом опущенной, из-за чего казались злыми и раздраженными.
– Еще не проснулась?!
– Ну что за нелепая?!
– Смотри, куда прешь!
– Разъездились тут всякие…
Чего только не бросали ей вслед эти грубые люди! Но она старалась не замечать. Сейчас всем ее вниманием владели пассажиры кеба, чьи бледные лица порой появлялись в незашторенном окошке.