[420] Диомед и Ифидам (Евстафий, «На «Илиаду», XII). Арету, дочь брата, взял Алкиной (Евстафий, «На «Одиссею», VII).
3. Правильно, однако же, поступали древние христиане, которые соблюдали добровольно не только законы, данные всем людям в целом, но и другие, предписанные собственно еврейскому народу. Они даже простерли пределы своего целомудрия до некоторых дальнейших степеней, превзойдя евреев также в этой добродетели не менее чем в прочих. И что это сначала было принято по великому согласию, следует из канонических правил. Августин, говоря о браках двоюродных братьев и сестер[421] среди христиан, утверждает: «Редко бывало принято обычаями то, что разрешалось законами; тогда как не было на то ни божеского запрета, ни запрета человеческого закона, тем не менее даже дозволенный поступок вызывал ужас вследствие близости к недозволенному» («О граде Божием», кн. XV, гл. 16). Такое целомудрие впоследствии санкционировали законы государей и народов, например постановление императора Феодосия[422] воспретило брачные союзы между двоюродными братьями и сестрами, эту меру восхваляет Амвросий (Посл. LXVI) как деяние, исполненное благочестия.
4. Но вместе с тем следует иметь в виду, что если что-нибудь, будучи воспрещено законом человеческим, все же совершено, оно еще не лишено силы, если недействительность этого закон прямо не оговорит и не обозначит[423]. Шестидесятое правило Элиберийского собора гласит: «Если кто после кончины жены своей возьмет себе в жены сестру ее[424] и та будет христианкой, то пусть он воздержится от причастия в течение пяти лет». Здесь, стало быть, указывается на сохранение брачных уз. И, как мы уже сказали, в правилах, называемых апостольскими, предусмотрено, что если кто возьмет в жены двух сестер или дочь брата, то ему только воспрещается быть духовным лицом.
1. Для перехода к дальнейшему необходимо пояснить, что конкубинат есть некий реальный и действительный брачный союз, хотя он и лишен некоторых последствий, свойственных собственно браку по внутригосударственному праву, или хотя даже он не влечет некоторых естественных последствий в силу противодействия внутригосударственного закона. Например, между рабом и служанкой по римскому праву возможно, так сказать, сожительство [contubemium], но не брак. Тем не менее в таком общении ничего не отсутствует, что относится к природе брака, и потому оно в древних правилах носит название брака. Сходным образом сожительство между человеком свободным и служанкой называется конкубинатом, но не браком[425], что и распространяется затем как бы путем некоего подражания на сожительство других лиц неравного состояния, как в Афинах на сожительство между гражданами и перегринками (чужестранками]. В связи с этим Сервий в комментарии на следующий стих Вергилия:
Произвел незаконных детей от матери тайной,
говорит о незаконных детях как о неблагородных и низкого происхождения по роду матери. У Аристофана в «Птицах» слова: «ты, конечно, внебрачный, если не полнородный», имеют добавление «так как рожден чужестранкой». А у Элиана «полнородный» называется «рожденным от обоих родителей граждан»
2. В естественном состоянии между теми, о ком мы только что упомянули, мог быть истинный брачный союз, поскольку женщина находилась под опекой мужа и была верна ему. И по христианскому закону[426] между рабом и служанкой или между свободным и рабыней будет подлинный брак, тем более между гражданином и чужестранкой, между сенатором и вольноотпущенницей, если налицо условия, необходимые по божественному христианскому праву, то есть имеется нерасторжимый союз одного мужчины с одной женщиной, хотя бы при этом некоторые последствия по внутригосударственному праву и отсутствовали, а иные естественные последствия воспрещались законом. И здесь следует вникнуть в смысл слов Первого Толедского собора: «Впрочем, тот, кто не имеет жены, но имеет вместо жены сожительницу, не должен отлучаться от причастия[427], однако да будет довольствоваться он союзом с одной женщиной, будь она женой или сожительницей – что его больше устраивает». К этому добавь место в постановлениях Климента (кн. VIII, гл. XXXII). Сюда же относится обозначение у Феодосия и Валентиниана некоего конкубината неравным браком, так как подобного союза, как говорят, достаточно для обвинения в прелюбодеянии (L. Sl quis naturalem. С. de naturalibus. L. Sl uxor. D. ad I. lullam de adulteriis).
