2. Оттого-то, даже помимо содействия внутригосударственного закона, наследование в первую очередь сообщается детям; ибо родители должны доставлять детям как членам собственного своего тела не только необходимое, но и то, что придает жизни приятность и достоинство, в возможно большем изобилии, особенно с того времени, когда сами родители уже не в состоянии пользоваться своим имуществом. «Естественный разум, – говорит юрист Павел, – как некий молчаливый закон сообщает детям наследство от их родителей, призывая их, так сказать, к причитающемуся им преемству» (L. Cum ratio. D. de bon damn.). Папиниан же пишет: «Не столько родителям от их детей, сколько детям от их родителей причитается наследство[478]. Родителей к участию в имуществе их детей допускает чувство сострадания [ratio miserationis], детей же – одновременно природа и общее желание родителей». Это означает, что к детям наследство переходит отчасти вследствие определенного естественного долга, отчасти же в силу естественного предположения, согласно которому можно думать, что родителям свойственно желать, чтобы дети были наилучше обеспечены. «Он оставил часть своему кровному потомству», – говорит Валерий Максим (кн. V, гл. 9) о Квинте Гортензии, оставившем завещание на имя дочери, происхождение которой от него не было вполне доказано. Сюда же относится следующее место из апостола Павла (Посл. II к коринфянам, XII, 14): «Не дети должны собирать имение для родителей, но родители – для детей».
Так как обычно отец и мать проявляют заботу о своем потомстве, то, пока родители находятся в живых, деды и бабки свободны от обязанности обеспечивать их детям пропитание. Если же обоих родителей или одного из них нет в живых, то справедливо, чтобы дед и бабка вместо умерших сына или дочери приняли на себя заботы о внуках и внучках. Это в равной мере распространяется на прародителей более отдаленных степеней. А отсюда берет свое начало право, в силу которого внук, по словам Ульпиана, выступает вместо сына[479]. Модестин говорит: «Сын занимает место умершего отца»; а у Юстиниана сказано: «Он вступит в очередь отца» (L. Si qua poena. D. de lis qui. s. v. al. iur. s. L.2. Nec totum. D. de exc. tut Novel, ut fratrum fllil. In pr. Legatlone ad Calum.). Исей в речи о наследстве Филоктемона называет это же самое «заступать место». Филон Иудейский пишет: «Внуки по смерти родителей занимают у дедов место сыновей».
Такое заступление последующими поколениями[480] открывающегося наследства новейшие юристы предпочитают называть представительством.
Оно имело место также у евреев, как с очевидностью показал раздел земли обетованной среди сыновей Иакова. Подобно тому как сын и дочь взаимно являются ближайшими родственниками, так и дети, родившиеся от сына и дочери, являются таковыми, по словам Демосфена в речи «Против Макартата».
То, что мы до сих пор говорили о предполагаемой воле, имеет место постольку, поскольку отсутствует изъявление противного. Среди такого рода изъявлений у греков в первую очередь встречается отречение от наследства, у римлян – лишение наследства[481]. Все-таки тому, кто не заслужил смерти своими преступлениями, причитаются средства существования по вышеприведенным основаниям.
1. Но следует также добавить еще одно изъятие из правила, а именно – применительно к случаю, когда достоверно не установлено происхождение ребенка от данного отца. Правда, в вопросах факта вообще не может быть полной достоверности. Однако то, что происходит на глазах у людей, имеет своего рода достоверность на основании свидетельств. В этом смысле говорится, что мать всегда известна, потому что имеются свидетели, присутствовавшие при рождении или воспитании детей. В отношении же отца не может быть такой степени достоверности, на что указывает Гомер, говоря:
Рода никто своего не ведает сам по себе.
Менандр повторяет то же:
Никто не знает, от кого произошел.
Он же в другом месте говорит:
Нежней отцовской материнская любовь,
Известней ей свое потомство, чем отцу.
Оттого необходимо найти какое-нибудь основание, в силу которого было бы возможно установить отца любого потомства. Таким основанием служит брачный союз, заключенный в естественном порядке [in terminis naturalibus], то есть сожительство, коим устанавливается подчинение жены мужу. Но если известно каким-нибудь иным способом, кто был отцом ребенка, или если отец сочтет для себя это установленным, то тогда потомство естественным образом должно наследовать на том же основании, как и любое иное. А если чужой заведомо считается вместо сына[482], то есть в качестве усыновленного, разве же он не наследует в силу предполагаемой воли?
