вободен, но никто и не раб; это название впоследствии судьба сообщила некоторым отдельным лицам» (Сенека, «Спорные вопросы», III, 21). И Аристотель («Политика», I) говорит: «В силу закона произошло то, что один свободен, а другой раб». Оттого те, кто впал в состояние рабства, как личного, так и гражданского, на законном основании, должны довольствоваться своим положением чему учит и апостол Павел (Посл. I к коринфянам, VII, 21): «Ты призван к рабству, да не терзает тебя это».
Не менее несправедливо стремиться подчинить себе других людей оружием, как если бы они были предназначены служить, будучи теми, кого философы называют иногда рабами по природе. Ибо ведь если что-либо кому-нибудь полезно, то мне не следует еще оттого принуждать его к этому силой. Дело в том, что тем, кто обладает разумом, должна принадлежать и свобода выбора как того, что полезно, так и того, что бесполезно, если другому не принадлежит некоторое право на предметы выбора. У малолетних, конечно, ум носит иной склад, так что сами они не имеют «независимости действий» и права располагать своими поступками, но природа предоставила заботу о них любому подходящему лицу (Витториа, «Сообщения об Индии», 24; Айала, «О праве войны», кн. I, гл. 2, 29).
1. Наконец, я добавил бы, что неразумно притязание, приписываемое римскому императору, на то, что будто ему принадлежит право повелевать даже над отдаленнейшими и неведомыми еще доныне народами, хотя долговременно считавшийся главой юристов Бартол и решился объявить еретиком всякого, кто это станет отрицать (Коваррувиас, с. peccatum, p. 2, 9, 5; Ad L. Hosrtes. D. de captlvls. L. Rhod.). Бартол основывается на том, что сам император иногда называет себя господином, властелином мира[1067], и в Священном Писании империя эта, которая у позднейших авторов называется Римской[1068], обозначается именем «Вселенской»[1069]. Сюда же относится и следующий стих:
Миром всем овладел римский один победитель.
Как и многие тому подобные выражения, употребляемые в широком смысле, в качестве гиперболы или прославления; ведь в том же Священном Писании Иудея часто встречается под названием «Вселенской» (Евангелие от Луки, II, 1)[1070]. Так же, стало быть, нужно понимать древнее изречение иудеев, что город Иерусалим расположен в центре земли, то есть посредине Иудеи[1071], подобно тому как посреди Греции расположены Дельфы, сходным образом получившие название «пупа земли». И никого не убедят доводы Данте, которыми он старается доказать, что императору принадлежит такое право, простирающееся на весь человеческий род. Ибо те преимущества, которые он приводит, уравновешиваются своими невыгодами. Как корабль может достигнуть таких размеров, что им нельзя будет управлять, так и количество людей, и обширность пространства могут настолько увеличиться, что окажется недостаточна власть одного правителя (Аристотель, «Политика», VIII, 4).
2. С другой стороны, если даже допустить преимущество этого порядка, то отсюда еще не следует, чтобы право властвования могло возникнуть как-нибудь иначе, а не путем соглашения или вследствие наказания (Сильвестр, на слово «война», ч. I, 21; Коваррувиас, там же, 9). Власть римского императора не распространяется даже на все то, что некогда принадлежало римскому народу, потому что многое было как приобретено, так и утрачено в результате войн; в то время как одно в порядке соглашений, а другое по причине оставления перешло под власть других народов и царей[1072]. Некоторые государства, некогда целиком подвластные Риму, впоследствии подчинялись ему лишь отчасти или же стали к нему в отношения неравноправного союза. Ибо все эти способы как утраты, так и изменения права имели силу не в меньшей мере по отношению к римскому императору, нежели по отношению к прочим государям.
1. Но и Церкви принадлежали права, простиравшиеся даже на народы неведомой до тех пор части света (Витториа, «Сообщения об Индии», 21 и сл.; Айала, кн. I, 29), хотя сам апостол Павел ясно дал понять, что не имеет права суда над теми, кто вне христианства, сказав: «Ибо как я должен судить тех, кто снаружи?» (Посл. I к коринфянам, V, 12). И так как право суда, принадлежавшее апостолам, хотя и относилось в своем роде к делам земным, тем не менее было порядка Небесного, так сказать, не земного ума, то оно должно было приводиться в исполнение само собой, без помощи оружия и плети, но словом Божиим, возвещенным всем и приспособленным к частным особенностям, путем сообщения и отнятия печати божественной благодати, дабы каждому было на пользу, наконец, даже путем возмездия – не естественного, но сверхъестественного и потому исходящего от Бога, как это проявилось в Анании, Элиме, Гименее и пр.
