2. Подобным образом Геллий заявляет: «Перемирие не есть мир, ибо война продолжается, а прекращается лишь сражение». И в «Панегирике» Латина Паката мы читаем: «Перемирие приостанавливает военные действия».
Это я говорю для того, чтобы было известно, что если заключено соглашение, действительное на время войны, то оно сохраняет силу также на время перемирия, поскольку не является очевидным, что такое соглашение имеет в виду не состояние войны, но самые военные действия.
Напротив, если что-нибудь прямо предусмотрено относительно мира, то это не будет иметь применения во время перемирия, хотя Вергилий и называет перемирие предварительным миром, Сервий в толковании на это место – временным миром, схолиаст на Фукидида – «миром преходящим, чреватым войной», Варрон – лагерным миром на несколько дней. Все это представляет собой не определения, а описания – и описания образные. Так же обстоит дело у Варрона, когда он именует перемирие праздничным досугом на войне; он мог бы назвать перемирие и усыплением войны. Ведь Папиний назвал миром перерывы в судебных заседаниях. Аристотель объявил сон оцепенением чувств, по примеру этого можно охарактеризовать перемирие как оцепенение войны.
3. В объяснении М. Варрона, которому следует и Донат (комм. на комедию Теренция «Евнух», акт I, сцена I), Геллий правильно порицает добавление слов: «на несколько дней», показывая, что существует обычай объявлять перемирие и на несколько часов (кн. I, гл. 21); я же добавлю, что перемирие может длиться двадцать, тридцать, сорок, даже сто лет. Примеры этого имеются у Ливия, которые опровергают также следующее определение юриста Павла: «Перемирие есть договор, в силу которого обязываются взаимно не нападать друг на друга на непродолжительное и на ближайшее время» (L. post-liminium, D. de captivis).
4. Тем не менее может статься, что единственным и исключительным побудительным основанием соглашения окажется полное прекращение военных действий, так что тогда сказанное о мирном времени относится к такому перемирию не по буквальному смыслу, но по достоверному суждению ума, о чем мы оказали в другом месте (кн. III [II], гл. XVI, пар. XX).
Слово induciae [перемирие] не происходит, по-видимому, ни от inde utl iam [затем – как теперь], как полагает Геллий, ни от endoitu, то есть introgressu [вступления], как полагает Опилий, но происходит от inde, то есть «начиная с определенного момента», когда наступает otium [досуг]; так и греки называют перемирие «сдерживанием рук».
Ведь очевидно, даже согласно Геллию и Опилию (Геллий, кн. XIX, гл. 8), что это слово у древних авторов писалось через букву t, а не через букву с; хотя ныне оно употребляется во множественном числе, прежде оно, без сомнения, употреблялось также в единственном числе. Древнее начертание слова было indoitia, ибо otium произносилось как oitium, oт глагола оiti, который сейчас мы произносим uti, подобно тому как из poina (ныне мы пишем poena, наказание) происходит punio [наказывают], а из poinus (ныне poenus, пуниец) происходит punicus[1553] [пунийский].
Как из ostia, ostiorum [устье, устья] получилось название Ostia, Ostiae[1554], так и из indoitia, indoitorum произошло indoitia, indoitiae; затем – indutia, употребляемое, как я сказал, ныне только во множественном числе. В старину, уверяет Геллий в указанном месте, это слово употреблялось также в единственном числе. Мало отличается от сказанного объяснение Доната, который считает, что induciae происходит от предоставления отдыха на несколько дней (коммент. на комедию Теренция «Евнух», там же). Итак, перемирие есть отдых на войне, но не мир; стало быть, те историки выражаются точно, по словам которых мир нередко отклоняется, но дается согласие на перемирие (Ливий, Плутарх, Юстин).
Оттого-то после окончания перемирия нет надобности в новом объявлении войны (Ангел, на L. si unus I, D. de pactis; Мартин из Лоди, вопр. 29). Ибо по устранении временного препятствия вместе с тем возобновляется состояние войны, не угасшее, но лишь дремавшее, подобно тому как восстанавливаются собственность и отцовская власть у лица с выздоровлением его от помешательства.
