[1414] также к бесцельному повреждению вещей, как, например, к случаям поджога зданий, порчи съестных припасов и напитков.
С этим законом согласуется благоразумная умеренность афинского полководца Тимофея, который, по рассказу Полиэна, «не дозволял разрушения ни городского дома, ни сельской усадьбы и уничтожения плодовых деревьев». Сохранился также закон Платона в пятой книге его сочинения «Государство», воспрещающий «опустошение земли и сожжение домов».
3. Гораздо больше связывают эти ограничения после полной победы. Цицерон не одобряет разрушения Коринфа, хотя здесь и подверглись дурному обращению римские послы («Об обязанностях», кн. I); он же в другом месте объявляет ужасной, отвратительной, ненавистной войну против стен, крыш домов, колонн и врат («О его доме»). Ливий восхваляет кротость римлян, проявленную после сдачи Капуи, так как там не свирепствовали пожары и не было разрушений ни в чем не повинных кровель домов и стен (кн. XXVI)[1415]. Агамемнон у Сенеки («Троянки») говорит:
По правде признаюсь (земля аргивская,
Будь не в обиду сказано!), фригийцев сокрушить
И победить желал, разрушить же, сравнять
С землей их город я бы помешал!
4. Священная история учит нас с очевидностью, что некоторые города были Богом обречены на разрушение (Иисус Навин, VI); также вопреки общему закону им было дано повеление вырубить деревья моавитян (II кн. Царств, III, 19). Однако это было совершено не в силу ненависти к врагам, а вследствие справедливого негодования против злодеяний, которые были либо общеизвестны, либо заслужили наказание по Суду Божию.
1. Во-вторых, то, о чем мы сказали, должно иметь место даже при сомнительном владении участками земли, если весьма велика надежда на скорую победу, наградой за которую послужат земли и плоды с них. Так, Александр Великий, по рассказу Юстина (кн. XI), воспретил своим воинам грабить народы Азии, «предупреждая их о необходимости беречь свое собственное имущество и не уничтожать то, чем они пришли завладеть»[1416]. И, когда Филипп вторгся в Фессалию, опустошая все на своем пути, Квинций Фламиний внушал своим воинам, по словам Плутарха (жизнеописание Фламиния), совершать свой путь как по уступленной или уже освоенной области. Крез, убеждая Кира не предавать Лидии на разграбление воинам, сказал: «Ты предаешь опустошению не мой город, не мои имущества; они твои, и уничтожается твое имущество» (Геродот, кн. I).
2. А к тем, кто поступает иначе, не лишне применить следующие слова Иокасты, обращенные к Полинику в «Фивянках» Сенеки:
Напав, ты губишь родину; насильственно
Не овладеешь ею, сам себе вредишь
Ты ж, направляя на нее оружие.
Напрасно топчешь нивы плодородные,
Всех обращая в бегство по полям.
Никто не губит этак своего:
Ты ж мнишь чужое попалить огнем.
Посечь мечом.
Подобный же смысл заключен в следующих словах Курция: «То, что не повреждено, признается принадлежащим неприятелю». От этих слов почти не отличаются слава Цицерона в «Письмах к Аттику» (IX, 7, 8, 10), где он выступает против совета Помпея губить собственную родину голодом. За то же самое Александр Иссейский порицает Филиппа в книге семнадцатой у Полибия; его слова Тит Ливий передает по-латыни таким образом: «На войне Филипп не встречался с противником в равном бою и не сражался в решительной битве, но поджигал и опустошал города, служащие ему убежищем. Древние же македонские цари привыкли сражаться не так, а в строю, и щадить по мере возможности города, чтобы стяжать цветущие владения. Ибо какой смысл не оставлять себе ничего по окончании войны из того имущества, из-за которого ведется война?» (кн. XXXII).
1. В-третьих, будет то же самое, если неприятель может получить в другом месте средства для поддержания своих сил, например, когда море или другие границы ему открыты. Аркидам у Фукидида в речи, в которой он отговаривал своих лакедемонян от войны с афинянами, задает им вопрос, какую надежду возлагают они на ведение войны. Может быть, располагая множеством воинов, они надеются на легкую возможность опустошить поля противника? Но ведь, замечает он, у афинян имеется достаточно других подвластных земель (подразумеваются Фракия и Иония), и подвозами с моря они могут обеспечить себя всем необходимым.
При таких условиях, стало быть, лучше всего, если земледелие будет в безопасности, даже в пограничных областях, что, как мы видим, имело место продолжительное время в недавней войне между Нидерландами и Империей с уплатой дани обеим сторонам.