2. Сам Христос, от которого проистекла всякая церковная власть и жизнь которого есть прообраз Церкви как таковой, объявил, что Царство Его не от мира сего, то есть не такой природы, каковы прочие царства; добавляя, что в будущем он воспользуется воинством по обычаю иных царей (Евангелие от Иоанна, ХVIII, 36; см. Петр Дамиани, кн. II, посл. 9; Бернар, посл. 221), а когда он нуждался в легионах, он сзывал легионы ангелов, а не людей (Евангелие от Матфея, XXVI, 53). И все, что Христос совершил по праву своей власти, он совершил не человеческой, но божественной силой, даже тогда, когда изгнал торгующих из храма. Плеть ведь там была лишь знаком Божественного гнева, а не его орудием, как в другом месте слюна и масло были знаком целения[1073], но не самим целебным средством. Августин в толковании на указанное место Евангелия от Иоанна пишет: «Итак, слушайте же, иудеи и язычники, слушай, обрезанный, слушайте, все земные царства! Я не препятствую вашему господству в этом мире[1074]: Царство Мое – не от мира сего. Не смейте пугать пустейшим страхом, которым устрашал Ирод Великий, когда было объявлено Рождество Христово, и предал смерти стольких младенцев, чтобы настигнуть Его смертью, проявляя жестокость скорее из страха, нежели от гнева. Царство Мое, сказал Он, не от мира сего. Чего вам более? Прийдите в Царство, которое не от мира сего; прийдите веруя и не смейте неистовствовать в страхе».
3. Среди прочего апостол Павел воспрещает епископу применять силу (Посл. I к Тимофею, III, 2). Златоуст сказал, что «повелевать, применяя принуждение», то есть принуждение, исходящее от человеческой силы», «свойственно царям, а не епископам»[1075]. И в другом месте: «Нам не дана власть воздерживать людей от преступлений принудительным решением», то есть таким, которое включает право исполнения рукой царя или военной силой или лишение какого бы то ни было человеческого права[1076]. Епископ, по его словам, действует согласно своей должности «не принуждением, но внушением» («На Деяния св. апостолов», сл. III; «На Послание к Титу», сл. I; «На Послание к фессалоникийцам», сл. IV; «О священстве», кн. II). Из сказанного достаточно ясно, что епископам как таковым не принадлежит никакого права господства над людьми по человеческому обычаю. Иероним[1077], сравнивая царя и епископа, говорит: «Тот господствует над противящимися, этот – над повинующимися».
4. Вопрос о том, могут ли сами цари начинать войну как бы в наказание против тех, кто отверг христианскую веру, нами разобран выше, в главе «О наказаниях», в совершенно достаточной мере для поставленной цели.
Я также выскажу некоторое небесполезное суждение о том, что надежда, почерпнутая из толкования некоторых божественных пророчеств, не дает законных оснований для ведения войны[1078]. Ибо, сравнивая современные события с древними, я предвижу наступление великого бедствия, если тут не будут приняты необходимые меры предосторожности. Помимо того, что почти невозможно с уверенностью толковать не сбывшиеся еще предсказания, не обладая пророческим воодушевлением[1079], и сроки наступления достоверных событий могут от нас быть скрыты. И, наконец, предсказание без прямого повеления божества не сообщает никакого права, так как нередко оно допускает исполнение пророчества людьми нечестивыми или порочными действиями.
Необходимо также иметь в виду следующее. Если кто-нибудь принял на себя какой-нибудь долг не в силу обязательства по праву в строгом смысле слова, но по иной добродетели, скажем, щедрости, признательности, милосердию, приязни, то это не может быть ни истребовано в судебном порядке, ни исторгнуто силой оружия. Ибо для того и другого рода действий недостаточно, чтобы то, что составляет предмет требования, вытекало из нравственного основания; но, кроме того, нам нужно иметь на это какое-нибудь право, каковое иногда сообщают законы Божий и человеческие даже на исполнение долга, проистекающего из иных добродетелей. Когда дело обстоит таким образом, тогда привходит новое основание долженствования, которое уже относится к правосудию. Если же такое основание отсутствует, то война по такой причине несправедлива, как, например, война римлян против кипрского царя, являвшаяся неблаговидной. Тот, кто оказал благодеяние, не имеет никакого права на обратное истребование милостивого дара; иначе имеется договор, а не благодеяние.