Мо осуждающе на него косился и похрустывал переносицей, пытаясь вставить нос на место. При этом он припомнил все знакомые ему ругательства и сложил из них едва ли не поэму ненависти, посвященную пожарному брандмейстеру Кнуггеру и всем его красномундирным прихвостням. Жертвой красноречия Берджеса, в свою очередь, стал Фиш, ведь, не вздумай тот заделаться чайкой, они бы сейчас здесь не торчали.
– Фли. Он прячется где-то за каналом, сомнений быть не может, – заявил Берджес, улучив момент между парой желудочных судорог.
– Можем поспорить, – буркнул Мо. – Что ему там делать?
– А мне почем знать?
Мо покачал головой.
– Нет уж. Думаю, он где-то здесь, в Саквояжне. Схоронился в какой-то дыре, дожидается, пока страсти не улягутся и все о нем не забудут. Нашел дураков! Хотя откуда ж ему знать, что у полиции хорошая память?
– Господа! – кашлянул из-за рычагов Тумз. – Мы возле канала.
Шар преодолел крышу крайнего в Тремпл-Толл дома, и констеблям предстал черный, похожий на длинную-предлинную лужу Брилли-Моу. В сероватой дымке вдали, на противоположном берегу, простирался Фли с его узенькими улочками и тесно стоящими домами.
Окрестности канала были весьма опасным местом, и обычно сюда констебли предпочитали не соваться. На берегу всем заправляли различные банды, и даже у достопочтенного судьи Сомма здесь не было никакой власти. Очень удачно вышло, что Берджес и Мо действовали инкогнито, поскольку синий мундир и полицейский шлем не просто вызвали бы ненужное внимание, а, скорее всего, стали бы гвоздем программы в унылой и однообразной жизни местных. Помнится, Гармс с Поваренной площади однажды забрел сюда, изрядно набравшись в «Колоколе и Шаре», так на него спустили всех здешних собак, и это далеко не образное выражение: у доктора из лечебницы даже закончились нитки, когда его заштопывали.
– Держи ухо востро, Берджес, – сказал Мо и крепче сжал гарпунное ружье, в глубине души понимая, что, если что-то случится, оно ему не слишком поможет.
– Нет причин трусить поджилками, – пробубнил в ответ громила и сжал кулаки, хрустнув костяшками. – Заодно разомнусь после тряски и вихляния в этом наперстке.
– Куда прикажете? – спросил Тумз.
– Правь к Блошиному маяку!
– Будет исполнено, – хрипнул горбун и толкнул рычаги.
Шар обогнул аэробакен с вывеской «Добро пожаловать на Брилли-Моу!» и поплыл вдоль канала над хмурыми заброшенными фабриками. Пропеллеры то и дело глохли, Тумз то и дело ругался, но при этом постоянно оправдывался перед пассажирами, что с винтами такое бывает, – кажется, даже сам аэростат не хотел туда лететь.
– Что-то не припомню, чтобы Фиш тащил с собой мешки с деньгами, – негромко, чтобы не услышал горбун, проговорил Берджес.
– Разумеется, – так же тихо ответил Мо. – Фиш ведь не дурак. Он их где-то припрятал. Он и его эти мерзкие гремлины. Вероятно, коротышки сторожат денежки в каком-то тайном логове.
– Что будет, если Шнырр их обнаружит и заодно найдет награбленное? Он уж точно не упустит возможности прибрать все к рукам.
– Этого не случится.
– Ты уверен?
Мо кивнул. Он знал о Шнырре Шнорринге кое-что такое, что совершенно точно не позволило бы ему сыграть против них.
– Меня больше заботит этот докторишка, – сказал толстяк. – Как бы он нас не опередил.
– Гм. – Берджес недобро ухмыльнулся. – У меня появилась идея.
– Только давай без твоих гениальных идей, – проворчал Мо.
– Нет, ты послушай… Мы ведь уже знаем, чего от него можно ожидать, так? История с Черным Мотыльком. Он переиграл нас.
– И что?
– Доктор Доу умный – этого не отнять, но знаешь что? Никакой ум тебе не поможет, когда ты едешь на велоцикле, а кто-то засовывает тебе палки в колеса. И вот ты уже никуда не едешь, а просто падаешь…
– А ты прав! Никогда не думал, что скажу это, но… хорошая идея, Берджес. Нужно придумать, как сбить с пути доктора и слегка подпортить ему жизнь. Беда в том, что он ест с руки у господина комиссара. Ну, или господин комиссар ест у него с руки – так просто не понять: слишком уж он наглый, этот доктор Доу. Ладно, как вставить ему палки в колеса, мы решим.
Мо поглядел на Берджеса и рассмеялся – напарник закрыл нос шарфом, у него даже глаза заслезились от стоящей на канале вони, а ведь когда-то тот, помнится, уверял, что мерзким запахам его не пронять. Все же у того, что треклятый Кнуггер дал Мо в нос, было кое-что положительное – он эту вонь не чувствовал…
На Блошином маяке констеблям подтвердили, что видели «странного летуна» и что он якобы приземлился где-то в районе пакгаузов. Никто никуда не сообщал, потому что отслеживать различные странности по эту сторону канала не входит в обязанности служащих Ведомства контроля за блохами Фли.