1. С другой стороны, если человеческий закон воспрещает заключение браков между определенными лицами, то отсюда еще не вытекает недействительность брака, если он заключен на самом деле. Ибо ведь не одно и то же – что-либо воспрещать и объявлять ничтожным. Запрет может проявлять свою силу путем наказания, точно определенного или же назначаемого по усмотрению; и Ульпиан называет несовершенными законы, которые что-либо воспрещают, но не уничтожают, если деяние совершено[428]. Таков был закон Цинция, воспрещавший дарить свыше известной меры, но дара не уничтожавший (Instltut. tit. I.).
2. Известно, что у римлян после закона Феодосия было установлено, что если закон лишь воспрещает что-нибудь, но не объявляет недействительным совершенного вопреки ему, тем не менее такое деяние ничтожно, бесполезно и считается несовершенным, когда, конечно, дело доходит до суда (L. Non dubium. С. de legibus). Но такое последствие наступает не в силу одного только воспрещения, а в силу особого закона, которому другие народы не имеют необходимости следовать. Ведь часто преступность самого действия превосходит его последствия; и обратно, часто неудобства, следующие за признанием ничтожности действия, превосходят преступность или вред самого нарушения[429].
Кроме этого наиболее естественного общения людей, существуют еще и другие союзы как частного, так и публичного порядка. Последние составляются народом или несколькими народами. Однако же все союзы имеют то общее, что в делах, ради которых учреждается союз, целое общество и большая его часть именем целого обязывают отдельных лиц, входящих в то или иное гражданское общество (Витториа, «О гражданской власти», 14). Всегда ведь предполагается, что воля вступающих в общество такова, чтобы существовал какой-нибудь способ ведения дел; но явно же противоречит справедливости, чтобы большинство следовало меньшинству; поэтому естественно, оставив в стороне договоры[430] и законы, определяющие порядок ведения дел, признать, что большинство имеет права целого. У Фукидида читаем (кн. V): «Преобладает то, что угодно большинству». У Аппиана сказано: «В народных собраниях, как и в судах, преобладает большинство». У Дионисия Галикарнасского говорится сходным образом: «Что угодно большинству, то и одерживает верх»[431]. У него же (кн. VII) утверждается: «Принятое большинством представляет собой решение целого». Аристотель заявляет («Политика», IV, 8; VI, 2): «Имеет силу мнение большинства». Квинт Курций пишет (кн. X): «То, что постановит большинство, составляет решение». Согласно Пруденцию:
В немногих, состоящих в меньшинстве,
Не зиждется ни родина, ни же совет.
И затем:
Бессилен голос меньшинства,
Пускай уступит большинству и замолчит.
У Ксенофонта говорится следующее: «Все ведется согласно тому мнению, которое преобладает».
Если же различные мнения имеют за собой равное число голосов, то ничего не предпринимается, ибо для изменения существующего состояния нет достаточного побуждения. По этой же причине, если за и против подано одинаковое количество голосов, то обвиняемый считается оправданным[432]. Это право оправдания греки в басне об Оресте называют подсчетом Минервы, соответствующий вопрос трактуется у Эсхила в трагедии «Фурии», у Еврипида в трагедиях «Орест» и «Электра»[433]. Согласно тому же правилу, вещь сохраняется у владельца; этот способ разрешения споров неплохо рассмотрен автором «Проблем», приписываемых Аристотелю (разд. XXIX). В «Спорных вопросах» у Сенеки имеется следующее: «Один судья осуждает, другой оправдывает; между противоположными мнениями побеждает более умеренное»[434]. Также и в диалектических рассуждениях заключение следует той посылке, которая наименее обременительна.
Но тут обычно возникает вопрос об объединении и разделении мнений. На основании только естественного права, то есть если ни договор, ни закон не предписывают иного, в этом вопросе следует, как видно, различать между мнениями, которые различаются во всем, и теми, из которых одно мнение содержит часть другого, так что последние необходимо объединять в том, в чем они согласны, первые же не объединяются