Конечно, не подлежит сомнению, что взаимным соглашением народов могло быть установлено либо то, либо другое из следующих правил: чтобы добыча поступала в собственность народа, ведущего войну, или же чтобы она поступала в собственность любого отдельного лица, овладевшего ею непосредственно. Но мы стремимся выяснить, какова была действительная воля народов, и мы говорим, что народам угодно было постановить, что вещи, принадлежащие врагам, являлись для врагов как бы бесхозяйным имуществом; это мы уже раньше показали на основании слов Нервы-сына.
1. Но вещи, никому не принадлежащие, становятся на самом деле собственностью захвативших их – как тех, кто совершает захват через посредство других, так и тех, кто производит захват непосредственно сам. Следовательно, не только рабы или дети, но и свободные люди, которые нанялись к другим на рыбную ловлю, ловлю птиц, охоту, добывание жемчуга, как только добывают что-либо, приобретают соответствующие предметы для тех, кому они служат. Юрист Модестин правильно сказал: «То, что приобретается естественно, например владение, мы приобретаем через посредство кого угодно, лишь бы с нашего соизволения» (L. ea quae. D. de acq. dom.). И Павел в сборнике «Заключений» пишет: «Мы приобретаем владение волей и телом; волей – всегда нашей; телом – как нашим, так и чужим» (кн. V, разд. II). Он же в комментарии на эдикт отмечает: «Владение нами приобретается через представителя, опекуна и попечителя» (L. I, § per procur. D. de acq. poss.); и поясняет, что это случается, когда они действуют с намерением добыть что-либо для нас. Так, у греков участники состязаний приобретали награды для тех, кто их туда посылал. Основание же этого в том, что один человек для другого добровольно становится орудием его воли, как мы сказали в другом месте.
2. Оттого различие, проводимое между свободными лицами и лицами несвободными (L. quaecumque D. de oblig. 1. stipulatio, § alteri de verb, signif.), касательно приобретения имущества есть различие в силу внутригосударственного права и относится собственно к приобретениям по внутригосударственному праву, как это вытекает из указанного места у Модестина. Однако и такие приобретения император Север впоследствии приблизил к приобретению по естественному праву не только по соображениям пользы, в чем сам он признается, но и по соображениям науки права (L. I. С. per quas pers. с. potest. et c. qui facit de Reg. luris.). Если же оставить в стороне внутригосударственное право, то сохраняет силу сказанное о возможности сделать что-либо, что можно сделать самому, через посредство другого; и оттого безразлично, сделать ли это самому или же через посредство другого.
Стало быть, в нашем исследовании нужно проводить различие между военными действиями чисто публичными и действиями частными, совершаемыми в связи с публичной войной. Последними вещи приобретаются частными лицами первоначально и непосредственно; с помощью же первых приобретение совершает народ.
У Ливия (кн. XXX) Сципион рассуждает с Масиниссой в соответствии с правом народов: «Сифакс побежден и взят римлянами в плен. Таким образом, сам он, его супруга, царство, земля, города, их население, наконец, все состояние стали добычей римского народа». Антиох Великий подобным же путем доказывал, что Киликия стала достоянием Селевка, а не Птоломея, потому что войну вел Селевк, которому Птоломей лишь усердно оказывал помощь. История эта изложена в пятой книге у Долибия.
1. Земли могут быть приобретены не иначе как актом публичной власти, а именно – путем военного захвата и размещения гарнизонов. Оттого, по словам Помпония, «земля, отнятая у неприятеля, поступает в государственную собственность»; то есть, как он разъясняет в том же месте, земля «не составляет части добычи», здесь слово «добыча» понимается в тесном смысле. Соломон, начальник преторианцев, у Прокопия[1296] говорит: «Не лишено, конечно, смысла, что в виде добычи солдатам достаются пленные и прочие вещи (следует иметь в виду, что это происходит с общего согласия, как мы это изложим ниже); земли же принадлежат принцепсу и римской империи».
2. Так, у евреев[1297] и лакедемонян земля, захваченная вооруженной рукой, делилась по жребию. Римляне занятые земли или удерживали в виде земли для сдачи в аренду, иногда оставляя прежнему владельцу из уважения к нему небольшой участок, или распродавали, или распределяли ее между поселенцами, или, наконец, превращали в доходные статьи. Об этом имеются свидетельства в различных законах, исторических повествованиях и в ведомостях землемеров (L. Luc. Titius. D. de evictionibus. L. item si verb. § I. de rei vind.).
