– Да ничего, – задумчиво хмыкнул Фрино, глядя на злого пса под кроватью. – Хотя я бы посоветовал тебе завести собаку поспокойнее. Этот сам того и гляди сделается твоим хозяином. Будешь у него на цепи сидеть и его дом сторожить.
– Я… подумаю об этом, обещаю, – ставя перед своим гостем пустой фужер, сказал Ирон. – Вот, господин... это конечно в сравнение не идет с тем, что вы пьете… но все же не обессудьте, ничего получше у меня нет.
Когда секретарь наклонился, наливая младшему Сентро вина, парень заметил на его шее тонкую цепочку. Раньше на Ироне он не видел никаких украшений. Цепочка так заинтересовала Фрино что он, не особенно церемонясь, подцепил ее перебинтованным пальцем и вытащил из-под толстого, грубого свитера повешенный на нее золотой гор. Ирон застыл не смея шевельнуться, чуть не разлил вино, но вовремя спохватился.
– Только деньги перевел, – пробормотал Фрино. – Это же не какая-нибудь мелкая монетка...
– Пусть так, – смутился Ирон. – Зато теперь я точно ее не потрачу.
Вспомнив запоздало свое обещание, Фрино поджал губы. Неприятно. Получается, ему придется нарушить данное парню слово? Получается, Ирон чувствует сейчас себя в безопасности рядом с ним? Получается…
– Так что, за чистый день, господин? – беззаботно усевшись в кресло напротив, поднял фужер Ирон.
– За чистый день, – поднял свой фужер с совершенно пустой улыбкой Фрино.
– Жаль, аристократы не участвуют в грязной ночи, – отпив вина, тут же заговорил Ирон. – Это довольно весело.
Фрино невольно вздрогнул. В ночь после чистого дня просто народ выходил на улицу и кидался шариками с красной краской, подгнившими засоленными помидорами – у кого были на них деньги, или еще чем-то таким. Улицы после этого праздника выглядели кровавым полем боя. В голове у Фрино застряли первые строчки народной, древней песенки: “Снег собою кровь закроет, мы прольем ее опять, будем... “
Будем? Что будем? Дальше он вспомнить никак не мог.
Мысли в голове путались.
– О, что же вы даже не скинули плаща, господин? – забеспокоился Ирон. – И не разулись. Простите, я не додумался вам помочь… сейчас.
Он отставил в сторонку свой фужер и тут же опустился перед Фрино на колени. Стянул сначала один сапог, потом второй. Посмотрел снизу вверх, обеспокоенно заглянул в глаза. Как пес. Собаки так смотрели на своего хозяина. Как пес…
– У вас… – замялся Ирон, – браслет на лодыжке?
– Антимагический, – ответил Фрино.
– Это потому вы все еще нездоровы? – спросил секретарь, не торопясь подниматься.
Для Орны сидеть в ногах у того, кто выше по статусу, было вполне нормальным делом. Но Фрино отчаянно не хотелось, чтобы он там сидел. Это будто подчеркивало, будто выделяло тот факт, что к Ирону он должен было относиться как к провинившемуся псу. Любой аристократ чувствовал бы себя в таком положении нормально. Нормально… нормально…
– Да, я… – пробормотал он, – не могу лечиться магией. И нервы отключить не могу. Немного непривычно, да? Ну, то, что я бессилен.
– Я мог бы попробовать его снять, – предложил Ирон.
– Попробуй, – неловко улыбнулся Фрино. – Но не думай, что это так просто.
Ирон приподнял его ногу, уселся на пол и попытался снять браслет через пятку. У него ожидаемо ничего не вышло – браслет был слишком узким.
– Как же на вас его надели? – озадачился парень. – Магия?
– Да, он растягивается когда надо, – скидывая с плеч свой белый плащ и подминая его под себя сказал Фрино. – И снять его может только другой маг.
– А если разрезать?
– Не получится. Ни спалить, ни срезать, ни порвать.
Заинтересованные глаза, спрятавшиеся за стеклами очков, осмотрели забинтованные руки. На этот раз прятать их Фрино не стал – некуда было.
– Но я могу его снять, – сам не зная почему сказал младший Сентро. – Могу снять и надеть обратно. Хочешь помочь мне его снять Что скажешь?
– Мне… больно на вас смотреть, – опустил глаза Ирон. – Что ваш отец сделал с вами?
– Много чего. Тебе лучше не знать. Спать будешь крепче.
Спать… но Ирон и так будет спать крепко. Зачем беспокоиться, зачем волноваться, если… если?..
– Господин… я… – потупился секретарь. – Вы не могли бы уйти?
– Не мог бы, – мягко отрезал Фрино.
– Мне… очень страшно…
– Не бойся, – слова пустые, пустые и лживые, не его, чужие, будто внутри сидит чудовище и двигает его губами, – я же обещал. Так что, поможешь мне снять браслет, м? Покажу тебе кое-что интересное. Чем не развлечение на праздник?
Ветер донес с улицы чей-то веселый смех и отголосок песни. Той самой. Фрино вслушался, но что дальше так и не услышал. Ирон испуганно спросил:
– Так… что мне нужно сделать?
– Сунь под браслет три пальца, – попросил Фрино, отпив еще вина. – А дальше я все сделаю сам.
Секретарь чувствовал что что-то не так. Чувствовал, нервничал. Он никак не мог решиться, никак не мог понять, врет Фрино или говорит правду. Колебался. Оттягивал момент. Трясся.
