VI. Причина различия.
VII. Власть над областью может быть отчуждена.
VIII. Опровержение мнения, согласно которому в целях пользы или необходимости царь вправе отчуждать части государства.
IX. Инфеодация и залог содержатся в понятии отчуждения.
X. Даже на отчуждение меньших полномочий требуется согласие народа, или прямо выраженное или выводимое из обычая.
XI. Собственность народа не может быть отчуждена царем.
XII. О том, что надлежит различать вещи, составляющие доход, от предметов собственности народа.
XIII. В какой мере и с какой целью части народной собственности царями могут быть заложены?
XIV. Завещание есть вид отчуждения и по естественному праву.
1. Путем производного приобретения что-либо переходит в нашу собственность с помощью человеческого действия или же в силу закона. Люди, являющиеся собственниками вещей, после введения института частной собственности могут по естественному праву передавать собственность или в целом, или же в части. Это внутренне присуще самой природе собственности, по крайней мере полной собственности. Так, Аристотель («Риторика», кн. I, V) сказал: «Определение собственности состоит в том, что у нас имеется право отчуждения». Однако же следует отметить два обстоятельства: одно, касающееся отчуждающего, другое – приобретателя. В приобретателе недостаточно внутреннего акта воли, но одновременно [требуются или произнесение известных слов, или же иные внешние знаки, потому что внутренний акт воли, как мы уже сказали в другом месте, не сообразен с природой человеческого общества (Сото, кн. IV, вопр. 5, 1).
2. Требование того, чтобы имела место формальная передача вещи, вытекает из внутригосударственного права, а так как это условие соблюдается многими народами, то оно в переносном смысле вызывается правом народов (Лессий, кн. II, гл. 3, спорн. вопр. 3). Так, например, в известных случаях мы видим, что требуется заявление чего-либо перед народом или перед должностным лицом, или же составление актов; все это, несомненно, установлено внутригосударственным правом. Акт же воли, выраженный тем или иным знаком, надо предполагать, есть акт разумной воли[460].
В свою очередь, в том, кому передается вещь, независимо от того или иного внутригосударственного закона, естественно необходима воля получить вещь, выраженная соответствующим знаком. Такое проявление воли обыкновенно следует за передачей вещи, но может и предшествовать ей, как, например, если кто-нибудь просит отдать или уступить ему что-нибудь, то предполагается, что его воля приобрести вещь остается неизменной, поскольку не произошло ясно выраженного изменения этой воли. О прочем, что требуется как для юридической действительности уступки, так и для принятия вещи, затем о том, каким образом то и другое может происходить, мы потолкуем ниже, в главе об обязательствах. Ибо как в отчуждении вещи, так и в обязательствах основание одно и то же, а именно – право естественное[461].
Так же как и иные вещи, власть государства может отчуждаться теми, в чьем владении она действительно находится, то есть, как мы показали выше, царем, если он владеет государственной властью на вотчинном праве, или иначе – народом[462], но с согласия царя, потому что и он также имеет некоторое право на власть как узуфруктуарий и такое право не может быть отнято помимо его воли. Это относится к верховной власти в целом.
При отчуждении части государства требуется, сверх того, еще не что иное, как согласие также той части, об отчуждении которой ставится вопрос[463]. Ибо те, кто объединился в государстве, согласились образовать некое постоянное и бессмертное общество из частей, называемых самостоятельными. Отсюда следует, что эти части не таковы, как части тела естественного в составе тела, которые вне тела не могут жить самостоятельной жизнью и оттого в случае необходимости для тела надлежащим образом отсекаются. Тело, о котором мы толкуем иного рода, то есть оно образовано добровольно: и потому право его на свои части должно соизмеряться с первичной волей, которая, как следует полагать, менее всего склонна к тому, чтобы всему телу принадлежало право как отсекать прочь отдельные части, так и отдавать их в подчинение другому.
Так, в свою очередь, и любая составная часть не имеет права отделяться от тела, если только иначе она не может сохраниться[464]. Ибо, как мы сказали выше (гл. II), для всех человеческих учреждений, по-видимому, исключительное значение имеет крайняя необходимость, которая сводит дело к чистому естественному праву. Августин в трактате «О граде Божием» (кн. XVII, гл. II) говорит: «Почти всем народам каким-нибудь образом прозвучал голос природы, так что они менее склонны покоряться победителям, нежели подвергаться всевозможным военным опустошениям». Так, в клятве греков, которую произносили те из них, кто покорялся персам, было добавлено: «кроме случаев прямого принуждения» (Геродот, VII).
