- Успела соскучиться? – в голосе Эйнара звучали тщательно отмеренные насмешка и тоска.
....Извращенные романы – Эйнар выучил любимые книги Рейны чуть ли не наизусть, и было в них всех нечто общее… враг, злодей, что становится возлюбленным. Убийца, похититель, насильник – и его жертва, невинная дева, что растопила жестокое сердце. Любовь – через ненависть, боль и страх. Глупость такая, но Эйнар попытался ей проникнуться.
– И не надейтесь. Просто вы, си-лор, на самую малость лучший собеседник, чем крысы.
– Не лги. Здесь нет крыс, девочка моя. Разве что тебе приснился братец, вот ты и спутала...
Рейна, конечно, была разумной женщиной. Может она и баловалась наркотиками, и тешила тщеславие запретной любовью брата, притворяясь, что ничего не понимает, но всегда оставалась рациональной, правильной девицей из лучшей семьи на Нортейле. Такую так просто не соблазнишь, слишком Рейна Ранетрел ценила свою породу, не позволила бы ее никому испортить – добровольно…
Но Эйнар окунул Рейну в ее любимую сказку… темную и жестокую на первый взгляд, но – сказку.
– Не смейте так говорить о Гайнере. Он спасет меня, раскроет вас и отомстит за все мои мучения!
– Ты правда так этого хочешь? Спасения?
– Я... я, конечно хочу!... Хочу приличной еды, горячей ванны и солнечного света!.. Я здесь уже словно вечность..
Пусть прошло всего семь дней, но для Рейны они растянулись на много больше – иллюзия, создаваемая отсутствием света, слишком частой сменой еды – легкой, чтобы сытости не наступало - и наркотиками в дыме свечей, нарушающими сон. С наркотиками, увы, следовало быть крайне осторожными – чтобы не переборщить. Не должно быть никаких следов насилия или принуждения, магического или физического. Когда Рейна вернется домой лучшие маги и целители должны засвидетельствовать ее добрую волю… быть может даже они используют чары, чтобы заставить ее сказать правду – то, что она считает правдой. Разумеется, это будет только в кругу семьи, такую грязь из дома Ранетрелы не станут выносить, лучше самые мерзкие слухи, чем открытый процесс… Иногда закостенелость нортейлской знати играет Эйнару только на руку.
Все, что Эйнару нужно – раздавленный ревностью, униженный Гайнер, и его родители - так, за компанию. Пусть им будет нечего терять, пусть ненавидят Авеля - за разорение и за поруганную дочь. Пусть ненавидят настолько, что готовы будут броситься на него, словно бешеные псы. Правда, даже если все пойдет по плану, Эйнар этого не увидит, он уже отправиться в академию… но отчаянье рода Ранетрелов чудесно скрасит последние дни на родине.
Зря Гейнар решил напасть на Эйнара. Зря унизил. Зря попытался прирезать в подворотне, как жалкую дворняжку. И точно абсолютно зря перебил его любимых собак.
Когда Эйнар представлял, что творит справедливую месть, то почти забывал, что слишком разошелся с расплатой. Что из-за одного дурака погибнет целый род.
– Очнись, Рейна, ты здесь столько дней тоскуешь по комфорту, одна, взаперти, но твой возлюбленный брат все никак не соберется тебя спасать. Он не очень-то и беспокоится о пропаже сестры...
Свеча почти догорела и Эйнар зажег новую, небрежно рядом оставил широкую ленту – и Рейна сглотнула, вспомнила их первую встречу здесь, в темноте. Когда ее таинственный похититель (тот, самый главный похититель, что приказал грубым мужланам ворваться прямо в ее комнату, бессердечно усыпить зельем, а потом невесть как переместить в этот проклятый подвал) делал вид, что скрывает свое лицо. Делал вид, что не хотел, чтобы Рейна его узнала, но не сдержался, потянулся к юной и невинной лоре из семьи врагов – поиграть, сделать больно… насладиться минутами с прекрасным созданием…
– А теперь лжете вы, – медленно произнесла Рейна, не отрывая завороженного взгляда от ленты у свечи. – Гайнер любит меня больше жизни. Как только он узнает, что вы сделали со мной... – она осеклась, посмотрела на Эйнара и закусила губу. – Как жаль, что в вашей жизни не было столь сильных родственных уз.
Эйнар спешно склонил голову, сдерживая ироничный смешок – любовь Гайнера к родственным узам мало имела отношения. Но с точки зрения Рейны Эйнар словно не желал показывать, как исказилось его лицо от болезненного намека.
О да, ведь юная и невинная лора оказалась не так проста. Она же так умна и проницательна, в первую же встречу, даже с завязанными глазами догадалась, кто тут злодей. Что Авель лор Телламон, такой загадочный, сильный, жестокий, вздумал окончательно разрушить их семью, лишить род Ранетрелов самого дорогого – дочери. Нет, не просто лишить... забрать на время, дать почувствовать отчаяние, а потом предложит сделку – Рейну в обмен… ну, на что-нибудь. Это же Авель, он всегда найдет свою выгоду – сама Рейна-то в таких деталях не разбиралась. Она просто знала сценарий. И поверив в скрытую симпатию старшего Телламона – всего лишь пара жестов и фраз прямиком из ее тайных грез - решила воспользоваться этим. Тоже – поиграть, соблазнить… И заигралась, разумеется.
– Простите...