Впрочем, по секрету смотритель маяка рассказал Берджесу и Мо, что приземление неведомого летуна вышло не из мягких: его крылья дымились, оставляя за собой два длинных сигарных следа. Очевидно, летун хотел перебраться через канал и затеряться в трущобах Фли, но что-то сломалось в его этом странном механизме.
Тогда Берджес и Мо велели Тумзу посадить шар в неприметном тупике у пустующей шляпной фабрики «Кори и К°» и дожидаться их там, после чего, прихватив гарпунные ружья и мешок с сетью Берджеса, отправились на ловлю «этой наглой болтливой чайки».
Оказавшись на твердой земле, Берджес еще какое-то время нелепо пытался удерживать равновесие и постоянно спотыкался. Более привычный к полетам Мо шагал увереннее, но вел он себя осторожно, подозрительно косясь по сторонам и вслушиваясь в ворчание за бурыми кирпичными стенами.
Местные не особо обращали на них внимание. Их, кажется, вообще ничто не волновало, кроме собственных непонятных дел. При этом у них вроде как даже язык был какой-то свой – не договаривая одно слово, они начинали уже следующее, не делая ни расстановок, ни пауз. Выяснить у них какие-либо сведения было попросту невозможно, поэтому переодетые констебли решили действовать по старинке: стандартный поиск беглеца подразумевал методичный обыск всех помещений и закутков, в которые требуемая личность предположительно может забиться.
Берджес и Мо принялись рыскать по заброшенным пакгаузам, но так никого и не отыскали, зато стали жертвами нападения гигантских крыс, пару раз лишь чудом не провалились в канализацию, неосторожно ступив на гнилые доски, а Мо перепачкал костюм в какой-то мерзкой зеленой слизи. Настроение у констеблей, и без того не слишком благодушное, с каждым обшаренным складом и с каждым пустующим подвалом становилось все хуже.
Наконец они наткнулись на буксирную станцию, раскинувшуюся на берегу. Она была ограждена высоким забором, над воротами висела ржавая вывеска: «Крамборген».
Проникнув на территорию станции, констебли увидели свет в окнах лодочного сарая, из труб курился дымок. У причала стояло старенькое суденышко, на борту которого также было выведено: «Крамборген». На берегу, среди куч лома, завалившись на борт и зияя пробоинами в зеленом днище, ржавел еще один буксирчик, всем своим видом напоминающий дохлую рыбу.
В первое мгновение Берджесу и Мо почудилось какое-то шевеление в иллюминаторах его кособокой надстройки, но затем их вниманием завладел старик в вязаной докерской шапочке и дырявом пальто. Огромной совковой лопатой он перегружал какой-то мусор и хлам из громадной кучи в тележку на тонких рельсах, которые вели прямиком на причал. Судя по всему, этот хлам должен был пойти на растопку паровой машины.
Стариком с лопатой оказался хозяин станции, некий мистер Уортон, личность крайне недружелюбная. Незваных гостей он встретил нахмуренными бровями, снующей из стороны в сторону щетинистой челюстью и подозрительным взглядом. Когда он узнал, что посетители не намерены фрахтовать его суденышко, а заявились с расспросами, он велел им убираться.
Берджес и Мо подступили к старику вплотную. Берджес скорчил самую зверскую рожу из своей коллекции зверских рож, а Мо посоветовал мистеру Уортону не пыжиться, иначе его самого сейчас отправят в тележку с мусором для растопки, а затем и в топку. И тогда старику не оставалось ничего иного, кроме как ответить на вопросы незваных гостей.
Мистер Уортон отвечал коротко и больше скрежетал зубами. Ни о каком человеке в полосатом пальто, прилетевшем на берег на механических крыльях, он, мол, и слыхом не слыхивал и видом не видывал.
Берджесу и Мо подобная совершенно недружественная беседа не понравилась, и толстяк велел напарнику поучить лодочника манерам. И все же как следует проделать свою излюбленную часть процедуры у них не вышло.
Громила Берджес едва схватил старика за грудки, как тут же откуда ни возьмись объявилось подлинное безумие в лице невысокой, но очень бойкой молодой женщины со спутанными волосами – под слоем угольной пыли угадывались огненно-рыжие пряди.
Констебли не успели даже понять, откуда она появилась, – кажется, выбралась из надстройки буксира на берегу. В моряцком бушлате и мешковатых штанах, в здоровенных башмаках и замотанная по самый нос полосатым шарфом, эта женщина явно посчитала незваных гостей пресными и вознамерилась как следует всыпать каждому перцу.
– Пошли прочь, мерзавцы! – кричала она. – Пустите его! Папа!
– Нет, Гилли! Уходи! Уходи! – Старик по-настоящему испугался и попытался прогнать дочь, но не тут-то было.
Берджес недоуменно повернулся к женщине, и тут же ее крошечный кулак с невероятной силой влетел ему в глаз, так что громила даже выпустил ворот пальто мистера Уортона. После чего девушка набросилась уже на обоих незваных гостей. Ее напор и запал настолько смутили и выбили из колеи не ожидавших подобного констеблей, что они и не заметили, как их вытурили за ворота буксирной станции.
– И больше не возвращайтесь! – раздалось из-за ворот. – Или я спущу на вас своего ручного спрута!
Мо грязно выругался в ответ, но со станции ему никто не ответил.
– Ладно, пойдем… – сказал он и двинулся было прочь, но Берджес застыл, пораженно глядя в пустоту прямо перед собой. – Чего заснул? Двинулись!