[1407]» («О гневе», кн. II, гл. 10). И у Лукана читаем:
Сколько нещадною смертью погибло юношей, сколько
Голод сгубил иль неистовство моря, земли колебанье,
Мор от небес и земли, пораженья в военных походах, —
Не было карою то.
«Во избежание наказаний, постигающих слишком многих, изобретен жребий», – говорит Цицерон («В защиту Клюенция»). Саллюстий обращается к Цезарю: «Никто не побуждает тебя ни к жестоким наказаниям, ни к вынесению суровых приговоров, которые скорее разрушают, чем исправляют город».
1. Что нужно установить о заложниках согласно праву природы, об этом можно заключить из сказанного нами выше. В старину было распространено мнение, что каждый имеет право на свою жизнь в такой же мере, как и на другие вещи, приобретаемые в собственность, и что это право в силу молчаливого или явно выраженного соглашения перешло от отдельных лиц к государству. Поэтому не удивительно, если мы читаем, как невинные лично заложники подвергались смерти за преступления государства либо как бы по своему особому согласию, либо как бы по согласию государства, в которое было включено и их собственное. После того как истинная мудрость научила нас тому, что собственность на нашу жизнь принадлежит исключительно Богу, никто уже не может только одним своим согласием сообщить кому-либо право на свою жизнь или на жизнь своего гражданина (Витториа, «О праве войны», № 43).
Оттого-то милостивому вождю Нарсесу казалось бесчеловечным подвергать невинных заложников смертной казни, как об этом сообщает Агафий (кн. I). О других то же сообщают прочие авторы. Так, Сципион говаривал, что он намерен свирепствовать не против неповинных заложников, но против самих бунтовщиков, и что он намерен карать не безоружных, но вооруженных врагов (Ливий, кн. XXVIII)[1408].
2. Некоторые из числа небезызвестных новейших юристов полагают, что такого рода соглашения имеют силу, если они подкреплены нравами (Меночио, «Заключения», вопр. VII). Я готов с этим согласиться, если только они называют нравами одну лишь безнаказанность, которая здесь часто фигурирует под таким именем. Если же они считают свободным от вины того, что лишает жизни других в силу одного только соглашения, то я боюсь, что они ошибаются сами и вводят в заблуждение других своим опасным влиянием.
Несомненно, что когда кто-нибудь, являясь заложником, в настоящем или в прошлом находится в числе тяжелых преступников или нарушит данное им ручательство в важном деле, тогда может оказаться, что смертная казнь будет свободна от несправедливости.
3. Клелия, которая стала заложницей не по своей воле, а по повелению государства[1409] и затем бежала, переплыв Тибр, «не только не была наказана царем этрусков, но еще удостоилась почестей за добродетель», по словам Тита Ливия в повествовании об этом событии (кн. II).
Сюда же следует добавить еще то, что все сражения, не служащие ни для получения должного, ни для прекращения войны, имеют целью исключительно служить честолюбию силой или, как говорят греки, являются «свидетельством силы, а не борьбы против врагов» (Арриан, кн. V), противоречат долгу христианина и самой человечности. В связи с этим правители должны решительно воспрещать подобное, так как им надлежит дать отчет за напрасно пролитую кровь тому, от чьего имени ведут войну. И потому Саллюстий восхваляет полководцев, которые одержали победы без кровопролития. И об известном своим мужеством народе каттов Тацит говорит: «Они редко совершают набеги и избегают случайных стычек»[1410].
Глава XIIОграничение опустошений и тому подобного
I. Какого рода и до каких пределов опустошение может быть справедливо?
II. Следует воздерживаться от опустошений, если вещь полезна для нас и находится вне пределов власти неприятеля.
III. Если существует надежда на скорую победу.
IV. Если неприятель получает средства существования из других источников.
V. Если самая вещь ничем не может способствовать ведению войны.
VI. О том, что сказанное относится, в частности, к священным предметам и вещам, связанным со священными предметами.
VII. Равным образом – к предметам богослужения.
VIII. Замечания относительно преимуществ, проистекающих от такого рода ограничений.
1. Чтобы иметь возможность уничтожить чужую вещь, не совершая правонарушения, необходимо наличие одного из следующих трех условий.
