разгалстучить.
– Я поспешу разобраться со всем как можно скорее, мадам. Первым делом я займусь безнадегой, который выплатил ссуду, и…
– Нет! Этим уже занимаются мисс Кэрри́ди и мистер Ладлоу. Вы лучше займитесь поисками моих денег!
– Слушаюсь, мадам.
– Подумать только, а когда-то вы были хитры, коварны и бескомпромиссны. Настоящий волк в великолепном костюме, для которого светская мода не пустой звук. Вы размякли, Портер. Держите…
У кресла Вивьен Ригсберг раздался громкий щелчок, и в тот же миг под столом что-то зашуршало. Капсула пришла к приемнику со стороны мистера Портера всего за мгновение. Господин управляющий банка с тяжелой душой открыл ее и извлек карточку, на которой стояло одно лишь слово, пропечатанное кроваво-красными чернилами:
Бесполезен.
И тут мистер Портер ощутил, что срок его годности действительно почти истек. Сердце дрогнуло, дыхание перехватило… Его игра длиною в целую жизнь подходила к концу…
…Сухая и цепкая, как воронья лапа, рука дернула рычаг, и лифт «Отисмайер» начал медленно подниматься.
Из вестибюля на первом этаже все еще был слышен гомон служащих банка – их не смог успокоить даже колокольчик, в который, прежде чем зайти в лифт, позвонила мисс Кэрри́ди. Невероятное происшествие нарушило работу обычно такого слаженного механизма. И все же вот-вот замещающая мисс Кэрри́ди мисс Паттнерс вновь позвонит в колокольчик, дамы вновь займут места за своими столами и наконец прекратят напоминать птиц, в клетку которых ударила молния.
А всего два часа назад некий безнадега и сам не понял обрушившегося на него вдруг всеобщего внимания. Служащие банка сгрудились вокруг него, а одна из клерк-мадам даже прикоснулась к его плечу, желая убедиться в том, что он настоящий. В одночасье тот, кто из-за своей никчемности только что сливался с обстановкой, неожиданно превратился в некое подобие диковинной мартышки в штанишках.
– Что-то будет… – говорили клерк-мадам. – Пахнет ка-та-стро-фой…
– Это невероятно! Неслыханно! Фантасмагорично! – восклицали они.
Когда мисс Кэрри́ди и мистер Ладлоу только спустились на первый этаж, все клерк-мадам мгновенно разлетелись по своим «насестам», но их шепотки и недоуменные взгляды, которыми они одаривали друг дружку, так и не прекратили своих поползновений. Подчиненные мисс Кэрри́ди очень редко видели хоть какие-то эмоции на ее обычно неподвижном, заледенелом лице, а мистера Ладлоу, личного помощника Самой, они видели и того реже… Они вытягивали шеи и пытались понять, как старшая клерк-мадам будет решать затруднение.
Сама же мисс Кэрри́ди, хоть поначалу и выглядела слегка шокированной, быстро нацепила свое привычное «деловое» лицо и снова превратилась в женщину – пресс-папье. Вместе с мистером Ладлоу они уселись за ее стол и принялись изучать бумаги о ссудах ничего не понимающего безнадеги, сжимающего свой потертый котелок дрожащими пальцами.
Старшая клерк-мадам банка подошла к вопросу со всей возможной ответственностью. Она знала, что этого человека нельзя выпускать из здания, пока выход не будет найден. Прошло два часа… Папки на столе мисс Кэрри́ди уже напоминали колонны и поднялись едва ли не под самые своды зала, несчастная мисс Паттнерс сломала каблук и вывихнула руку, таская все новые и новые документы из банковского архива, а шеи прочих клерк-мадам затекли, словно их оковали трубами водостоков. Даже банковские часы, казалось, устали идти…
Мистер Ладлоу, потеющий и яростно пыхтящий, то и дело одаривал испуганного безнадегу гневным взглядом из-под очков. Он уже полагал, что придется докладывать Самой, что ничего не вышло и первая ссуда за всю историю существования «Ригсберг-банка» действительно успешно погашена, и… и это было бы просто ужасно, ведь подобный прецедент пошатнул бы репутацию банка намного сильнее недавнего ограбления.
Мистер Ладлоу давно служил при мадам Ригсберг, он привык предельно точно определять ее настроение сугубо по жестикуляции мундштуком с папиреткой. От него не укрылось, что, когда она отправляла его в конторский зал, мундштук и сама госпожа вместе с ним были в ярости, более того, они были испуганы. После недавнего ограбления позиции мадам во главе семейного дела чуть пошатнулись, а выплата ссуды должна была существенно упрочить позиции ее кузена, Сеймура Ригсберга, который уже не первый год прилагал тонны усилий, чтобы ее сместить.
Разумеется, мисс Кэрри́ди знала обо всем этом и ловко использовала страхи той, кто одним своим именем вгонял в трепет весь Саквояжный район. В свою очередь, мисс Кэрри́ди очень переживала за дело мистера Портера. Он должен получить Машину, считала она, и ее долг – помочь ему в этом, ведь… ведь… Признаться, старшую клерк-мадам мало что восхищало в этой жизни, но мистер Портер… Его решительность, его безжалостность, его ум… Мисс Кэрри́ди почти ничего не знала о его жизни до того, как он стал управляющим, но как-никак она была старшей клерк-мадам банка – она бы и дня не продержалась на своей должности, не обладай наблюдательностью и способностью делать верные выводы.
