Фарнабаз, будучи друзьями царя, поступали по отношению к его владениям по-дружески, а теперь, ставши его неприятелями, поступаем вместе с тем по неприятельски. Оттого, так как и ты хочешь быть в числе сторонников царя, то мы и в твоем лице наносим ему ущерб по праву» (Плутарх, жизнеописание Агесилая; Ксенофонт, «Греческая история», кн. IV).
1. Сюда же относится одна из форм насильственного осуществления права, которую афиняне называли «захватом заложников». Об этом закон аттический постановлял: «Если кто-нибудь погибнет насильственной смертью, то за того близким и родственникам пусть будет предоставлено право захвата людей; следует, однако же, захватывать только трех человек, не более».
Как видно, долгом государства, которое обязано карать своих подданных, причинивших вред другим, является наложение ограничения на какие-нибудь невещественные права подданных, например, стеснение свободы выбирать себе местопребывание или поступать по усмотрению, так что они попадают как бы в состояние рабства, пока государство не выполнит того, что оно обязано исполнить, то есть пока не накажет виновного. Ибо хотя египтяне, как нам известно от Диодора Сицилийского, оспаривали возможность налагать ограничения на тело или свободу взамен долга, однако тут нет ничего противного природе, и обычаи не только у греков, но и у других народов усвоили обратное.
2. Современник Демосфена Аристократ внес предложение об издании постановления, согласно которому если кто-нибудь убьет Харидема, то убийцу следует извлечь откуда бы то ни было, а если кто-нибудь этому воспротивится, то будет считаться в числе государственных врагов. Демосфен весьма порицал это предложение: во-первых, за то, что Аристократ не провел различия между справедливым и несправедливым убийством, так как возможно так или иначе и законное убийство, во-вторых, за то, что тот не потребовал предварительного судебного производства; наконец, за то, что Аристократ предпочел привлечь к ответственности не тех, среди кого произойдет убийство, но тех, кто согласится дать приют убийце. Вот слова Демосфена: «В случае если те, у кого произошло убийство, не удовлетворят требований права и не выдадут виновных, действующий закон разрешает захватить из их числа троих человек. Но Аристократ оставляет их безнаказанными и даже не упоминает о них. А что касается тех, кто дает приют беглецу, – я так изложу сущность дела, что они согласно праву всех народов, если только им угодно, могут принять бежавшего, но их он [Аристократ] объявляет врагами, если они не выдадут молящего об убежище». Четвертый упрек состоит в том, что Аристократ немедленно же доводит дело до настоящей войны, тогда как закон довольствуется захватом заложников.
3. Из приведенных соображений Демосфена первое, второе и четвертое не лишены оснований. Что же касается третьего, то, если только не ограничивать его одним фактом случайного убийства или убийства в целях самозащиты, оно скорее приводится в виде ораторского приема и ради убедительности, а не вытекает из самого дела и права. Ибо правило права народов о предоставлении убежища просящему такового и о защите его, как мы выше сказали, имеет отношение только к тем, кого преследует судьба, а не к тем, кто совершит преступление (см. выше, кн. II, гл. XXI, пар. VII [V]).
4. В других отношениях закон одинаков для тех, у кого совершено преступление, и тех, кто отказывается наказать или выдать виновного. Оттого или самый закон, на который ссылается Демосфен, получил указанное мной толкование, согласно обычаю, или же он был сформулирован более точно, дабы избегнуть подобных тонкостей. Одной из указанных альтернатив не станет отрицать тот, кто послушает по этому поводу следующие слова Юлия Поллукса: «Задержание людей имеется всякий раз, когда требующий выдачи убийц, бежавших к кому-нибудь, не получит удовлетворения. Ибо существует право захватить троих человек у тех, кто отказывает в выдаче» (кн. VIII, гл. 6). Не иначе сказано у Гарпократиона: «Право задержания людей есть право похитить нескольких из какого-нибудь города. Ибо против того государства, которое скрывает убийцу и не предает его наказанию, прибегают к захвату заложников».
5. Подобно этому в целях получения обратно гражданина, захваченного явно незаконно, применяется задержание граждан того государства, которое совершит такое беззаконие. Так, в Карфагене некоторые лица воспрепятствовали захвату тирянина Аристона, приведя следующее основание: «То же будет сделано для карфагенян в Тире и прочих торговых городах, куда они ездят в огромном количестве».
Другой вид насильственного осуществления права есть «арест имущества», или «взятие залога между различными народами»[1205]. Новейшие юристы называют это правом репрессалий (Бальд, «Заключения», III, 58; Бартол, «О репрессалиях», вопр. 5, отв. к 3, № 9), саксонцы и англичане – «Withernam»; французы, у которых это производится королем, – «Lettres de marque». Подобный способ применяется, по словам юристов, в случаях отказа в праве.
