Мистер Портер кивнул. Он знал, что решительности этой женщины мало что может составить конкуренцию. Разве что ее исполнительность и находчивость. Но те две крошечные колючие искорки, что появились в глубине ее глаз, были чем-то новым, незнакомым.
– Вот только, боюсь, вам моя идея не понравится, сэр, – сказала мисс Кэрри́ди…
…Мансарда располагалась прямо над кабинетом мистера Портера и представляла собой вытянутый зал с теряющимся в потемках потолком. Два выходящих на площадь Неми-Дре больших круглых окна почти всегда были зашторены и не пропускали внутрь дневной свет.
Большую часть мансарды занимал длинный стол из черного дерева, за которым обычно заседал руководящий совет банка. Сейчас стулья, обитые полосатой черно-золотой тканью, пустовали, а на самом столе практически ничего не было, кроме двух небольших переговорных устройств на обоих его концах.
Возле дальнего от двери устройства в кресле восседало бесформенное фиолетовое облако, разрастающееся из папиретки «Мотифф» на длинном тонком мундштуке. Где-то внутри этого облака обреталась неимоверно важная дама, глава банка с площади Неми-Дре, № 7, – Вивьен Ригсберг.
– Вы ведь знаете, Портер, насколько ценно и дорого мое время, не так ли?! – спросило облако у стоящего перед ним на столе прибора. Проникнув в раструб, вопрос прошел по трубе под столешницей и добрался на другой конец стола, где выбрался из воронки-горловины второго прибора.
– Да, мэм, – ответил господин управляющий банка, сейчас выглядящий как приютский мальчик-сирота. Склонившись к столу, он был вынужден говорить прямо в рожок переговорной трубы – приближаться к мадам Ригсберг было запрещено всем, кроме мистера Ладлоу, чья унылая фигура замерла возле кресла хозяйки.
– Сколько я должна звонить в колокольчик?! Неужели у вас были более срочные и важные дела, чем разговор со мной?!
– Мадам, я был всецело поглощен розыском пропавших денег и грабителей, когда вы…
– Вы бездарность, Портер! – раздалось из рожка.
Подобная дистанционная беседа могла бы показаться чем-то абсурдным, но только тому, кто не был знаком с госпожой Ригсберг. О, ее характер был более зубаст, чем черная акула, которая водится в океане Немых, а ее нрав… Что ж, хуже обычных помешанных лишь безумцы, наделенные властью и привыкшие, что мир кругом принадлежит сугубо им. Вивьен Ригсберг зачастую вытворяла такое, что иначе как сумасшедшими капризами и не назвать. Если бы Габен срочно нуждался в эксцентричности, можно было бы подключить к мадам Ригсберг специальную машину по откачке, и эта женщина минимум неделю питала бы весь город. Главное правило при общении с мадам звучало так: «Если жизнь дорога, никогда не общайтесь с мадам Ригсберг!» Вызвать ее неудовольствие было проще простого, при этом в половине случаев для него отсутствовали хоть какие-то рациональные причины.
– Вы считаете, что я просто кекс как обожаю прилетать сюда? – продолжила мадам. Помимо прочего, она любила употреблять выражения и высказывания собственного изобретения, и порой понять, что именно она имела в виду в той или иной ситуации, было сложно, даже зная контекст.
– Вы считаете, что мне больше нечем себя занять, кроме как сидеть в этой сундуковине и звонить в проклятый колокольчик?!
Мистер Портер сглотнул и покосился на стоящих у него за спиной двух восьмифутовых автоматонов в черных костюмах и черных же цилиндрах. Это были личные телохранители мадам. Своим молчаливым холодом и давящим присутствием они напомнили управляющему банка мистера Рипли.
– Где мистер Ратц, Портер? – прозвучало меж тем из трубы.
– Позвольте уточнить, он вам нужен из-за истории с театром, мадам?
– Именно!
Упомянутая история с театром произошла буквально накануне. О ней много судачили в клубах и салонах, ее даже освещали в прессе. Как и всегда в таких случаях, речь шла о скандале. Вивьен Ригсберг считала себя оскорбленной стороной, была решительно настроена отомстить, а для этого ей требовался банковский цепной пес. Что касается мистера Портера, то он полагал, что наказание какого-то «непочтительного» господина, который обознался и принял дымное облако Вивьен Ригсберг за дымное облако светской львицы Клементины Делакруа в фойе «Гранд-гранд-театра» перед спектаклем, – это совсем не то, на что следует тратить столь ценный ресурс, как глава отдела по особо важным делам. К тому же он считал, что его личные дела намного важнее личных дел хозяйки банка.
– Боюсь, в данный момент мистер Ратц занят поиском грабителя, посмевшего вторгнуться в…
– Вы знаете, что такое срок годности, Портер? – перебило его шипение из переговорной трубы.
– Да, мадам, я осведомлен…
– Срок годности, Портер, – снова перебила мадам Ригсберг, – это когда годность превращается в негодность! Ваши действия – или, вернее, ваше бездействие – указывают на то, что вы пришли в негодность, Портер!
– Нет, мадам, прошу вас, я…
– Молчать! С каких это пор вы, Портер, стали настолько отвратительным собеседником? Только ваши нелепые оправдания меня еще не иголили!
