Далее предпочтительнее соглашения, преследующие как более достойные, так и более полезные цели.
Наконец, решающее значение имеет последнее по времени волеизъявление.
2. Из вышесказанного здесь надо подчеркнуть, что сила клятвенных соглашений такова, что их должно понимать согласно наиболее общепринятому смыслу; и они не совместимы с оговорками, подразумеваемыми и не вытекающими с необходимостью из природы сделки. Оттого если при известных обстоятельствах соглашение, подтверждаемое клятвой, находится в противоречии с не подтвержденными клятвой, то предпочтения заслуживает факт, удостоверенный святостью клятвы[774].
Обычно возникает еще такой вопрос: может ли в сомнительном случае договор считаться заключенным до окончательного совершения письменной записи и передачи ее. Ибо Мурена возбуждал этот упрек против соглашения, заключенного между Суллой и Митридатом (Аппиан, «Война с Митридатом»). Мне кажется очевидным, что если не обусловлено иное, то следует полагать, что письменная форма способствует удостоверению действительности договора, но не составляет части его сущности[775]. Иначе это можно выразить так, как сказано в перемирии с Набидом: «…с того дня, когда изложенные письменные условия мира будут переданы Набиду» (Ливий, кн. XXXIV).
Но я не согласен с тем, что полагают некоторые, будто договоры между царями и народами должны, насколько это возможно, толковаться согласно римскому праву (Альциат, «Заключения», V, 17); если только не окажется, что между некоторыми народами основы этого внутригосударственного права усвоены в качестве права народов для разрешения соответствующих вопросов, что не должно предполагаться необдуманно.
Что касается вопроса, который поднимает Плутарх в своем «Пиршестве» (IX, 13), а именно: следует ли отдавать предпочтение словам стороны, предлагающей условия, или же словам стороны, принимающей их, то мне кажется, что когда принимающий условия является вместе с дающим обещание, тогда, по-видимому, нужно полагать, что его слова сообщают окончательную форму сделке, если они безусловны и сами по себе окончательны. Ибо коль скоро они воспроизводят слова дающего обещание путем их подтверждения, то сами они, очевидно, заимствуются из природы соответствующих слов обещания и состоят в их повторении. Однако, прежде чем предложенное условие будет принято, тот, кто его сделал, несомненно, отнюдь не связан им, ибо до того момента не приобретено еще никакого права: это вытекает из всего сказанного выше об обещании. Такое предложение условий имеет меньше значения, чем даже обещание.
Глава XVIIОб ущербе, причиненном правонарушением…, и о возникающем отсюда обязательстве
I. Вина обязывает к возмещению причиненного ущерба.
II. Под ущербом разумеется то, что противно праву в строго формальном смысле.
III. Следует тщательно различать возможность от права в формальном смысле в случае их столкновения.
IV. Ущерб распространяется и на доходы.
V. А что можно сказать об ускользнувшей выгоде?
VI. Соучастники, причинившие ущерб своим действием, – главные.
VII. И второстепенные.
VIII. Также причинившие ущерб неисполнением долга; главные соучастники.
IX. И второстепенные.
X. Что требуется для действительности акта?
XI. Последовательный порядок привлечения виновных к ответственности.
XII. Обязанность распространяется также на последующий ущерб.
XIII. Пример человекоубийства.
XIV. Пример иного причинения насилия.
XV. Пример прелюбодеяния и блуда.
XVI. Пример воровства, похищения и тому подобного.
XVII. Пример побуждения к даче обещания путем обмана или незаконного устрашения.
XVIII. Что следует по естественному праву в случае законного устрашения?
XIX. Что следует в случае угрозы, признаваемой справедливой по праву народов?
XX. В какой мере ответственны органы государственной власти за ущерб, причиненный подданным; тут же вопрос о морских призах, полученных от союзников вопреки запрету государственной власти.