2. Сказанное согласуется со старинными обычаями иудеев, у которых, по словам Диодора Сицилийского[1417], «земледельцы пользуются неприкосновенностью и как бы священны; мало того, они в безопасности выполняют свои работы даже вблизи лагерей и театра войны». Диодор добавляет: «Они не жгут неприятельские поля и не срубают деревья». И еще: «Никто из врагов не причиняет вреда кому-либо из земледельцев; этот разряд людей как благодетельный для всего общества обеспечен от каких-либо насилий».
3. Между Киром и царем Ассирии, по сообщению Ксенофоита, было заключено соглашение о том, чтобы «земледельцы пользовались миром, а война велась против вооруженных людей». Так, по рассказу Полиэна, Тимофей[1418] сдавал в аренду землепашцам наиболее плодородную часть земли; мало того, как Аристотель добавляет, он даже продавал врагам урожай, а полученные деньги обращал на уплату жалования солдатам («О хозяйстве», II). Это, по свидетельству Аппиана, делал также Вириат в Испании. Мы видим, как то же самое с величайшим благоразумием и пользой соблюдалось в упомянутой уже войне между Нидерландами и Империей на удивление иностранцам.
4. Каноны, внушающие человеколюбие обществу, предлагают это в виде образца всем христианам, долженствующим соблюдать и проповедовать по сравнению с прочими людьми наибольшую человечность; христианам предписывается охранять не только земледельцев, но и животных, на которых те пашут, и семена, приносимые на поля (С. 2, de treug. et pace). Несомненно, по сходной причине законы гражданские воспрещают принимать в залог орудия, предназначенные для земледелия; у фригийцев и кицрян некогда, впоследствии у жителей Аттики и римлян[1419] считалось грехом убивать быка, на котором пахали (Николай Дамасский; Элиая, кн. V, гл. 14; Дион Хризостом, «Речи», LXIV; L. executores. С quae res pign.).
В-четвертых, природа некоторых предметов такова, что они не имеют никакого отношения к военному делу и ведению войны. Рассудок подсказывает, что щадить соответствующие вещи тоже следует во время войны. К этому имеет отношение речь родосцев к Димитрию[1420], покорителю городов, в защиту изображения Иалиса; указанная речь так изложена у Геллия по-латыни: «Какое основание к тому, что тебе вздумалось похоронить эту картину под обломками дымящегося здания[1421]? Ибо если ты одолеешь всех нас, займешь весь этот город, то овладеешь также этой картиной, целой и невредимой; если же твои усилия победить нас будут напрасны, то берегись, чтобы к твоему стыду не сказали, что, не будучи в силах победить родосцев, ты повел войну с тенью скончавшегося Цротогена» (кн. XV, гл. 31).
По словам Полибия, буйному нраву свойственно уничтожать вещи и тогда, когда это не отнимает сил у противника, не приносит выгод тому, кто уничтожает, что бывает в случае уничтожения храмов, портиков, статуй и тому подобного (кн. V). Марцелл, заслуживший похвалы Цицерона, «щадил все здания Сиракуз, общественные и частные, священные и светские, как если бы он прибыл со своим войском для их охраны, а не для их завоевания» («Против Верреса», II). Цицерон затем пишет: «Предки наши оставляли то, что казалось приятным побежденным, нам же казалось малоценным» (кн. IV).
1. Подобно тому, как нужно соблюдать предосторожность по отношению ко всякого рода художественным ценностям по только что высказанным соображениям, так точно следует соблюдать то же по отношению к предметам, посвященным отправлению богослужения, в силу особых соображений. Хотя ведь и такие предметы, как мы сказали в другом месте, представляют своего рода общественное достояние и хотя посягательство на них остается безнаказанным по праву народов, тем не менее, когда это не грозит никакой опасностью, необходимость охранять священные здания и их принадлежности внушает уважение к священным предметам, в особенности же среди тех, кто поклоняется тому же Богу по общему закону, если даже между ними и существуют некоторые различия в мнениях или обрядах (Сильвестр, на слово «война», ч. III, № 5).
2. Фукидид сообщает, что среди греков его времени существовал обычай, согласно которому те, кто участвовал в нападении на неприятельские области, воздерживались от прикосновения к священным предметам. По словам Тита Ливия, при разрушении города Альбы храмам была оказана пощада. О взятии римлянами Капуи Силий в книге XIII пишет:
Вот внезапно сердца наполняются благоговением.