Аппиан в книге первой «Гражданской войны» пишет: «Римляне, покорив Италию оружием, лишили побежденных части их земли». А в книге второй у него же сказано: «Даже у побежденных врагов они не отнимали всей земли, а брали только часть ее». Цицерон в речи «О его доме», обращенной к понтификам, замечает, что земли, отнятые у неприятеля, иногда отводились полководцем под священные места, но делалось это по повелению народа.
1. Вещи же движимые и самодвижущиеся поступают или в публичное пользование, или остаются вне его. В последнем случае они поступают в собственность частных лиц, завладевших ими. Сюда нужно отнести следующие слова Цельса: «Имеющиеся у нас отдельные неприятельские вещи принадлежат не государственной казне, но тем, кто их захватил» (L. tranefugam. § I. D. de acq. re. dom.). «Имеющиеся у нас» – это те, которые оказываются у нас после начала войны.
То же самое соблюдалось также по отношению к людям во времена, когда люди тут приравнивались к вещам, захваченным в виде добычи. По этому предмету имеется замечательное место у Трифонина (L. in bello. D. de capt. et postl.): «Лица, которые в мирное время поступили под власть других народов, если внезапно разразится война, становятся рабами тех, у кого они окажутся в плену по воле их несчастной судьбы (здесь мы должны читать именно fato [судьбы], а не facto [действия] или pacto [соглашения], как обозначается в книгах)». Юрист приписывает это несчастной судьбе потому, что соответствующие лица ничем не заслужили постигшего их порабощения[1298]. Вошло в обычай подобного рода случаи приписывать судьбе. Таков смысл следующего изречения Невия: «Волею судьбы в Риме метеллы становились консулами», то есть независимо от своих заслуг.
2. Отсюда же следует, что если солдаты захватывают что-нибудь не в боевом порядке и не при исполнении приказа, но действуя в силу общего всем права или же в силу простого разрешения начальства, то они тем самым приобретают вещи в свою пользу, ибо тут они захватывают что-либо не в качестве орудия другого лица. Такова добыча, исторгнутая у врага в единоборстве; таковы также вещи, захваченные в свободных и добровольных налетах вдали от войска – на расстоянии свыше десяти тысяч шагов, говорили римляне, как мы это увидим вскоре (Салицет, на L. ab. hoetibus. С. de cap.; Фома Грамматик, «Неаполитанские решения», 71, № 18). Италийцы ныне называют такой захват correria и отличают от добычи – butmo – в тесном смысле.
Но наше утверждение, что указанные вещи по праву народов приобретаются непосредственно отдельными лицами, следует понимать в том смысле, что это предусмотрено правом народов, пока нет иного постановления внутригосударственного закона по соответствующему предмету. Ведь каждый народ может установить для своих членов нечто иное и устранить приобретение добычи в собственность отдельных лиц, что, как мы видим, постановлено во многих местах относительно диких животных и птиц. Подобным образом может быть предписано законом, что неприятельские вещи, которые будут найдены у нас, поступают в государственную казну.
1. Вещи, захваченные в результате войны, подчиняются иному режиму. Тут отдельные лица представляют личность государства, действуют от его имени и оттого через их посредство, если внутригосударственный закон не устанавливает иного, народ приобретает как владение, так и собственность и передает их, кому заблагорассудится. А поскольку это прямо противоречит ходячему мнению, то я вижу, что нам необходимо привести более обильные, чем обычно доказательства, заимствованные в виде примеров у известнейших народов.
2. Начинаю с греков, обычаи которых Гомер описывает в целом ряде мест:
Разделено уже все, что нами награблено в градах.
У того же поэта Ахиллес говорит о городах, которые он завоевал:
Всюду в них в огромном числе драгоценная утварь
Нашей взята рукой; но всю добычу Атриду
Я, победитель, принес к его кораблям быстроходным;
Он, поделившись слегка, себе сохранил остальное.
Здесь Агамемнон должен рассматриваться, с одной стороны, как глава всей Греции того времени и тем самым в качестве представителя народа, что давало ему право делить добычу, но с согласия совета старейшин; с другой стороны, как облеченный должностью главнокомандующего армией, в связи с чем при общем дележе он получал наибольшую часть по сравнению с прочими. К этому самому Агамемнону Ахилл обращается с такой речью: