незавершенным. Об этом мы потолкуем в ином месте.
Наименее приемлемо мнение некоторых авторов, будто по праву народов дозволено поднимать оружие против возрастающей угрожающей силы, которая, достигнув чрезмерной мощи, может причинить вред. Я признаюсь, что при обсуждении вопроса о войне встречается и такого рода довод, но он основывается не на справедливости, не на целесообразности, так что, если по другим основаниям война справедлива, то на этом основании можно признать ее предпринятой благоразумно (Альберико Джентили, кн. I, гл. 14). Не иначе рассуждают те авторы, на которых принято ссылаться в этом вопросе (Бальд 1, 3 de rer. divis.). Но обращение к насилию во избежание лишь возможного насилия лишено всякого основания справедливости.
Жизнь человеческая такова, что полная безопасность нам вообще никогда не доступна. Против неосновательных опасений следует полагаться на божественное правосудие и прибегать к обеспечению безопасности, но не к силе.
1. Не менее неправильно учение, согласно которому самозащита оправдана даже для тех, кто заслуженно навлек на себя войну, в связи с тем, что, мол, немногие удовлетворяются возмездием, пропорциональным полученной обиде (Альберико Джентили, кн. I, гл. 13; Каст., «О справедливости», кн. 5). Но ожидание сомнительной опасности не может дать права на причинение насилия; поэтому и виновный в преступлении не имеет права из опасения наказания свыше меры содеянного сопротивляться органам власти, намеревающимся его задержать.
2. Совершивший правонарушение обязан сначала предложить обиженному удовлетворение согласно суждению добросовестного посредника, только тогда его оружие получит освящение, только тогда его военные действия получат оправдание. Так, Езекия не выполнил условий договора, заключенного его предками с царем ассирийским, и, навлекши на себя военное нападение, признал свою вину, и предоставил царю выбор способа возмещения. Затем, тревожимый неоднократно войной, он с чистой совестью уверенно отражал неприятельские силы и снискал благоволение Божие (кн. II Царств, ХVIII, 7, 14, а также гл. XIX). Понтий Самнитский после возмещения убытков римлянам и выдачи виновника войны сказал: «Мы искупили то, что вследствие нарушения союзного договора навлекло на нас гнев небожителей. Я достаточно убедился, насколько Богам было угодно принудить нас уступить наше достояние, так как «им не понравилось то, что римляне пренебрегли искуплением нарушения договора». И далее: «Что должен я тебе, римлянин, по договору, а что – Богам, третейским посредникам в обсуждении союзных договоров? К какому обратиться судье – как твоего гнева, так и моих страданий? Не исключаю никого: ни народа, ни частных лиц». Так, когда фивяне представили все справедливые возмещения лакедемонянам, те же не удовлетворились этим, то, по словам Аристида в первой речи отражении при Левктрах, правда склонилась на сторону первых[293].
Глава IIО том, что людям принадлежит сообща
I. Деление принадлежащего нам имущества.
II. Возникновение и развитие собственности.
III. О том, что некоторые вещи не могут стать собственностью, как-то: море, взятое в целом или в главных своих частях; и почему именно.
IV. Незанятая поверхность земли поступает в собственность отдельных лиц, захватывающих ее, если она в целом не занята народом.
V. Дикие звери, рыба, птица поступают в собственность охотника, если этому не препятствует закон.
VI. О том, что на вещи, приобретенные в собственность, прочим людям принадлежит право пользования в случае нужды: и откуда это право проистекает.
VII. О приобретении этого права, если иначе нельзя избегнуть крайней нужды.
VIII. Если сам владелец не испытывает равной нужды.
IX. Что влечет за собой обязанность возмещения вещи, если такое возмещение возможно.
X. Пример применения этого права на войне.
XI. На вещи, приобретенные в собственность, людям принадлежит право пользования, поскольку этим не причиняется ущерб другим.
