Авва Гекатомб еще дальше пошел и дерзнул просвещать диких бобров. Развелось их невозможно сколько, а убивать нельзя – посадят. Оставалось только одно – в веру обратить, что с ними еще делать? Десять лет старец в доверие втирался, деревья рядом грыз и келью в болоте строил. Звериного образа не так легко достичь, если из благих побуждений. Из ревности в просвещении даже хвост себе отрастил, а это требует напряжения! Изучил и мораль, и повадки, составил словарь, а в журнале «Охота до рыболовства» печатал исследования о проторелигии бобров и космологических представлениях. За статью о названиях созвездий на языке белорусских бобров получил премию, но забирать не стал, потому что в это время звери совсем его за своего приняли и прониклись уважением. Приохотил к музыке, литературе; но особенно у них в почете этическая мысль, так авва обогатил их речь терминами «боброта», «бобродетель», «бобромудрие». Тут они дальше нашего шагнули, и теперь ни одна конференция по этике без бобров не обходится. А логическими исследованиями больше пингвины занимаются. Их авва Клеомброт к этому деланию приобщил.
Однако настоящий прорыв в деле миссии совершил старец Флогистон, отдав свою жизнь просвещению зомби. В детстве он стал заложником расовых предрассудков. Взрослые внушали, будто зомби ему зла хотят и ночью под кроватью прячутся, чтобы за ногу цапнуть, так что авва годами с кровати не слазил, а когда рискнул, действительно был схвачен руками мертвецов и побежал, оторвав истлевшие цепкие конечности. Тут и наступило просветление: идешь по улице, здоров и невредим, а у тебя на ногах чужие руки болтаются, то есть кого-то оставил совсем без рук! И такой его стыд взял, что стал он к зомби присматриваться, а порой и подкармливать. Люди как люди! Со своими проблемами, тревогами и комплексами! А если им в рот теннисный мячик класть, они тогда и вовсе не опасны, скорее даже беззащитны, ранимы и впечатлительны. Плюс постоянные проблемы с кожей и запахи. Так авва стал великим примирителем и многим зомби помог социализироваться и свое место в жизни найти. Обучал полезным ремеслам и искусствам. А скольких в люди вывел! В наше время ведь никто и не удивляется, если у него начальник – зомби. Но ведь так было не всегда.
Да, большая работа проделана. Длинный путь пройден!
О скитаньях вечных
Если бы не бухгалтер Зорькин, так бы и не узнали великую тайну. Это ведь он, неспокойный человек, когда опись проводил, стал ко всем приставать:
– А почему это у нас в мощах святого Георгина две левых десницы и акулий зуб?
Взялись сверять – и правда: и зуб, и десницы, и нетленная мышь, которая в описи не значилась. Обратились к божественным книгам и прозорливым иерархам, и тут выяснилось такое, что мамки-голубки! Оказывается, святой Георгин был единственным угодником, которому разрешили реинкарнацию. Все люди как люди – помер и дух вон, а Георгин такие высоты стяжал, что пришлось позволить.
Был он и мышью неоднократно, и комаром-постником, и даже милующим крокодилом, но начинал как птеродактиль: прикрыл мужественно своим телом население от падающей скалы. Тогда мощей добыть не удалось, но в камне себя запечатлел. Потом как милосердный мамонт вынес на собственных руках кормящую мать из горящей избы. Обгорел страшно, добровольно приняв страдания, чем заслужил право в человека вселиться, и в этом он себе равных не знал. Что ни воплощение, то святость и мощи! Все святые давно в райских кущах почивают, а он, подвижник неутомимый, в дебелых телесах обретается, приумножая сонмы мощей. Поэтому в его гробницах то детские кости находят, то женские или, как в Вуснедуйском соборе, – три правых ноги различной расовой принадлежности. Ничего удивительного! Подвижник все-таки. И еще приумножатся, не сомневайтесь! Хотя, богомольные старушки будто слыхали, в последний раз старец для разнообразия вселился в концертный рояль, что засвидетельствовано от музыкантов, которые любят прикладываться в порыве благочестия. Один минус: по средам и пятницам дается играть только белыми. Все из глубокого благоговения.
Правда, обычные подвижники, однотелые, смотрят на эти кочевья с подозрением:
– Чтобы в одном старце несколько душ жило – это науке хорошо известно и даже удобно, но одна душа с целой кучей тел – это уж чистый экуменизм!
Только все это от зависти! Никого не слушайте!
Иерархи приумножение мощей одобряют, но роялем озадачены:
– Католический инструмент, масонский! Так мы и органы в церкви ставить начнем! Вот если бы арфа или барабан.
А народ Божий и роялю рад, и барабан объемлет с благодарностью, потому что в простоте спасаемся. Так что если встретится вам нетленная мышь или добродушнейший страус, кивните с почтением – не иначе старец опять за добычу мощей взялся!
Захудалый домишко на Невском
Никогда не знаешь, каким тебе боком праведность выйдет. Вот авва Акрид преуспел в памяти смертной, но от нее же и пострадал. От привычки спать в гробах особую чувствительность к жидкостям приобрел: не дай Бог дождь – намокнет и набухнет, да так, что и в келлию не влезал, всей обителью впихивали. По рассеянности заночевал в сыром гробу, а наутро выбраться не смог, так во гробе и ходит на послушания, словно в киоте. А еще у него был патефон и ручная муха. Но разве это от смерти избавит?