Мистер Портер был не таким, как все эти лощеные богачи из Старого центра. Он достиг своего положения не благодаря родительским капиталам, связям важной семьи или каким-то привилегиям, а лишь благодаря разуму, хитрости и жестокости. Вивьен Ригсберг должна ценить его…
Но Сама была непредсказуема – она в любой момент могла выкинуть что угодно. Прежде долгие годы мистеру Портеру удавалось блуждать с завязанными глазами по усеянному битым стеклом карнизу над пропастью – а иначе службу под началом Самой и не назвать. Но в последнее время это стало делать труднее из-за странных, безумных прихотей Вивьен Ригсберг и капризного совета банка. Не стоит забывать и об амбициозных подчиненных, которые неустанно пытаются выслужиться и подсидеть его.
Ограбление произошло очень некстати. Выдри из Грабьего отдела и Муни из Биржевого, должно быть, уже вовсю пускают слюни, каждый представляя в кресле мистера Портера себя, но им придется подавиться своими слюнями. Она, мисс Кэрри́ди, не позволит им воспользоваться временными трудностями господина управляющего! Ее план был прост: создать затруднение, с блеском решить его и оказаться здесь, в этом лифте, с мистером Ладлоу наедине.
Мистер Ладлоу… Невероятно отвратительный человек, похожий на червя, одетого в тесный безвкусный костюм. Его голова с покатым затылком будто была продолжением шеи, отчего казалось, что она вылезает из норы. В жирных потных складках затерялся галстук-бабочка. Картину дополняли бледная, покрытая сероватыми пятнами кожа и несколько сальных прядей над висками.
И как только Вивьен Ригсберг терпит его рядом с собой целыми днями?! Даже мисс Кэрри́ди, к столу которой сползались самые жалкие и презренные субъекты в городе, не могла не испытывать омерзение, глядя на мистера Ладлоу, сидя с ним рядом за столом в зале или, как сейчас, на лифтовом диванчике «Отисмайера». От него тошнотворно пахло по́том и почему-то скипидаром. А еще он все время плотоядно косился на нее, будто только известная доля приличий сдерживала его от того, чтобы наброситься на старшую клерк-мадам и облизать ее с ног до головы своим мерзким зловонным языком.
– Должен сказать, мисс Кэрри́ди, – нарушил тишину мистер Ладлоу, – вы довольно неплохой выход придумали из сложившейся ситуации.
Мисс Кэрри́ди улыбнулась, принимая похвалу и сдерживая рвотный позыв.
– Находить выходы – это моя работа, мистер Ладлоу.
– Стеклянный глаз, подумать только! И как же ловко вы привязали его к параграфу о неоправданных тратах во время седьмой «нерастратной» выплаты! Как вы вообще заметили этот его глаз? До того как он вытащил новую собственность банка из глазницы, я и подумать не мог…
– Я всегда первым делом обращаю внимание на глаза, – сказала мисс Кэрри́ди. – В них всегда все видно. Я безошибочно узнаю́, для чего именно безнадеге нужна ссуда, сугубо по глазам. И даже когда эти ничтожества лгут о том, что, мол, хотят помочь своей больной матушке, заплывшие марью глаза курителей дурмана из Гари выдают их с головой.
– Ваша наблюдательность и ваша отчетность, мисс Кэрри́ди, делают вам честь. Уверен, мадам Ригсберг будет приятно послушать о том, какой ловкий выход вы нашли…
– А еще через меня ни разу не проскочил пустокарманник. Как вы знаете, им только повод дай взять ссуду и попытаться сбежать. Надеюсь, мадам Ригсберг будет и это приятно услышать.
– Вполне вероятно, мисс Кэрри́ди.
Старшая клерк-мадам мысленно одернула себя: «Не так грубо… нужно мягче…» Со всей возможной безразличностью в голосе она заметила:
– Боюсь подумать, что было бы, если бы не этот глаз… Газеты уж точно раструбили бы по всему Габену о выплаченной ссуде в «Ригсберг-банке».
– И господин Граббс из «Граббс-банка» непременно ухватился бы за это, – сказал мистер Ладлоу.
Старшая клерк-мадам кивнула: главному конкуренту Ригсбергов только повод дай.
Мисс Кэрри́ди якобы вдруг что-то вспомнила и открыла папку, которую держала в руках.
– Вас что-то беспокоит? – спросил мистер Ладлоу.
– Что вы думаете об этих цифрах? – поинтересовалась мисс Кэрри́ди и, принявшись рассуждать о скользящем проценте и налогах на стеклянные глаза, слегка придвинулась к помощнику Вивьен Ригсберг, указывая ему на одну из многочисленных колонок с цифрами.
Мистер Ладлоу приблизился и прочитал… вернее, попытался прочитать. Он не сразу понял, что слова старшей клерк-мадам странным образом сливаются в единое неразборчивое месиво, а его собственные глаза слипаются и голова тяжелеет. Зато он сразу же ощутил парфюм мисс Кэрри́ди: нежный, едва уловимый, словно осенний туман. Что-то цветочное, опасное, как прячущийся в листве шип розы… но вместе с тем обволакивающее, оплетающее…
Он повернул голову и поглядел на мисс Кэрри́ди. Ее лицо было так близко… Эта женщина, холодная, но прекрасная. Строгая, конторская, идеальная… Ее глаза поверх очков смотрят прямо ему в душу.