Христос в главе пятой Евангелия от Матфея, как полагают некоторые, не считает такие клятвы менее дозволенными, нежели клятвы с произнесением имени Божия. Но евреи ставили такие клятвы ниже в согласии с мнением того, кто сказал: «Скипетр не мнит себя божеством».
Христос свидетельствует о том, что и такие клятвы подлинны. И Ульпиан отлично сказал: «Кто клянется своим спасением, тот, по-видимому, клянется Божеством, ибо он клянется с благоговением перед божественным величием»[672] (L. Qui per. D. de iurelur.). Христос показал, что кто клянется храмом, тот клянется Богом, который господствует над храмом; а кто клянется Небом, тот тоже клянется Богом, восседающим на Небесах (Евангелие от Матфея, XXIII, 21).
2. Но еврейские учители тех времен полагали, что люди не могут быть связаны клятвой сотворенными вещами, когда к ней не присоединяется кара, как если бы вещь, которой клянутся, посвящалась Богу. Такова ведь клятва «путем дара» упоминаемая не только в Евангелии от Матфея, но также и в некоторых законах обитателей Тира, о чем мы узнаем из возражений Иосифа Флавия «Против Аппиона». И не по другой причине, я полагаю, восточные народы греками назывались «варварскими»; слово это встречается у Эсхила и Еврипида; выражение «варварская речь» – у того же Эсхила.
Против этого заблуждения в упомянутом месте восстал Христос. По словам Тертуллиана, древние христиане клялись здоровьем принцепса, превышающего всех гениев. У Вегеция приводится формула, о которой мы упоминали выше и которую произносили христианские воины, клявшиеся не только именем Божиим, но также Императорским Величеством, которому как второму Богу должен воздавать любовь и почитание весь человеческий род.
Но если даже кто-нибудь поклялся ложными Богами, то он будет все же связан клятвой[673]. Он, хотя и под ложными понятиями, тем не менее в конце концов созерцает божественное всемогущество. Оттого истинный Бог в случае нарушения клятвы истолковывает соответствующее деяние как преступление против Него. И мы видим, что святые мужи никогда не освобождали от клятвы в такой форме, а тем более в той странной форме, которую допускает Дуарен; тем не менее если была заключена с кем-нибудь сделка, то нельзя ссылаться на то, что при заключении договора противная сторона клялась иначе; сами же клялись как следует, принимая от тех такую клятву, какую можно было получить (Августин, Посл. к Публиколе, 154). Примером служат Яков и Лаван в книге Бытие (XXXI, 53). То же говорится у Августина[674]: «И если кто даже клянется камнем и клянется ложно, то совершает клятвопреступление». И далее: «Когда ты говоришь, тебя не слышит камень, но за ложь наказывает Бог» (цит. С. movet causa XXII, q. 1).
1. Главная цель клятвы состоит в пресечении споров. «Клятва, освящающая дело, полагает конец всяким спорам», – говорит вдохновленный автор Послания к евреям. Сходно с этим следующее изречение Филона: «Клятва есть божественное удостоверение спорного дела». И похоже место у Дионисия Галикарнасского: «Последнее ручательство[675] у людей, как у греков, так и у варваров, не рушимое временем, есть клятвенный призыв богов в качестве поручителей». Так и у египтян, по свидетельству Диодора Сицилийского, клятва была «наивысшим ручательством между людьми».
2. Таким образом, приносящий клятву должен соблюдать двоякого рода условия: во-первых, слова должны согласоваться с намерением, что Хризипп называет «клясться во истину», во-вторых, действия должны соответствовать словам, что он же называет «клясться во благо». Кто погрешает в первом, тот «клянется ложно»[676], как замечает Хризипп; кто погрешает во втором, тот – «клятвопреступник»; такое различие, по-видимому, совершенно ясно, хотя нередко то и другое смешиваются.
Если же и предмет таков и слова так подобраны, что имеют отношение не только к Богу, но и к человеку, то, несомненно, человек приобретает право путем подобной клятвы, как на основании обещания или договора, что понять проще всего. Если же или слова не относятся к человеку в смысле сообщения ему прав, или же хотя и относятся к нему, но что-нибудь этому может воспрепятствовать, то тогда сила клятвы такова, что хотя человек фактически и не приобретает права, тем не менее поклявшийся обязан перед божеством соблюдать клятву. Примером здесь может служить тот, кто незаконной угрозой дает повод клятвенному обещанию[677]. Ибо отсюда не вытекает никакое право или же вытекает такое право, которое следует возвратить, так как оно послужило причиной убытка.