– Господин, вы мне нравитесь, – вместо того, чтоб выполнить приказ, вдруг пробормотал он испуганно. – Я… мне грустно, что вы уезжаете. Ваш отец не будет так добр к нам. Я бы хотел служить только вам…
Фрино нахмурился, услышав эту неприятную, в панике выдуманную ложь. Секретарь отпустил его ногу, поднялся с колен, отошел и попятился, пытаясь на него не смотреть. Его глаза нервно метались по комнате. Собака под кроватью зарычала.
– Я ничего не крал, клянусь… – чуть не плача простонал Ирон. – Я честно не хотел, это Амэрс меня надразумил... Я тут же все вернул, на следующий же день. Простите, что скрыл это от вас и не пришел каяться. В следующий раз все будет по другому! Я клянусь! Я никогда больше не возьму ни гора!...
Не слушая его, Фрино сам засунул пальцы под браслет.
Оружия он не взял – не нравились ему ни звуки выстрелов, ни свист меча – он привык полагаться на магию.
– Воровал, значит? – хмыкнул он, глянув на Ирона. – Похоже, отец был в чем-то прав насчет тебя и меня. Но… спасибо.
Он улыбнулся. Страшно улыбнулся, безумно. Ему было жарко, мысли путались будто он выпил, хотя к вину он так и не притронулся. Самое неприятное чувство на свете. Чувство потери контроля над собой.
Как эта паршивая шавка могла так плюнуть ему в душу?
Фрино трясся. Фрино думал, как бы убить эту букашку так, чтобы ей не было больно. Фрино три дня выдумывал как бы спрятать его, отпустить, дать сбежать. А что сделал этот Ирон, этот умный парень, который так ему нравился, с которым он так хотел сблизиться? Что он сделал? Сначала лицемерно принялся лизать Фрино пятки чтобы спасти свою жалкую жизнь, а потом еще и решил сознаться в воровстве?
– С… спасибо? – испуганно запнулся Ирон.
– Да, спасибо. Теперь мне гораздо легче будет тебя убить…
Лицо Ирона изменилось, исказилось гримасой ненависти и страха. Он схватил от стены лопату, которой, видно, чистил снег, намереваясь обрушить ее на Фрино.
Избаловал. И как можно было настолько избаловать пса, что он решил укусить собственного хозяина?
Три забинтованных пальца скользнули под браслет, и Фрино зашипел от боли – слишком узко, обручь давил на обожженные пальцы. Магия на полсекунды отключилась, не понимая, на какой из четырех проходящих через нее магических каналов ставить блок – она плохо соображала, когда в нее попадало больше трех. Этого мгновения хватило Фрино чтобы внушить себе и глупой безделушке, что пальцы под нее сунул другой маг. Браслет растянулся и был снят. Магия – его послушные, верные нити – потянулась к Ирону, скрутили его, опутали, заставляя дергаться и задыхаться.
Секунда. Две. Три...
Мертвое тело вместе с лопатой глухо упало на пол. Собака заскулила, забилась под постель – теперь был виден один только облезлый хвост. Фрино взял фужер со столика, опрокинул его себе в горло. Потом точно так же опустошил и второй. Вино было мерзким. День был мерзким. Жизнь была мерзкой.
Откинувшись на спинку кресла, Фрино закрыл лицо руками и судорожно вздохнул.
Для аристократа на Орне убить простолюдина было все равно что пристукнуть муху или комара – вроде живое, но раскаяния не ощущаешь. Убийство же раба приравнивалось к тому, что высший сломал свою личную вещь – неприятная оплошность, с кем не бывает. Но Фрино был неправильным аристократом. Извращенцем. Потому он пытался не смотреть на мертвое тело.
И пусть отец был прав, пусть его слова звучали логично, пусть они подтвердились, пусть… пусть… пусть…
...главное здесь на полу лежал мертвый человек, который раньше был ему приятен. И это сводило с ума.
Глава восемнадцатая, в которой Эйнар беседует с невестой
Эйнар думал, что торжественная встреча Владычицы с женихом – ритуал глупый и нудный, что нужно всего лишь перетерпеть, удерживая маску благопристойности.... но оказалось, он недооценил свою тщеславность.
Оказалось, что всеобщее внимание, вся эта торжественность, прекрасное представление – приводят его в восторг.
Он был бос, в одной серой рубахе до колен, подпоясанной узким синим поясом. Распущенные волосы и никаких украшений – традиционный вид для любых ритуалов, связанных с Владычицей. От этой мнимой простоты Эйнар сначала чувствовал себя голым, даже смущенным. К тому же весь двор смотрел на него, и все, от лоров до слуг, были в своих богатейших нарядах.
Но все шло как надо. Действия, доведенные до совершенства не одним поколением, превращали весь возможный фарс в завораживающее зрелище. И холодно не было – Эйнар холод всегда стойко переносил, а тут еще и был опоен перед ритуалом горячительным настоем, и погода выдалась на удивление хорошая.
Так что Эйнару все нравилось.
Белый узкий ковер, дорожкой раскинутый от внешних стен огромного замка к небольшому дворцу Владычицы, ткала сама Соллит лей Холт. По крайней мере, чисто символически – все же основную работу выполняли слуги. Под пение заключенных в клетки сирен Эйнар ступал по ковру – и тот оставался таким же безукоризненно белым. Считалось, что если жених не подходит невесте, то он оставляет за собой темные следы... и так оно и было. Неугодного избранника Совет Мудрейших проклинал простейшими чарами, и чем больше человек не желало видеть жениха подле Владычицы, тем темнее становились его следы на белом. Обычно никто не избегал участи быть запачканным парой недовольных стариков, но легкую серость отпечатка ступни простить было можно – это лишь значило, что выбор невесты не идеален, но допустим.