XXI. По естественному праву никто не отвечает за ущерб, причиненный животными или кораблем без вины хозяина.
XXII. О возможном причинении ущерба доброму имени и чести и о том, как возможно возмещение.
Выше мы указали троякого рода источники того, что нам по праву причитается, а именно: соглашение, правонарушение и закон. О соглашениях разъяснено достаточно. Обратимся к тому, что причитается по природе вследствие совершенного правонарушения. Здесь мы правонарушением называем всякую вину, состоящую как в действии, так и воздержании от действия, противном тому, как люди должны поступать вообще или же сообразно определенному качеству. В силу такой вины возникает естественное обязательство при наличии ущерба, а именно – обязательство возместить его[776].
1. Слово «ущерб» происходит, от «ущербления»[777], от «убыли», так как убыль достояния означает недостаток того, что каждому принадлежит исключительно по самой природе или же того, что принадлежит в силу человеческого действия, например в силу права собственности, соглашения или закона. По природе достояние человека составляет жизнь, которая не должна быть утрачена, но сохранена, а также тело, его члены, доброе имя, честь и собственные действия. Каким образом что-нибудь становится чьим-либо достоянием в силу права собственности и соглашений, выяснено в предшествующем изложении в отношении как вещей, так и чужих действий. Сходным образом у каждого возникает право по закону, так как закон имеет силу ту же или еще большую, чем право людей в отношении самих себя или своего достояния. Так, подопечный имеет право на тщательное попечение со стороны опекуна, государство на то же – со стороны должностного лица, и не только государство, но и отдельные граждане, когда закон предусматривает это непосредственно или же под условием достаточного основания.
2. Из одной только возможности, которая, так сказать, есть право в несобственном смысле и относится к распределяющей справедливости, не возникает действительной собственности, а следовательно, – и обязанности возмещения ущерба; потому что не все оказывается собственностью лица, к чему оно имеет возможность. «Тот не нарушит справедливости в собственном смысле, кто не помогает своими деньгами другому по скупости», – говорит Аристотель («Этика Никомаха», кн. V, гл. 4). Цицерон в речи «В защиту Кнея Планция» заявляет: «Состояние свободных народов таково, что они могут своим голосованием предоставить или отнять что-либо по произволу у каждого». И он здесь же добавляет, что нередко совершается то, что угодно народу, а не то, что «должно быть», если словом «должно» воспользоваться в более широком смысле.
Следует остерегаться смешения предметов различного рода. Ибо тот, на кого возложено назначение должностных лиц, обязан перед государством избрать достойного, и государству принадлежит специальное право требовать это, потому что если вследствие избрания недостойного государство потерпит ущерб, то избравший обязан его возместить (Фома Аквинский, II, II, вопр. 62, ст. 2; Каэтан, об этом; Сого, кн. IV, вопр. VI; Лессий, кн. II, гл. XII, спорн. вопр. 18; Коваррувиас, ad с. peccatum. p. II, 7).
Так, хотя неопороченный гражданин и не имеет действительного права на какую-нибудь должность, однако же он имеет действительное право добиваться ее наряду с прочими; и если он в осуществлении этого права встретит препятствие вследствие насилия или злого умысла, он может взыскивать стоимость не всей искомой вещи, но приблизительную сумму причиненного ему ущерба. Подобна этому попытка насильственно или хитростью воспрепятствовать завещателю учинить в пользу кого-нибудь завещание; а так как способность учинять такое завещание есть некоторое право, то поэтому всякое стеснение свободы завещателя в этом отношении есть правонарушение.
Потерпеть уменьшение имущества и понести в связи с тем убыток можно не только в части самого имущества, но и плодов, которые собственно являются плодами вещи, сняты они или нет; если, однако же, следовало их снять, то ущерб возмещается за вычетом необходимых расходов на улучшение вещи, и там же для самого снятия плодов, согласно правилу, воспрещающему оБогащаться за чужой счет (Сото, кн. IV, вопр. 7; Лессий, кн. II, гл. 12, спорн. вопр. 16, № 3).
Но и надежда на возможную выгоду, проистекающую от нашего имущества, оценивается не сообразно стоимости вещи, но сообразно вероятности получения ближайшей возможной выгоды, как, например, надежда сеятеля на жатву (L. In quantitate, magno. D. ad L. Falc.).
Кроме того, кто причиняет ущерб лично и «непосредственно», ответственны бывают также другие, совершившие положительные действия или же воздержавшиеся от них. Такие соучастники бы