Отсюда становится вполне понятным, отчего в таком случае части государства имеют преимущественное право на самосохранение перед правом целого всей корпорации на свою часть: часть пользуется правом, которое она имела до вступления в общество, целое же подобного права не имеет. И пусть никто мне не возражает, что верховная власть присуща целому как субъекту и потому может быть отчуждена как собственность. Ибо она присуща целому как субъекту, не будучи разделенной на множество тел, но подобно душе в совершенных телах. Необходимость же, которая возвращает вещь к праву природы, здесь не может иметь места, потому что под этим правом природы понимается некоторое пользование как употребление или держание, которое естественно, но не право отчуждения, введенное человеческим действием и получающее свою меру отсюда.
Я не вижу, что может препятствовать отчуждению власти над областью, то есть, например, над необитаемой или безлюдной территорией, со стороны как независимого народа, так и царя с последующего согласия народа. Ибо часть народа, обладающая свободой выбора, имеет также право отказа, а территория как в целом, так и в ее части составляет общую нераздельную собственность народа и потому находится в его свободном распоряжении. С другой стороны, если, как мы уже сказали, народу не предоставлено право отчуждать власть над частью народа, то тем не менее это может сделать царь, хотя бы и обладающий абсолютной властью, которая, однако, знает ограничения, как мы указали выше.
Мы не можем согласиться с теми юристами, которые из правила о неотчуждаемости частей государства делают два исключения: отчуждение по соображениям государственной пользы и в силу крайней необходимости. Мнение этих юристов приемлемо лишь применительно к случаю, когда общая польза одинакова как для целого, так и для частей и когда согласие всего народа и его частей выявляется, по-видимому, даже из их непродолжительного молчания, а еще легче – при наличии крайней необходимости. Но если противоположное пожелание либо целого, либо части народа выражено явно, то должно полагать, что не последовало никакого решения, если только, как мы уже сказали, часть не вынуждена отторгнуться от целого насильственно (Беллуга, комм. на Pr. spec., под рубр. 8, с. 3 и 4: Pox де Курте, «Об обычаях», т. I, вопр. 5, разд. 6 и пр., цитируемые у Васкеса, кн. I, гл. 9).
Под отчуждением правильно понимается также инфеодация с обязательством возврата в случае измены или в случае прекращения семьи владетельной фамилии. Здесь имеет место условное отчуждение. Поэтому-то мы видим, что у многих народов считаются ничтожными как отчуждения, так и инфеодации[465] королевств королями без согласия народов. Напротив, мы предполагаем согласие народа, если он весь был в сборе, что некогда практиковалось у германцев и галлов, или был представлен доверенными лицами от отдельных частей, снабженными достаточными полномочиями. Ибо мы совершаем и те действия, которые производятся через посредство другого лица[466] (Смит, «О государственном строе Англии», гл. 9; Буханан, о Балиоле; Фруассар, кн. I, гл. 214 и 246; Монстрель, «Хроника», гл. XXII, 5; Гвиччардини, кн. XVI). Но нельзя даже и закладывать части государства без подобного же согласия не только по той причине, что из отдачи в залог обычно вырастали отчуждения, но потому, что и король связан народом в осуществлении им верховной власти, и народ связан перед своими частями в сохранении власти во всей ее полноте, ради чего произошло самое объединение в гражданское общество.
Ничто, однако же, не препятствует народу уступать менее важные государственные функции в наследственное право владения, поскольку это не угрожает ничем целости всего государства и неограниченности верховной власти. (Краветта, «Заключения», 894, 2; Зоаннет, «О Римской империи», 162). Но король не может сделать этого, не испросив совета народа, если мы хотим остаться в пределах естественного права, потому что сила действия временного права, каково право избранных королей, равно как призванных к власти по закону в порядке престолонаследия, может также быть только временной. Тем не менее соответствующие полномочия могли быть сообщены королям как прямо выраженным согласием народа, так и молчаливым согласием, введенным путем обычая, что, как мы видим, имеет силу повсеместно. Правом уступать города и целые области в постоянное владение