– За что? Думаешь мне есть дело до твоей жалости, наивная ты девчонка? Я сам погубил свою семью, я просто не мог поступить иначе... и не раскаиваюсь в этом.
– Вы лжете самом себе, си-лор. Вы вечно лжете самому себе.
Пусть в свечах Эйнар и использовал легкий, почти безобидный аналог того же артефакта, благодаря которому выведал имя у «крысы» Воронов, пусть платок, который он с издевкой подарил печальной Рейне на второй день, укреплял чувства, пусть сам Эйнар был почти что совершенным (почти – это для реализма, ведь совершенного совершенства - не бывает) персонажем ее идеальной истории… но он и подумать не мог, как все легко и гладко пройдет.
Рейна влюбилась по уши уже на третий день. Влюбилась, но приятно удивляла выдержкой и просто молча наслаждалась страданиями и терзаниями, продолжая вести себя сдержано. Просто разговаривала, все выпытывала у своего похитителя мечты и разочарования, истории из детства и недавние, столь горькие, победы, пытаясь проникнуть в саму душу Авеля, оправдать для себя все его злодеяния.
Эйнара даже немного пугало насколько она, искренне считая себя добрейшим и справедливейшим человеком, готова была оправдать любую мерзость – и интриги, сгубившие целые семьи, и убийство родного брата с его женой, и насилие над бестолковым, но славным племянником… Последнее сложно было не удержаться и не выдумать, не посмаковать, искренне забавляясь. Эйнар без труда сдерживал смех, рассказывая эти «тайны», он так входил в роль, что сам почти верил.
А вот Рейне было не до смеха. Рейна даже была очаровательна в своей искренности. Разговоры закончились еще на прошлой встрече, когда после очередного обмена насмешливыми приветствиями, похититель и его жертва неловко замолчали, борясь – кто по-настоящему, кто притворяясь, дела ради – со своими чувствами. И Рейна первая – такая храбрая... или же развратная девочка – решилась. Ласково провела ладонью по щеке мужчины, и тот встрепенулся, испугался, разозлился, схватил её почти больно за руки и впился в нежные девичьи губы страстным, жарким поцелуем.
Этот поцелуй Эйнар, перебарывая неприятие, долго репетировал с Мэри – для убедительности.
Сегодня Рейна жаждала продолжить общение в том же духе, потянулась к Эйнару – утешить, должно быть, захотела, или таким замысловатым образом убедить гордого си-лора в том, что он на самом деле раскаивается в своих прегрешениях. Но у Эйнара были другие планы: подразнить, сымитировать тяжелые думы, наговорить гадостей о Гайнере, которого Рейна и сама в душе презирала и просто использовала... повторить в очередной раз свои злодейские планы по шантажу.
– По крайней мере, твой отец уже сходит с ума от беспокойства, – самодовольно сказал он, не обращая внимания, на выжидающую, напряженную, как струна, Рейну, но словно случайно касаясь ее прохладной, нежной руки. – Еще пара дней и он получит письмо с локоном твоих волос и сделает то, что мне нужно...
Хлоп.
Разобиженая и возмущенная лора влепила Эйнару пощечину. Ее глаза яростно горели – огонек свечи отражался.
Он не планировал сегодня вновь лезть с поцелуями или чем-то большим, хотел, чтобы ожидание Рейны продлилось дольше - так ведь еще приятней получить желаемое. Но после такой выходки выбора не оставалось.
– Глупая девчонка, - почти прорычал он, вдавливая Рейну в мягкие меха. – Ты хоть понимаешь с кем вздумала играть? Не боишься обжечься?
– С вашим ледяным сердцем вы только заморозить можете… дяденька, – задыхаясь от возбуждения, с полубезумной, такой отчаянной улыбкой на красивом, породистом лице ответила Рейна. Этот пафосная романтика с толикой ехидства чуть не избавила Эйнара от нахлынувшего возбуждения – даже то, что Рейна наивная дура, не мешало ей быть привлекательной девушкой с лучшей фигурой среди нортейлской знати, с чудесными белоснежными волосами и глазами по цвету почти сравнимыми с глазами Владычицы. Пожалуй, то, что она наивная, романтичная дура, да еще и бойкая на язык, а не просто бесчувственная ледышка, какой так старалась казаться, делало ее только лучше.
Правда, ее мазохистские пристрастия Эйнару были чужды, но он старательно делал Рейне умеренно больно – грубо кусал за шею, чуть ли не в кровь терзал ее губы, разорвал и так потрепанное зеленое платье. Рейна не менее старательно сопротивлялась – и Эйнар воспользовался пригодившейся лентой, связал ее руки над головой и подвесил за крюк в стене – из-за этого ржавого крюка, предназначенного для цепей, собственно, и был выбран именно этот дом.
От такого положения Рейна на миг запаниковала, но вскоре возбудилась еще сильнее - Эйнар стал нежен, даже сам начал получать удовольствие, лаская ее грудь… Даже с некоторым трудом вспомнил, что рано еще – секс у них будет только прощальный. И не с Эйнаром - этого ему не нужно ведь.
– Нет, – Эйнар-Авель решительно оторвался от девушки, встретился с ее затуманенным взглядом и отвел глаза. Развязал ее и молча ушел, чуть ли не выбежал, оставив потрясенную Рейну додумывать причины для такого поведения. Он не сомневался, причины эти будут для нее только лестные – недостатком самоуверенности Рейна Ранетрел не страдала.