6. И чем более ослаблена дисциплина, тем охотнее предоставляется воинству добыча, чтобы пред лицом угрожающей опасности, в виду неприятеля руки воинов не были связаны грабежом добычи, что неоднократно мешало одержать победу.
Когда Корбулон взял штурмом Воланд, крепость в Армении, «неспособное к войне население», по словам Тацита, «было продано в рабство, остальная добыча досталась воинам-победителям» (Тацит, «Летопись», кн. XIII). По свидетельству того же Тацита, в Бретани Светоний убеждал своих воинов продолжать беспощадное избиение до конца без помыслов о добыче, добавляя, что после победы все достанется им («Летопись», кн. XIV).
То же мы встречаем в других случаях. Добавь сюда то, что несколько раньше мы привели из Прокопия[1321].
7. Бывают, однако, такие малоценные вещи, которые даже не стоит продавать с публичного торга. Такие вещи повсеместно обычно предоставляются захватчику с согласия народа. К ним в древнеримской республике относились копья, дротики, топливо, фураж, кожаные мешки, кожаные кошельки, факелы и деньги на сумму менее серебряной сестерции. У Геллия мы читаем, что подобные изъятия добавлялись к воинской присяге (кн. XVI, гл. 4).
С этим сходно то, что выдается в виде вознаграждения морякам, даже когда они за свою службу получают плату. Французы называют это расхищением или грабежом, включая сюда одежду, золото, а также серебро стоимостью меньше десяти экю («Постановления Франции», кн. XX, разд. XIII, ст. 10 и 16). В других местах воинам отдается определенная доля добычи, как, например, в Испании, где то пятая часть[1322], то третья, то, наконец, половина остается у короля, а седьмая, иногда десятая, часть – у командующего войсками, остальное же достается в собственность захватившим добычу, за исключением военных кораблей[1323], которые целиком поступают королю («Законы Испании», кн. IV, разд. XXVI, ч. 2).
8. В некоторых странах раздел добычи производится в соответствии с продолжительностью службы, перенесенными опасностями и произведенными затратами, так, в частности, у итальянцев третья часть стоимости задержанного корабля поступает собственнику корабля победителя, столько же получают собственники товаров, находящихся на корабле, и равную долю – те, кто участвовал в сражении (Consolato del Mare, гл. CСLXXXV).
Но бывает опять-таки, что те, кто несет боевую службу на свой риск и счет, не захватывают всей добычи, а должны отдать часть в казну или лицу, облеченному публичной властью. Так, если в Испании во время войны снаряжаются корабли на средства частных лиц, то часть их добычи достается королю, другая часть – морскому начальнику («Законы Испании», кн. XIX, разд. XXVI, ч. 2, зак. 14). По обычаям Франции морской начальник получает десятую часть добычи («Постановления Франции», кн. XX, разд. XIV, ст. 1); так же обстоит дело у голландцев, но здесь с них пятая часть добычи изъемлется государством (Instructiones Rei Maritimae, гл. XXII).
В сухопутной войне ныне всюду установлено, что при разграблении городов и в сражениях каждый присваивает себе то, что ему удается захватить; но при набегах захваченное общее имущество становится достоянием принимавших участие в экспедиции и подлежит разделу между ними сообразно их заслугам.
В связи с изложенным необходимо знать, что если в пределах юрисдикции народа, не участвующего в войне, окажется спор о вещи, захваченной во время военных действий то вещь должна быть присуждена тому, кому благоволят законы или обычаи народа, со стороны которого вещь была захвачена, если же ничего здесь нельзя доказать, то в силу общего права народов вещь должна быть присуждена самому народу, если только она захвачена во время военных действий.
Из сказанного нами ранее достаточно ясно, что отнюдь не всегда верно то, что приводит Квинтилиан в пользу фивян, будто в делах, которые могут быть внесены на судебное рассмотрение, не имеет никакой силы право войны и будто имущество, захваченное на войне, может быть удержано не иначе как оружием же (кн. V, гл. 4).
1. Вещи, не принадлежащие неприятелю, но найденные у неприятеля[1324], не становятся собственностью захватившего, как мы уже сказали, ибо это не соответствует ни естественному праву, ни праву народов (настоящая глава, параграф V). Римляне так говорили Прусикт «Если бы та земля не составляла части владений Антиоха, то она никак не могла бы стать достоянием римского народа»[1325] (Ливий, кн. LV). Когда же, однако, неприятель имеет на такие вещи какое-нибудь право, связанное с владением, как, например, право залога, право удержания, право сервитута, тогда ничто не препятствует им стать собственностью захватившего их.