Так, мы видим, что еврейские цари заслужили порицания пророков[678] и были наказаны Богом за то, что не соблюли клятвенной верности вавилонским царям (Иезекииль, XVII, 12, 13, 15). Цицерон («Об обязанностях», III) восхваляет трибуна Помпония, который в точности исполнил клятву, данную им по принуждению; «…в те времена, – замечает Цицерон, – клятва имела столь большую силу». Оттого не только Регул должен был возвратиться в темницу, хотя это и было в высшей степени несправедливо, но и десять других, о ком упоминает Цицерон («Об обязанностях», III), должны были вернуться к Ганнибалу, потому что ведь к тому побуждала клятва («Толедский собор», IV, гл. 22).
1. Однако это имеет место не только в сношениях между враждующими государствами, но также между любыми лицами, ибо имеется в виду не только то лицо, которому приносится клятва, но и Бог[679], которым клянутся и которого достаточно для возникновения обязательства (Фома Аквинский. II, II, 89, ст. 7; Каэтан, там же; Алессандро из Имолы, на С. verum de iureiur; Сото. кн. VIII, вопр. I, ст. 7). Поэтому следует опровергнуть Цицерона, по мнению которого нет никакого клятвопреступления, если плата, обещанная за голову, не приносится морским разбойникам, хотя даже обещание подтверждено клятвой, в связи с тем, что морской разбойник не имеет прав войны, но есть общий враг всех, с которым никто не связан ни долгом верности, ни взаимной клятвой. То же сказано им в другом месте о тиране, как думал и Брут, по свидетельству Аппиана («Гражданская война», кн. II): «По отношению к тирану Рим не связан ни долгом верности, ни священной клятвой».
2. И хотя в положительном праве народов правильно различаются неприятель и морской разбойник, что доказывается у нас ниже, однако здесь это различие неуместно, поскольку, даже при отсутствии права у лица, клятва есть сделка с Богом[680] о том, что вещь, принятая на хранение, должна быть возвращена разбойнику[681] по праву народов, если не объявится ее подлинный собственник (L. Bona fides. D. depositi).
3. По этой же причине я не могу одобрить мнение некоторых о том, что обещание, данное кем-нибудь разбойнику, может быть выполнено путем немедленной уплаты, причем уплаченное может быть истребовано обратно уплатившим. Ибо ведь следует понимать слова клятвы непосредственно в отношении к самому боту наиболее просто, чтобы они имели всю силу действия. А потому, кто тайно вернется к врагу и затем убежит опять от него, тот не соблюдает клятвы о возвращении, как правильно постановлено в решении римского сената.
1. Что касается следующих стихов Акция:
Т. Доверие нарушил ты.
А. Я обещанья не давал
И не даю тому, кто не снискал доверия,
то еще должно быть доказано, что клятвенное обещание явно связано с другим обещанием, служащим ему как бы подразумеваемым условием[682]; но это не может быть доказано, если то и другое обещания различны по роду и не связаны взаимным соблюдением. В последнем случае каждая сторона должна соблюдать то, в чем дана клятва (L. Sicut. In fine. de iureiurando). Восхваляя в этой связи Регула, Силий Италик взывает следующим образом:
Кто в веках, надменно гремя блистательной славой.
Верность свою сохранил, памятно лживым пунийцам.
2. Мы уже указали выше, что неравенство в договорах естественно дает основание к расторжению или к изменению договора. И хотя право народов внесло в это дело некоторые изменения, тем не менее согласно внутригосударственному праву, имеющему силу между частями одного и того же народа, часто возвращаются к тому, что дозволено природой, как мы доказывали выше. Но и здесь также, если имеет место клятвенное обещание, даже когда лицу не причитается ничего или весьма мало, следует соблюдать верность данному Богу обещанию (Authent. Sacramenta. С. Sl adv. vend.).
Так, псалмопевец в Псалмах (XV), перечисляя доблести доброго мужа, добавляет: «Поклялся на горе себе, но тем не менее не изменяет [воли]».