Работа предстоит большая.
---------------------------
Глава первая
ТАЛАНТ ЕСТЬ НОРМА
С добрыми намерениями
Есть такая притча: о мальчике, который умел летать. Он просто летал, и это было для него так же естественно, как для нас с вами ходить, есть и дышать. Он летал, не замечая своей исключительности, разве что иногда удивляясь, отчего другие этого не делают. Но окружающим не давали покоя его полеты. Добро бы он чем-нибудь от них отличался; например, был бы фантастически силен или подозрительно легок, имел бы крылья или на худой конец моторчик с пропеллером, как у Карлсона, — притча донесла бы сведения об этом.
Так нет же! — ничего подобного не было.
По всем статьям мальчик был обыкновенный, такой, как все. И вот один умный человек сообразил: если мальчик может, и он такой, как мы, значит, и мы должны мочь тоже!..
Ах, логика, логика, доморощенная мудрость! Научился, что дважды два четыре, — и можно не думать.
Идея понравилась всем. Поэтому призвали ученых и поставили задачу: узнайте, как мальчик летает? Уговаривать ученых не пришлось. Они хорошо подготовились к изучению феномена: создали гипотезу, разработали методики, изготовили тончайшие приборы. Но перед тем, как мальчику лететь, остановили его: «Обожди; вначале расскажи, как ты это делаешь».
Прямо скажем, мальчик был к этому не готов. Ведь он никогда не задумывался, как он летает. А теперь ему пришлось погрузиться в себя и дифференцировать свою целостность настолько, насколько хватило его сил. И в общем-то он понял, что в нем происходит. И он постарался найти слова, чтобы передать свои ощущения. Учение были довольны. Уяснив суть процессов, они попросили мальчика показать, как он это делает, чтобы зафиксировать параметры полета и вывести формулы, пригодные для всех.
А мальчик не полетел. Не смог.
СПОРТИВНЫЙ ВАРИАНТ
А эта история произошла недавно, перед последней Олимпиадой. Молодой тренер, опаздывая на занятия в институт физкультуры, пошел проходным двором.
Там играли в баскетбол мальчишки. Баскетболом это можно было назвать лишь по тому, что играли мячом, который забрасывали в кольцо. Для профессионала зрелище не представляло интереса, и когда после неловкого броска мяч застрял между кольцом и щитом — тренер не задержался (ведь он опаздывал). И уже совсем было прошел мимо, как вдруг осознал: что-то необычное случилось… Он не сразу понял — что именно, но потом зрительная память восстановила прыжок мальчишки, который достал мяч. Прыжок поразительно легкий, свободный, исполненный без малейшего усилия…
Тренер знал цену прыжкам. Того — увиденного краем глаза — быть не могло. И чтоб избавиться от наваждения, он попросил мальчика прыгнуть еще раз. Тот прыгнул. Оно было…
Молодой тренер понял: в этом мальчике — его судьба. В сборной не было достойных прыгунов.
— Хочешь стать олимпийским чемпионом? — спросил он мальчишку.
— Хочу.
— «Тогда держись меня. — Я — твой тренер».
Он повел мальчика к тренерам сборной, и когда те увидали, как он прыгает, все поняли, что золотая олимпийская медаль наша. Правда, огрехов в технике прыжка у мальчика было многовато, но их это не огорчило: они видели в этом запас его возможностей. Значит, когда огрехи будут устранены, он станет прыгать еще лучше!..
И они стали учить мальчика прыгать правильно.
И добились своего.
Но на Олимпиаде он проиграл всем.
Оказывается, так бывало и прежде.
Притча о Дедале и Икаре — один из древнейших зарегистрированных случаев. Для нас он удобен тем, что его знает каждый.
Дедал (что в переводе означает «механик») сделал из воска и перьев крылья, с помощью которых вместе с сыном бежал с острова Крит. (Внимание! — перед нами рукотворный вариант летающего мальчика.)
Дедал был мудр; он знал, что любой процесс имеет границы дозволенного, некий диапазон; внутри которого данный процесс только и может существовать.
Поэтому они летели и не высоко (чтобы солнце не растопило воск), и не низко (чтоб от морских брызг не намокли крылья). Полет был успешен, потому что Икар следовал за отцом.
Но далось ему это непросто — ведь Икар был поэтом; значит, однообразные нагрузки его угнетали. И уже в Сицилии он попросил отца разрешить ему полетать свободно, для души.
— Можно, — сказал Дедал, — Только не забывай о том, чего нельзя.
Великий скульптор, великий архитектор и механик Дедал считал дисциплину настолько естественной (он знал ей цену, знал, что она — мать успеха, и ее не компенсируешь ничем), что забыл простую вещь: ведь Икар до сих пор ничего не делал самостоятельно.
К свободе нужна привычка; к ней нужно приучать так же постепенно, как ребенка приучают к пользованию огнем и острыми предметами. К ней нужен навык.