Мы читаем, однако, у Ливия, как вследствие заключения фециалов по окончании перемирия объявлялись военные действия; но, очевидно, этими излишними предосторожностями древние римляне хотели показать, до какой степени они отдавали предпочтение миру и сколь справедливы были основания, которые вовлекали их в войны. На это намекает сам Ливий: «Они вели сражения с обитателями города Вейи при Номентане и Фиденах. Было заключено перемирие, а не мир; срок его кончился, но перед этим жители Вейи взялись за оружие. Однако были отправлены фециалы; но когда по обычаю наших отцов они потребовали возмещения убытков, их слова оказались тщетны» (кн. IV).
1. Время перемирия обыкновенно определяется или в виде непрерывного промежутка, как, например, в сто дней, или же путем обозначения конечного срока, как, например, до первого марта. В первом случае надлежит произвести исчисление времени с точностью до минуты; это соответствует природе, ибо исчисление по гражданскому календарю вытекает из законов и народных обычаев.
Во втором же случае, как правило, возникает сомнение, определяют ли день, месяц, год конечный срок продолжительности перемирия исключительно или включительно (L. anniculus, D. verb, signif.).
2. Во всяком случае, в явлениях природы существуют два вида границ: изнутри вещи, как, например, кожа есть граница тела; и вне вещи, как, например, река есть граница земли. В делах, зависящих от человеческой воли, границы могут устанавливаться таким же двояким способом. Более же свойственным природе, по-видимому, представляется проведение границ в самой вещи[1555]. «Границей вещи называется крайний ее предел», – говорит Аристотель («Метафизика», кн. V, гл. 17). И житейская практика не отвергает этого. «Если кто-нибудь скажет, что нечто должно совершиться до дня его смерти, то это значит, что самый тот день, когда он умрет, также входит в расчет» (L. si quis, D. de verb. sig.). Спуринна предостерег Цезаря об опасности, грозящей ему не позднее пятнадцатого марта. На вопрос, заданный ему пятнадцатого марта, он ответил, что день наступил, но еще не прошел[1556] (Светоний, жизнеописание Цезаря, V).
Потому гораздо приемлемее последний способ толкования в тех случаях, когда продление времени создает преимущество, как, например, при перемирии, чем щадится человеческая кровь.
3. Напротив, тот день, от которого производится какой-нибудь отсчет времени, сам не принимается в расчет, потому что смысл его в том, чтобы разделять, а не сочетать что-либо.
Между прочим, добавлю следующее: соглашение о перемирии или о чем-нибудь в этом роде обязывает самих договаривающихся немедленно с момента его заключения. Подданных же обеих сторон оно начинает обязывать, когда принимает форму закона, которому свойственно опубликование вовне тем или иным способом. Как только публикация произведена, соглашение тотчас же приобретает обязательную силу для подданных. Однако действие его, если опубликование произведено лишь в одном месте, не распространяется в один и тот же момент на всю подчиненную область; для этого необходим некоторый промежуток времени, достаточный для ознакомления с соглашением на местах. Поэтому если подданными в таком промежутке будет совершено что-нибудь противное смыслу перемирия, то они не будут подлежать наказанию и договаривающиеся стороны не будут обязаны возместить ущерб[1557] (Бартол, на L. omnes pop.; Панормитан, с. II, de const и о том же; Фелин, № 7).
1. Из самого определения возможно заключить, что во время перемирия дозволено и что является недозволенным. Недопустимы, очевидно, всякого рода враждебные действия как против лиц, так и против имуществ, то есть всякого рода применение вооруженной силы против неприятеля. Подобные действия во время перемирия противоречат ораву народов, как говорит в обращении к воинам на сходке Л. Эмилий, по свидетельству Ливия.
2. Даже имущества неприятеля, в силу какой-либо случайности доставшиеся нам, должны быть возвращены, хотя бы они раньше принадлежали нам; ибо что касается внешнего права, на основании которого тут следует решать, то соответствующие имущества стали собственностью неприятеля. Это именно утверждает юрист Павел, говоря, что во время перемирия нет постлиминия, потому что постлиминий требует предшествующего права военного захвата; такого права не существует во время перемирия.
3. Переходить и возвращаться туда и обратно дозволено с такими предосторожностями, которые исключают возможность какой-либо опасности. Это указано в примечании Сервия к следующему месту из Вергилия