Или налицо должна быть такого рода необходимость, которую следует считать исключенной при первоначальном установлении собственности. Примером может служить случай, когда кто-нибудь бросает в реку во избежание опасности меч третьего лица, которое в состоянии исступления готово им воспользоваться. Однако при этом, как мы оказали в другом месте, согласно наиболее правильному мнению, остается обязательство возмещения ущерба (кн. II, гл. II, пар. IX).
Или же должен иметься некоторый долг, возникающий из правонарушения, так что уничтоженная вещь считалась бы полученной в счет долга, поскольку иначе ведь не было бы права.
Или, наконец, должно случиться какое-нибудь злодеяние, которое заслуживает соответствующего наказания и мера которого не превышается наказанием, ибо, как верно замечает один здравомыслящий богослов, справедливость не допускает того, чтобы, например, опустошить целое царство за увод стада скота или за сожжение нескольких домов (Витториа, «О праве войны», № 52 и 56). Это ясно видит и Полибий, желающий, чтобы война как возмездие распространялась бы не до бесконечности, а лишь до тех пределов, в которых преступление искупалось бы равной мерой (кн. V).
И именно по этим основаниям уничтожение чужих вещей и лишь в таких пределах лишено несправедливости.
2. Впрочем, если только не побуждают соображения пользы, то бессмысленно вредить другому без выгоды для себя. И оттого-то люди мудрые обыкновенно руководствуются соображениями о возможных преимуществах. Из этих соображений главнейшее приведено Онесандром: «Он не забывал уничтожать, жечь, грабить неприятельскую страну. Ибо недостаток денег и продовольствия ослабляет военные силы[1411] настолько же, насколько изобилие их увеличивает» (Strategicus, VI). От сказанного не разнится следующее место у Прокла: «Доброму полководцу свойственно всячески подрывать силы противника». О Дарии у Курция говорится: «Он предпочитал одолевать нуждою врага, который располагал лишь тем, что успевал награбить».
3. Поистине следует допускать такое опустошение страны, которое принуждает врага добиваться скорейшего заключения мира. К подобному способу ведения войны прибегал Галиатт против милетян (Геродот, кн. I), фракийцы, – против византийцев (Полибий, кн. IV, Фронтин, Strategemata, III, 4), римляне – против кампанцев, капенатов, испанцев, лигуров, нервиев, менапиев (Ливий, кн. V, VII, XXXIV, XL; Цезарь, «Галльская война», кн. VI).
Если правильно взвесить дело, то в большинстве случаев соответствующий образ действия является следствием скорее досады, нежели ясного соображения. Ведь обыкновенно или основания, побуждающие к опустошению страны, отсутствуют, или же имеются иные, более значительные доводы, которые требуют воздержания от опустошения.
1. Это случается, во-первых, тогда, когда мы сами так владеем доходной вещью, что неприятель лишен возможности пользоваться ею. Такова точка зрения божественного закона, что для укреплений и оборонительных сооружений нужно употреблять дикие деревья, плодовые же должно сохранять для питания; к чему следует добавить то соображение, что деревья не могут, как люди, выстраиваться против нас в сражениях; это по аналогии Филон[1412] («О назначении должностных лиц») распространяет также на плодоносные земли, применяя здесь следующие слова закона: «Что же ты гневаешься на неодушевленные предметы, которые и сами нечувствительны, и приносят сладкие плоды? Разве же наподобие людей, находящихся во вражде, деревья выражают признаки неприязни, чтобы ради мнимых поступков или угроз их следовало бы вырывать с корнем? Далеко не так: они приносят пользу победителям, дают изобилие вещей, требуемых необходимостью, а также доставляющих удовольствие. Не одни только люди платят дань, еще большую дань платят деревья в благоприятные времена года – и такую, что без нее невозможно даже существовать».
Иосиф Флавий со своей стороны по поводу этого места говорит, что если бы деревья пользовались даром речи, то они бы возопили о том, что, не будучи виновными в незаконной причине войны, они незаслуженно испытывают бедствия войны. Если я не ошибаюсь, в этом же источник следующего изречения Пифагора, приведенного у Ямвлиха: «Безобидное плодоносное древо нельзя ни повреждать, ни истреблять».
2. Порфирий[1413], описывая иудейские обычаи в книге IV «О воздержании от мяса животных», основываясь на толковании, данном обычаем, распространяет этот закон даже на животных, употребляемых в сельских работах. По его словам, заповедь Моисея требует щадить их на войне. Талмуд и еврейские толкователи добавляют, что указанный закон относится