– Прошу, простите бедняжку, сэр, – сказала женщина. – Но вы должны понять… у нее горе…
– Разумеется, мадам, – кивнул доктор.
И тут он увидел среди скорбящих его… Тощая и длинная фигура в черном пальто с пелериной, двууголке и носатой маске замерла за спиной какого-то толстого джентльмена в очках. В прорезях маски клубилась тьма, длинный алый шарф развевался на ветру. Выглядел этот человек довольно жутко – даже невозмутимого доктора Доу пробрало.
– Мы с вами, кажется, незнакомы, – продолжила между тем Паучиха. – Вы приходились другом Джонатану? Быть может, вы были его коллегой из «Лейпшиц и Лейпшиц»?
Доктор Доу лишь на мгновение отвел взгляд от человека в маске, но, когда он снова посмотрел туда, где он стоял, там его уже не было.
– Нет, мэм. Меня зовут Натаниэль Доу. Я доктор. Калеб – мой пациент.
– Гм… конечно, – поджала губы женщина. – Миссис Джеральдин Четвин, старшая сестра Марго.
– Соболезную вашей утрате, мэм, – сказал доктор.
Выражение лица миссис Четвин никак не изменилось. Соболезнования доктора, казалось, ей были без надобности.
– Позвольте поинтересоваться, что произошло? – спросил он.
– Самоубийство, – четко выговаривая каждую букву, словно наслаждаясь тем, как они звучат, произнесла миссис Четвин, и бедная вдова вся сжалась от этого слова. – Джонатан застрелился.
Доктор Доу опустил голову. Его взгляд упал на дно могилы и бордовый гроб в ее глубине…
Джаспер тем временем подошел к мальчику, который сидел на могильном камне в стороне от проходящих похорон.
Мальчик этот был чуть младше него и выглядел странно – все из-за тоненьких шрамиков по контуру лица, вокруг глаз и в уголках губ. Казалось, он упал в заросли шиповника.
От одного взгляда на этого мальчика внутри Джаспера что-то зашевелилось. В животе как будто кто-то принялся ворочаться, а в груди словно застучал барабан.
«Ну здравствуй…» – раздался в голове гадкий склизкий голосок.
«Ну здравствуй…» – ему ответили будто бы откуда-то из-за спины незнакомого мальчика тем же самым голосом.
Джаспер уже слышал этого голос – когда стоял на карнизе банка.
Он вздрогнул, моргнул, и… наваждение исчезло: никаких голосов, совсем ничего – лишь звучит мелодия погребального оркестра, каркают кладбищенские вороны, и мальчик, сидящий на могильном камне, со скрипом ногтями царапает грудь.
– Привет, – сказал племянник доктора Доу. – Меня зовут Джаспер.
– Где-то я тебя уже видел, – негромко произнес незнакомый мальчик. – Это же ты лежал на столе у Хозяина… вот так совпаденьице!
– Что? – возмутился Джаспер. – Нигде я не лежал. И что еще за хозяин?
Незнакомый мальчик не ответил. Он повернул голову и поглядел пустым взглядом на стоящих неподалеку взрослых.
– О, добрый доктор пришел. Наверное, он снова пытается всех вылечить. Но всех не вылечишь, да… Болезни болезнятся, раны открываются, а паразиты паразитируют… Мамочка так безутешна… даже добрый доктор ей не поможет. И папочку не вернуть…
– Это твой папа там? – спросил Джаспер. – Мой папа тоже умер. И мама.
– А вот моя мамочка не умерла, – хвастливо заявил мальчишка.
Джаспер разозлился. И тут вдруг вспомнил себя самого на этом кладбище, среди надгробий и глупых соболезнований. Он тогда тоже злился. И говорил ужасные вещи. Кажется, он сказал дядюшке, что ненавидит его за то, что он не может их вылечить…
«Это все из-за горя», – подумал Джаспер, глядя на этого странного мальчика.
– Твоих родителей зарезали? – спросил тот и, приоткрыв рот, хрипло задышал. – Да, думаю, что их зарезали. А как иначе…
Джаспер гневно сжал зубы. Что этот гаденыш себе позволяет?!
– Нет, их не зарезали! Дирижабль потерпел крушение, и… их больше нет.
– А мой папочка застрелился, – чуть ли не радостно заявил злобный мальчик. – Он взял револьвер и ушел из дома. Пропал. Мамочка боялась идти к фликам… ну, из-за револьвера. И она ждала, что он вернется. Глупо было ждать. Потому что папочка застрелился на скамейке в парке. Так нам сказали. Но тело нам не отдали. И оно лежало в холодильнике в морге. А потом все же отдали. Грустный мертвый папочка. Грустная мамочка. Все грустные. И тот трубач фальшиво играет…
Мальчик кивнул на старшего сына господина Пруддса, краснолицего увальня, который пыжился, обильно потел и, казалось, сейчас лопнет от натуги.
Джасперу стало любопытно. Он хотел узнать у этого мальчика, почему его отец застрелился, но не успел. К ним подошел дядюшка Натаниэль.
– Здравствуй, Калеб, – сказал он.
– О, доктор Холодные Пальцы!
Доктор Доу никак не отреагировал на странное приветствие мальчика.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Не так! На самом деле вы хотите знать, болит ли мое лицо. – Калеб прищурился, и его губы расползлись в такой широкой улыбке, что казалось, щеки вот-вот треснут и порвутся. – А если я скажу, что болит, вы улыбнетесь? Ну пожалуйста, одну-единственную улыбочку…
Джаспер понял: этот мальчик сумасшедший. Совсем спятил. От каждого его слова, от каждой гримасы по телу племянника доктора Доу пробегали мурашки.