XII. Отсюда – право на проточные воды.
XIII. Право передвижения по земле и рекам, каковое изъясняется.
XIV. Можно ли взимать сбор с провозимых товаров?
XV. Право временного пребывания.
XVI. Право лиц, изгнанных из места своего постоянного жительства, проживать под властью любого государства.
XVII. Право занятия пустопорожних мест, и как это следует понимать.
XVIII. Право на совершение действий, необходимых для приобретения средств существования.
XIX. Сюда включается право на приобретение предметов первой необходимости.
XX. Но не на продажу своего имущества.
XXI. Право проезда для заключения браков; что поясняется.
XXII. Права на действия, дозволенные взаимно между иностранцами.
XXIII. Это следует понимать в смысле дозволения как бы по праву естественному, а не в виде благодеяния.
XXIV. Дозволен ли договор с народом о продаже им произведений своей земли исключительно тем, с кем он заключил такой договор, а не другим?
В числе причин войны следует затем причинение насилия, в первую очередь в отношении нашего имущества. Имущество же одно принадлежит нам сообща, другое – в отдельности каждому. Начнем с имущества, принадлежащего людям сообща. Это право простирается или непосредственно на телесную вещь, или же на некоторые действия. Телесные вещи или не состоят в собственности, или же составляют уже предмет чьей-либо собственности. Вещи, не состоящие в чьей-либо собственности, или таковы, что не могут быть чьей-либо собственностью, или же могут быть предметом чьей-либо собственности. Для более правильного понимания этого необходимо познать возникновение того, что юристы называют правом собственности.
1. Бог сообщил роду человеческому право низшего порядка на вещи тотчас же по сотворении мира и вторично по восстановлении мира после Потопа (кн. Бытие, I, 29, 30, IX, 2). «Все, – по словам Юстина (кн. XLIII), – было в целом и не раздельно общим, составляя как бы единое общее достояние всех»[294]. Оттого-то каждый человек сразу же мог овладеть для своей надобности всем, чего бы ни пожелал, и потребить все, чем только он в состоянии был воспользоваться. И такое общее право пользования сначала заменяло частную собственность, ибо того, чем каждый овладевал подобным образом, другой не мог у него отнять, не нарушая его права. Сходные этому мысли имеются у Цицерона в трактате «О границах добра и зла» (III), «Поскольку театр является общим[295], то правильно все же можно сказать, что каждому принадлежит то место, которое он занимает».
Такое состояние могло продолжаться, однако же, до тех пор, пока люди пребывали в столь великой простоте или же пока они находились между собой в некоей чрезвычайной взаимной приязни. Первое из указанных условий, а именно – общность имущества как следствие чрезвычайной простоты[296] можно наблюдать у некоторых американских племен, которые в течение многих веков без особого затруднения пребывали в таком быту. Второе же условие, а именно – общность имущества вследствие взаимной приязни, осуществляли некогда ессеи[297], а затем первые христиане, проживавшие в Иерусалиме, да и теперь то же осуществляют многие, ведущие отшельническую жизнь. Признаком простоты, в которой пребывали первые люди[298], служила их нагота. Им было свойственно скорее неведение пороков, нежели сознание добродетели, как сообщает о скифах Трог (Юстин, кн. II). «Древнейшие из смертных, – по словам Тацита, – были свободны от дурных страстей[299], порока и преступления, они жили, не подвергаясь наказаниям и принуждению». У Макробия находим такое место («На сон Сципиона», II): «Сначала среди людей господствовала простота, чуждая зла и не искушенная еще в лукавстве». Эту простоту[300] мудрые евреи, по-видимому, называли «непорочностью» (кн. Премудрости, кн. III, 24); апостол Павел же (Посл. II к коринфянам, XI, 3) называет ее именно «простотой» и противополагает искушенности, коварному лукавству. Занятие первых людей составляло богопочитание, символом чего служило древо жизни[301], по объяснению древних евреев (кн. притчей Соломоновых, III, 18) и в согласии с Апокалипсисом (XXII, 2). Они жили беззаботно тем, что сама собой производила невозделанная земля[302].
2. Однако люди не остались жить в этой простоте и невинности, но обратились к различным искусствам, символом коих было древо познания добра и зла[303], то есть тех вещей, которыми можно пользоваться и злоупотреблять. Это Филон в слове «О сотворении мира» называет «благоразумием». О том же Соломон говорит (Экклезиаст, VII, 30): «Бог сотворил человека правым, простым, но люди сами возомнили слишком много о себе». «Люди пустились на хитрость», – как заявляет в упомянутом месте Филон. Дион Прусийский говорит в шестой речи: «У людей, следовавших за первыми людьми, хитрость и разнообразная изобретательность