2. Внебрачные дети, даже после того как законом введено их отличие от законных («потомство, хоть законного не хуже, однако же законом утесняется», – как сказано у Еврипида, могут тем не менее быть усыновлены, если этому не препятствует закон. Это некогда дозволял римский закон Анастасия, но впоследствии в целях поощрения законных браков был установлен более сложный способ приравнения внебрачных детей к законным, а именно – путем представления их в собрание высших должностных лиц и путем последующего законного бракосочетания родителей (L. lubemus. С. de natural lib.). Примером древнего узаконения внебрачных детей служат сыновья Иакова, приравненные их отцом к сыновьям его от свободных матерей и наделенные равными долями наследства.
3. Может, с другой стороны, случиться – не только в силу закона, но также в силу соглашения, – что дети, рожденные в браке, получают только пособие на пропитание[483] или даже исключаются из наследования. Брачный союз, заключенный на основе подобного соглашения, даже со свободной женщиной, евреи называют конкубинатом. Таковым был, например, союз Авраама с Кефурой, дети которой поэтому наравне с Измаилом, сыном служанки Агари, получили дары, то есть некоторые завещательные отказы, но в наследовании не участвовали (кн. Бытие, XXV, 6). Этого рода браки сейчас называются морганатическими браками. От них по своим последствиям почти не отличаются вторые браки у обитателей Брабанта[484], ибо собственность родителей на земельное имущество, имеющееся при расторжении первого брака, переходит к детям от этого брака.
1. Когда нет детей, к которым естественно переходит наследство, положение сложнее, и ни в чем законы не представляют большего разнообразия. Тем не менее все это разнообразие может быть сведено к двум главным источникам, из которых один учитывает близость степени родства, а другой предусматривает возвращение имуществ туда, откуда они происходят, согласно пословице: «Отчина – родственникам отца, материнская часть – родственникам матери».
Нам кажется, что необходимо всячески различать отцовское, или родовое[485], имущество, пользуясь терминами, принятыми в формуле, которой налагалась опека на имущество расточителя, и благоприобретенное имущество[486]. К первому относятся следующие слова Платона: «Я, законодатель, постановляю, что вы не являетесь хозяевами самих себя и что ваши владения не являются вашими, но что все принадлежит вашему роду, не только тому, который был, но также тому, который будет». На этом основании Платон предлагает, чтобы «отцовский удел» возвращался в ту семью, откуда он исходит. Мне это представляется приемлемым не потому, чтобы было естественным не делать завещательных распоряжений об отчине и родовом имуществе, ибо часто нужда какого-нибудь друга приводит к тому, что это становится не только похвальным, но даже необходимым[487], но потому, что в случае сомнения, по-видимому, следует полагать, что такова была воля наследодателя без завещания. Мы при этом исходим из того предположения, что тот, о чьей воле идет речь, владеет имуществом на праве неограниченной собственности.
2. Хотя после смерти он и не может сохранить свою собственность, все же следует считать несомненным, что он не пожелал бы утратить возможность благодеяний, и необходимо исследовать наиболее естественный порядок сообщения таких благодеяний. Хорошо сказано у Аристотеля: «Лучше отплатить благодарностью тому, кто делает нам добро, нежели оказать благодеяние другу». И Цицерон заявляет: «Нет обязанности выше благодарности»; он же говорит: «Так как существует двоякого рода великодушие: первое – это оказание благодеяний, другое – воздаяние благодарности, то в вашей власти оказывать или не оказывать благодеяния, но нельзя не отплачивать за добро благодарностью для того, кто хочет быть свободным от неправды». Амвросий («Об обязанностях», кн. I, гл. 31) утверждает: «Благородно относиться с благожелательностью к тому, кто оказал тебе какое-нибудь благодеяние или доставил должность». И далее: «Что в большей степени противоречит долгу, нежели отказывать в воздаянии за полученное?»
Благодарность же воздается или живым, или усопшим