Мистер Портер хотел было что-то ответить, но тут в дверь раздался яростный стук и в мансарду влетела мисс Кэрри́ди, профессионально отыгрывающая взбудораженность. Господин управляющий банка знал эту женщину не первый день и ни за что бы не поверил в то, что она потеряла самообладание, если бы не был причастен к тому, что некоторые склонные к паранойе личности называют емким словом «подоплека».
– Мадам Ригсберг! Мистер Портер! – воскликнула мисс Кэрри́ди, подлетев к столу.
В одно мгновение ярко загорелись до того едва теплившиеся лампы в глазах автоматонов-телохранителей, головы из вороненой стали беззвучно, но вместе с тем угрожающе повернулись к старшей клерк-мадам.
– Мисс Кэрри́ди! – возмущенно проговорила мадам Ригсберг. – Уж от вас я не ожидала подобного поведения. Оно вас совершенно не пирожит! Что стряслось?
– Мадам! Неслыханное дело! Я…
– Говорите же!
Старшая клерк-мадам покрылась румянцем и затрусила перед лицом кистью на манер веера – так, словно у нее в легких закончился весь воздух. «Великолепная женщина!» – подумал мистер Портер.
– Я… я сама не могла поверить, когда мне доложили…
– Говорите, мисс Кэрри́ди!
– С-с-суду… выплатили…
Из переговорной трубки раздался поток непрерывного шипения, и было неясно – это помехи связи или же закипает сама хозяйка банка.
– Ч-ч-ч-ч-что?
Удивление мадам Ригсберг было понятным, учитывая, что выплатить ссуду в банке на площади Неми-Дре считалось чем-то попросту невозможным. Всякий раз, как тот или иной безнадега приближался к погашению заветной суммы, совершенно не чудесным образом возникал какой-то неожиданный процент из тех процентов, которые при составлении договора указываются микроскопическим шрифтом в самом низу листа невидимыми чернилами. А если же происходило чудо и безнадеге удавалось погасить даже этот процент, в тот же час, словно призрак из гардероба, выплывала пеня за пропущенные сроки или из-за какого-то биржевого угла выпрыгивал неожиданный скачок акций, влекущий за собой… да, в общем, все что угодно. Но чаще все обстояло намного проще. Когда безнадеге оставалось около трети до окончательного погашения, заботливые клерки банка убеждали его взять новую ссуду на закрытие предыдущей: «У вас еще останутся деньги на покупку кусочка счастья. Чего вы хотите? Есть то, о чем вы мечтаете, но вам все время не хватает?» И таким образом весь процесс превращался в нескончаемую череду ссуд и выплат, из которой было никак не выбраться. За всю историю банка еще никому не удавалось полностью выплатить ссуду.
– Вот видите, Портер! – возмущенно воскликнула мадам Ригсберг. – Что творится в банке под вашим началом! Сперва ограбление! Теперь вот это! Вы хотите нас разорить?! Быть может, вы подосланный агент наших конкурентов?! Может быть, вы работаете на Граббса?
– Мадам, прежде чем делать какие-то поспешные выводы, нам следует изучить бумаги, все проверить… Я уверен, мы что-нибудь придумаем, чтобы безнадега вновь встал в очередь у касс.
– Хватит меня ридикюлить, Портер! Я уже во второй раз за последнее время задумываюсь о том, что напрасно мой дражайший отец вам доверился!
– Мадам, – вставила мисс Кэрри́ди, – прошу простить мне мою дерзость, но я не думаю, что это вина мистера Портера! У меня есть несколько кандидатов на роль провинившегося! Я составлю для вас список – мне кажется, их позорное изгнание из этих стен принесет вам удовлетворение. А пока что… может быть, вы лично спуститесь вниз и ознакомитесь с ситуацией?!
– Что?! Нет! Ни в коем случае, мисс Кэрри́ди! Неужели вы забыли, что я просто ненавижу это отвратное место?! К тому же, согласно веяниям нынешнего модного сезона, истинные модные леди не должны спускаться ниже третьего этажа!
– Разумеется, мадам. Но если не вы, то… кто? – Мисс Кэрри́ди бросила многозначительный взгляд на ее помощника.
– Джеральд! – велела Вивьен Ригсберг. – Отправляйся вниз, составишь компанию мисс Кэрри́ди. Поможешь ей справиться с… затруднением. После чего вернешься и доложишь!
– Слушаюсь, мадам. Будет исполнено.
– А вы, Портер, останетесь здесь! Мы еще не закончили!
– Да, мадам.
Джеральд Ладлоу и мисс Кэрри́ди покинули мансарду, а Вивьен Ригсберг продолжила поджаривать и распекать подчиненного до хрустящей корочки:
– Вы очень разочаровали меня, Портер! В словаре под определением «разочарование» должна стоять ваша фотокарточка, Портер!
– Да, мадам.
– У вас даже «да, мадам» облезлое и похожее на крысу, Портер! Если бы мисс Кэрри́ди так за вас не заступалась, я бы подумала о вашем немедленном спуске на лифте в один конец, Портер. Но, пожалуй, мы перенесем это на начало следующей недели. Я дам вам немного времени, чтобы все исправить.
– О, благодарю, мадам!
– Не спешите радоваться, Портер, – грозно проскрипела переговорная труба. – Если вы не вернете похищенное, не схватите грабителя и не восстановите репутацию банка, я буду вынуждена вас