1. Надо полагать, что такой способ применяется не только в том случае, если судебное решение не может быть получено в надлежащее время против преступника или должника, но и тогда, когда в самом бесспорном деле (ибо в спорном деле существует презумпция в пользу тех, кто назначен судьями общественной властью) последует решение суда явно вопреки праву; ибо власть судьи по отношению к иностранцам не имеет той силы, какая принадлежит ему по отношению к подданным. Даже между подданными судебное решение не погашает действительного долга.
«Настоящий должник, даже будучи освобожден судом от обязательства по иску, тем не менее продолжает оставаться по естественному праву должником»[1206], – говорит юрист Павел (L. lullan. D. de cond. indeb.). «И когда в результате неправого решения суда вещью, не принадлежащей должнику, завладеет кредитор, который унесет ее с собой как должную ему, разве он не обязан возвратить ее должнику по уплате долга? Юрист Сцевола полагал, что вещь следует возвратить» (L. Rescriptum, парагарф I. D. de distra. plpign.). Здесь важно, что подданные не могут ни помешать силой осуществлению даже незаконного судебного решения, ни осуществить свое право вопреки такому решению вследствие власти суда над ними; иностранцам же принадлежит право принуждения, но пользоваться им не дозволено, пока они могут достигнуть того же в порядке правосудия (Иннокентий и Панормитан, на с. plerlque de Immu. Eccl.; Goto, кн. II, вопр. IV, ст. 5; Яков де Каниб, Анхарано, Доминик, Франциск, на с. I, de iniuriis in 6; Фульгозий и Салицет, на Auth. С. de art. et obi.; Яков де Бельвизио, на Auth. Ut non flant pignora; Сильвестр, на слово «репрессалии»; Бартол, «О репрессалиях»; Ги Пап, вопр. XXXII; Гайлий, «О залоге», гл. I, № 5; Витториа, «О праве войны», № 41; Коваррувиас, на с. peccatum, p. II, § 9).
2. В силу подобного основания подданные[1207] или движимое имущество подданных того, кто не осуществляет правосудия, могут быть захвачены, что хотя и не введено правом природы, тем не менее установлено в разных местах обычаем. Древнейший пример этого приведен у Гомера в «Илиаде», где о Несторе рассказывается, что он захватил «в порядке репрессалии»[1208] у элейцев овец и крупный рогатый скот за похищенных лошадей у его отца. Слово «респрессалии» по толкованию Евстафия означает «то, что берется взамен какой-нибудь иной вещи, то есть уносится или похищается взамен похищенных вещей». Далее повествуется, как призываются указом к осуществлению своего права все те, кому что-нибудь должны элейцы,
Чтобы никто не лишен был законно присвоенной вещи.
Другой пример встречается в римской истории (Ливий, кн. II), когда корабли римлян задержал в Кумах Аристодем, наследник Тарквиниев, взамен имущества последних. Об удержании им рабов, вьючного скота и денег сказано у Дионисия Галикарнасского (кн. VII). И у Аристотеля во второй книге «О хозяйстве» упомянуто о постановлении карфагенян относительно захвата кораблей иностранцев, «если кто-нибудь имеет право захвата», – как сказано там.
Возможно у некоторых народов существовал обычай, согласно которому в таких обстоятельствах невинные подданные отвечали своей жизнью, поскольку эти народы полагали, что каждый человек вправе располагать своей жизнью и соответствующее право может быть перенесено на государство. Подобное предположение, однако, совершенно неприемлемо и, как мы сказали в другом месте, не согласно с наиболее здравым богословским учением. Тем не менее возможно не преднамеренное, но случайное убийство тех, кто попытается воспрепятствовать силою осуществлению права. Если же покушение предупреждено, то, как мы уже показали ранее, по закону человеколюбия следует прекратить судебное преследование. По этому закону, в особенности же среди христиан, должна более цениться человеческая жизнь, нежели наше имущество, как сказано выше (кн. I [II], гл. I, пар. XII, XIII).
1. Впрочем, в этом вопросе, не менее чем в других, нужно опасаться возможного смешения того, что относится собственно к праву народов, и того, что устанавливается внутригосударственным правом или договорами народов.
2. Согласно праву народов все подданные правителя, совершившего правонарушение, подлежат правилу о репрессалиях, а именно те, подданство которых основано на постоянной причине, то есть природные подданные, а также поселенцы, но не те, которые имеют местопребывание проездом или же кратковременно (Децио, «Заключения», 352; Бальд, на L. III, de off, ass.). Репрессалии введены в оборот по примеру обложения, которое применяется в целях уплаты государственных долгов и от которого освобождены лица, лишь временно подчиняющиеся местным законам. Среди подданных, однако, в силу права народов изъемлются из репрессалий послы, отправленные не к нашим врагам, и их имущества.