2. Обычно возникает также вопрос, становятся ли собственностью захватившего вещи, добытые вне пределов территории обеих воюющих сторон, здесь ведется спор как в отношении вещей, так и в отношении лиц.
Если принять во внимание одно только право народов, то я полагаю, что тут место не имеет значения, подобно тому как мы сказали, что и врага можно законно убить где угодно. Но тот, кому принадлежит верховная власть в той местности, может своим законом воспретить подобное убийство; а если закон будет нарушен, то он может требовать удовлетворения как за совершение преступления. Сходным образом говорится, что животные, пойманные на чужой земле, становятся собственностью поймавшего, но собственник земли может воспретить доступ туда (L. quod enim. D. de acq. re. dom L. Divus Pius. D. de servit. praed. rust.).
Однако это внешнее право приобретения вещей, захваченных во время военных действий, настолько свойственно торжественной войне в силу права народов, что не имеет места в других войнах. Ибо в других войнах с иноземцами вещи не приобретаются вследствие войны, но приобретаются лишь при возмещении долга, уплату которого нельзя получить иначе (Сильвестр, на слово «война», ч. I, пар. 3 и 11, ст. 8).
В войнах гражданских независимо от их больших или меньших размеров не может произойти никакого перехода собственности иначе, кроме как в силу судебного решения.
Глава VIIО праве на пленных
I. Все пленные, взятые в войне торжественной, становятся рабами по праву народов.
II. Также их потомство.
III. С пленными можно поступать по усмотрению безнаказанно.
IV. Достояние пленных, даже невещественное, принадлежит их собственнику.
V. Причина такого установления.
VI. Дозволено ли пленным спасаться бегством?
VII. Или оказывать сопротивление господину?
VIII. Право это соблюдается не у всех народов и не всегда.
IX. Оно не соблюдается ныне среди христиан; что его заменяет.
1. По природе, то есть независимо от человеческих действий, или в первобытном состоянии природы, никто из людей не является рабом, как мы сказали в другом месте[1326] (L. Libertus. § I. D. de statu hominum). В этом смысле можно принять за истину изречение юристов, что рабское состояние противно природе. Однако, когда рабство возникает в силу акта человека, то есть вследствие договора или правонарушения, оно не противоречит естественной справедливости, как мы также показали в другом месте[1327].
2. А согласно праву народов, о котором мы толкуем теперь, рабство имеет более широкие пределы как в отношении лиц, так и в отношении своих последствий. Ибо если мы обратим внимание на лиц, то рабами признаются не только те, кто сам соглашается на это или дает обещание служить, но и все пленные, взятые в торжественной войне, с того момента, как они попадают под стражу, по словам Помпония (L. postliminii. § I. D. de captivis. L. in bello, D. de capt.). И здесь не требуется совершения преступления; и участь одинакова у всех, даже у тех, кто, как мы сказали, волею судеб захвачен в неприятельских пределах при внезапном возникновении войны.
3. Полибий во второй книге своей «Истории» пишет: «Каким мучениям они должны подвергнуться, чтобы понести надлежащее наказание? Пожалуй, кто-нибудь скажет, что тех, кто побежден оружием, следует продать с детьми и женами. Однако по закону войны это должно постигнуть даже тех, кто не совершит ничего нечестивого»[1328]. Бывает так, как сказано у Филона: «Многие утратили прирожденную свободу в силу различного рода случайных обстоятельств» («О свободе каждого добродетельного»).
4. Дион Прусийский («Речи», XV), перечисляя некоторые способы приобретения собственности, говорит: «Когда кто-нибудь возьмет другого в плен на войне, то он и владеет им таким путем как рабом». Оппиан во второй книге «О рыбной ловле» взятие в плен мальчиков на войне называет уводом «по закону войны».
Рабами становятся не только сами взятые в плен на войне, но и их потомки навеки, то есть, конечно, те, кто родится от матери-рабыни после обращения ее в рабство. Это и есть, по словам Марциана, обращение по праву народов в рабство тех, кто родится от наших служанок (L. Et servorum § I. D. de statu hominum) «Материнское чрево обречено на рабство», – сказал Тацит, упоминая о жене германского вождя («Летопись», кн. I).