Потому и явился преславный сонм гробоносных старцев, гробовещанная братия.
Идут гробы нарасхват! Молодые иноки, конечно, гробы на вырост берут, а бывалые подвижники со вкусом спасаются.
Про авву Игемона пишут, что первые годы он смирно в гробу лежал, а потом сдался помыслу: очень его смущало, что покоится в юдоли, словно дикий варвар, – хоть бы обои-то поклеить! Приглядел рисунок в цвет – хорошо на газету «Известия» берутся! А где обои, там и обе! От бабушки остался ранний Матисс – не пропадать же добру! – в гробу по стенам развесил – душа радуется! Хоть многие и кричали:
– Угробил Матисса!
Но как же он угробил, когда ради полотен даже окно в юдоли пробил – небольшое с белыми занавесками – и фикус Бенджамина завел для смягчения нравов. Тут у окна у него плиточка стояла и кофейник, тарелки над столом висели уютным строем, как раз напротив шкафчика, где он «Библиотеку всемирной литературы» хранил.
А как людей принимать, спрашивается? Пришлось потесниться и сделать во гробе приемную с маленькой прихожей – там у него келейник шубы принимал. Звонить три раза. А почту просто в гробовую щель запускали – такая была во всем скромность.
Чтобы плоть смирить, читал Канта, а от него, коварного, подхватил желание звезды созерцать. Пришлось в крышке гробовой балкон устроить с иноземной трубой. Ради этой затеи даже камин сломал и две антенны погнул, так к небу тянуло. А не будь гроба, разве вспомнил бы о высоком? Потому сонм подвижниками прирастает.
А старец Аргамедонт в простоте сердца гроб себе на Невском купил с видом на Елисеевский. Скромный такой, в один этаж, но со статуями и шторы вешать трудно – руки затекают.
– Славный у вас дворец, отче!
– Какой там дворец? Гроб и есть.
Мечтатели
Иннокентий Колобков был обычным миллионером – нефть, яхты, бриллианты и прочие скучные глупости. Но временами, когда никого не надо было пугать и доказывать свою успешность, он разрешал себе мечтать о чем-нибудь настоящем:
– Вот бы сделать такую машину, чтобы можно было пересматривать свои любимые сны. Особенно тот, где мне подарили ручного крокодила и мы вместе гуляли по Москве, а мама все смеялась и была самой молодой мамой на свете. И чудесный сон, когда я летал над крышами и угощал грустных девушек шоколадками, а ветер так славно дул в лицо, и заводские трубы цеплялись за брюки и приветливо дымили.
А в это время в далеком Питере предавался мечтам самый необычный мечтатель. Маленький сфинкс на набережной всегда смотрелся величественно, потому что был хорошо воспитан. Но когда зрители расходились, он украдкой плакал и обещал себе, что в этом году обязательно уйдет на юг, ведь еще одной такой зимы ему не пережить. И он давно бы сбежал в жаркие страны, но один боялся, а среди статуй его поддержали только атланты из Эрмитажа, да и те под конец струсили. И за все века была только одна бедная старушка, которая в суровые зимы укутывала озябшего сфинкса в теплую шаль и отпаивала горячим молоком.
– Ведь есть же на свете место, где по-настоящему тепло! Я ведь что-то такое помню. Или это просто красивый сон?
А рыжая Раиса лениво смотрела на сфинкса и думала о сокровенном. Она мечтала о большом бабьем горе. Чтобы ее соблазнил какой-нибудь подлый и гнусный человек, погубил ее молодость и красоту, а потом беспардонно бросил. И вот – метель в лицо, а она в рваном платке плетется по сугробам и бессильно тащит санки с маленьким гробиком! Но лютые злодеи исправно обходили двухметровую Раису, а любящий муж вчера опять подарил ей новую шубу.
Жизнь полна разочарований!
Праведность в кубе
Марусе доплачивали за то, чтобы она изображала эстонский акцент. Но изводило ее вовсе не это. Ее жизненные силы таяли от обязанности продавать мороженое в кубиках и пирамидках. Дети постоянно резались, но мужественно лизали. А все из-за аввы Киндина, который объявил войну соблазнам.
Известно, верующему положено постоянно соблазняться и впадать в искушение, но в последние времена люди отступят от благочестия, вот и взялся Киндин за округлости. И так ревностно взялся, что в тот же год детей обязали лепить снежных баб в тетраэдрах и играть в кубические снежки, и даже в росписях собора нимбы у святых поменяли на квадратные, потому что богомольными книгами доказано, сколько в окружностях соблазна. Есть разрешалось только квадратными ложками, а форму яблок и помидоров взялись исправить благочестивые мичуринцы.
Введены были треугольные колеса. Бильярд стал более продолжительным, а футбол более нервным. Особо ревностные требовали солнце объявить соблазнительным, но богословы из физиков доказали его неполную округлость, а потому внесли в список условно-соблазнительных вместе с дынями и кабачками.