– Мне очень жаль твоего отца, – сказал дядюшка. – Он так и не смог смириться с тем, что произошло…
Доктор столь пристально глядел на шрамы мальчика, что сразу становилось понятно: именно они или, вернее, то, как они появились, послужило причиной этих похорон.
– Просто обожаю это лицемерие, – процедил Калеб, прекратив улыбаться, и Джаспер вздрогнул – ему показалось, что говорит вовсе не мальчишка, а какой-то повидавший жизнь взрослый. – Вам очень жаль, но это же вы его убили, доктор.
– Я понимаю, ты сейчас винишь всех…
– Нет, только вас.
– Я не убивал мистера Мортона. Я просто вернул его сыну отрезанное лицо на место.
– Не просто, не просто! – мерзко завизжал Калеб Мортон, на что некоторые из джентльменов и дам возле могилы удивленно повернули к ним головы.
– Думаю, нам пора, – сухо сказал доктор Доу. – Я навещу тебя на неделе, погляжу, как проходит восстановление. До встречи, Калеб.
И они ушли. Доктор быстро пошагал к кебу, Джаспер – за ним.
В какой-то момент племянник доктора Доу не выдержал и обернулся. Гадкий мальчишка на надгробном камне кривлялся им вслед.
Вскоре они сели в свой кеб и уехали, а Калеб Мортон пробубнил:
– Лживый доктор… ему очень жаль… Нет уж, ему совсем не жаль…
Кладбищенский архив располагался в обветшалом двухэтажном здании с пятью круглыми окнами под черной черепичной крышей. От нее вверх, к стеклянной крыше кладбища, тянулись трубы пневматической почты, из-за чего весь дом походил на вросшее в землю престарелое существо с уродливыми клепаными отростками. Рыбьи глаза окон, слепо пялившиеся на могилы и словно выглядывавшие там кого-то, лишь усугубляли его мрачный вид.
Подойдя к двери, доктор Доу дернул за цепочку. Изнутри раздался грустный перезвон колокольчиков, а потом все затихло. Открывать явно не торопились.
– Может, никого нет? – спросил Джаспер, разглядывая таблички, которыми была увешана дверь: «Скорбящим вход воспрещен!», «Завещаниями не занимаемся!», «По всем могильным вопросам обращаться к кладбищенскому смотрителю, мистеру Дранкарду (зеленый дом у ворот)!».
Раздраженно поджав губы, доктор Доу снова позвонил.
На этот раз из архива донеслись звуки шагов и чье-то покашливание. Дверь чуть приоткрылась, из-за нее выглянул субъект с вытянутым лицом, тяжелыми вислыми веками и клочковатыми бровями.
– Погребениями не занимаемся, – проскрипел он и ткнул носом в одну из табличек на двери. – Похоронное бюро в соседнем здании.
– Это ведь архив? – спросил доктор Доу. – Значит, мы пришли по адресу.
– Нам нужен мистер Грилли, – добавил Джаспер.
Человек, открывший двери, уставился на них с изрядной долей сомнения. Он вообще выглядел так, будто давно не видел живых людей и сейчас пытался понять, чего от них можно ожидать.
– Вы уверены? – спросил он. – Вам нужен именно мистер Грилли?
– Вне всяких сомнений.
– Что ж, тогда прошу…
Следом за клерком посетители прошли по тесному коридорчику, упиравшемуся в лестницу, которая, в свою очередь, привела их на второй этаж, где, собственно, и размещалась контора, место, живущее в собственном временном потоке.
Из-под темнеющих сводов к столам опускались почтовые трубы, звонки на которых то и дело принимались скрежетать, сообщая служащим, что пришла капсула, и тогда к вентилю крышки вяло тянулись руки кого-то из клерков. Помимо главы архива и клерка-провожатого, в штате состояли еще один джентльмен и две дамы, отстукивающие что-то на печатных машинках и словно соревнующиеся друг с другом в неспешности.
В архиве повсюду была пыль – тонким серым слоем она покрывала столы, шкафы и даже самих клерков; на полу в пылевом ковре чернели следы служащих. Повсюду ползали пауки – даже по обтянутым зеленым крепом столешницам, среди бумаг и канцелярских принадлежностей.
Конторка главы архива стояла на помосте в глубине помещения и тонула в тени громадного шкафа, заставленного книгами в черных обложках. Сам мистер Грилли оказался низкорослым, совершенно лысым человеком с пышными бакенбардами, которые постоянно тряслись – вслед за трясущимися щеками. На коротком носу главы архива сидели очки с выпуклыми стеклами, благодаря которым его глаза выглядели огромными.
– Мисте-е-ер Хе-е-енби! – противно вопил на всю контору глава архива, не вставая со своего стула. – Я долго буду ждать отчеты по Брейдену?
– Я уже почти их доделал, сэр! – отвечал унылого вида клерк.
– «Почти» – это крайне неуместное слово для городского кладбища, мистер Хенби! Здесь либо «уже», либо «еще нет». Вы меня понимаете?
– Понимаю, сэр, – вздохнул подчиненный.
Глава архива повернул голову к одной из дам:
– Мисс Уорчинс, что там с бумагами от Дранкарда касательно могил 11/34 и 11/89?
– Мистер Дранкард еще пребывает в состоянии, в котором… гм… не очень-то удобно составлять отчеты, сэр, – женщина высунула язык и изобразила сильное опьянение.