А Икар его не имел. И когда он взлетел и стал делать все, что захочет — парить, кувыркаться, свободно падать и делать замысловатые петли (ах, до чего же приятно, когда впереди нет потной, натруженной спины родителя, который подавляет своим присутствием!), — Икар, как первокурсник, впервые оказавшийся вдали от дома, опьянился воздухом свободы. Наслаждение полетом, высотой — эйфория — подавило в нем критичность. Забыв предупреждение отца, он взлетел слишком высоко. И когда из крыла выпало первое перо, он не придал этому значения. Но уже второе отделившееся перо подсказало ему, что он имеет дело с процессом.
Отрезвление наступило мгновенно.
Икар понял происходящее, вспомнил предостережение Дедала, однако процесс был уже неостановим. Воск размягчился, крылья распались и Икар разбился.
Обидно?
Конечно.
Однако, пережив эмоции, уже со спокойным сердцем рассудим, отчего это происходит. Почему они падают, ломаются, забывают — перестают летать?
ЗЕРКАЛЬНЫЙ СИНДРОМ
Первого — летающего мальчика — погубила добросовестность.
Как вы помните, перед ним была поставлена задача самопознания; задача, которую каждый из нас решает всю жизнь. Большинство делает это бессознательно. В результате возникает поверхностное представление о себе: достаточное, чтобы осознать свои потребности, и малоинформативное — когда нужно оценить свои возможности. Вот отчего так много людей закомплексованных: одни придавлены мнимыми недостатками, других заносит в суперменство.
Но есть люди, познающие себя сознательно. Их тоже немало. Кстати, осознанное самопознание — самый верный признак культуры. Чем полнее мы себя познали, чем отчетливей видим в зеркале самопознания свое истинное лицо — тем выше наши возможности. Тем больше территория, на которой мы можем действовать успешно.
Значит, копай в себе — и откроется дорога к успеху?
Ничего подобного.
Самокопание только ради самопознания — гибельно. Оно ведет к распаду личности. Голем рассыпается на песчинки, которые потом можно собрать разве что в кучу.
Этого никогда не случится, если у вас есть конкретная цель. Стержень, вокруг которого происходит работа самопознания. Цель сохраняет нашу целостность и в любых обстоятельствах позволяет нам остаться самим собой.
Цель создает человека. И сохраняет его.
Ну как, поняли, что произошло с летающим мальчиком?
Правильно: он потерял целостность.
Всю свою энергию он потратил на самоанализ, на дифференциацию себя. И когда почувствовал, что перешел границу дозволенного, было уже поздно — оказалось, что он разобран. Правда, у него еще хватило энергии, чтобы создать словесную модель своего полета. Естественно, это был суррогат, схема. А схема не может летать.
КАК ВАЖНО БЫТЬ СОБОЙ
Второму мальчику не повезло: его уложили в прокрустово ложе теории спорта.
Тренеры не имели злого умысла. Это были грамотные специалисты. Теория, которой они пользовались (подчеркнем: новейшая теория), аккумулировала весь прошлый опыт.
Увы:
любое заемное знание — даже самое качественное! — это ограничитель; оно мешает увидеть новое и тем более не гарантирует точной его оценки; а поскольку о любых предметах, явлениях и мыслях мы судим по тому, что знаем, — великое искушение втиснуть новое в пределы уже освоенного знания.
Как же избежать категоричности?
Иначе говоря: как найти гармонию, границы которой образует не знание, а незнание? — (что позволяет гармонии свободно развиваться в любом направлении).
Оказывается, достаточно помнить две простые вещи:
истина всегда впереди;
прошлый опыт — не мера истины, а только ключ к двери, за которой она находится.
Тренеры же, к которым попал прыгающий мальчик, искренне считали, что истиной владеют. Им все было ясно. Никому из них и в голову не пришло,
что прыжки мальчика совершаются за пределами их понимания;
значит эти прыжки открывают дверь в неведомое,
ставят задачу — но уже и
таят в себе ответ;
следовательно, тренерам не в себе, не в своем знании, а в нем — в мальчике — нужно было искать.
Но профессиональный снобизм оказался выше здравого смысла. Увидав, что мальчик не умещается на прокрустовом ложе их науки, тренеры ничтоже сумняшеся просто обрубили лишнее.
Понять их нетрудно. Не было сомнения, что мальчик делает технические ошибки во всех фазах прыжка.
Во-первых, во время разбега он набирал скорость постепенно и уходил в прыжок еще не достигнув максимума, хотя каждому ясно: чем сильнее разгонишься, тем дальше прыгнешь.
Во-вторых, последний шаг разбега — шаг перед отталкиванием — у него был непомерно велик, оттого он отталкивался почти прямой ногой, хотя опять же каждому ясно: чем больше согнута толчковая нога, тем большей мощности задействована пружина.
В-третьих, вместо классического вылета «столбиком» он как-то коряво — извиваясь — ввинчивался в воздух… Все это ему исправили.
Будь мальчик постарше — он имел бы больше веры в себя; он смелее полагался бы на свою критичность. А так он доверился взрослым дядям — и они разрушили его целостность. Остается добавить, что смысл его поражения никто не понял. Ни к тренерам, ни к ученым претензий не было. В отчете же записали — и авторы искренне верили в свою правоту, — что причиной неудачи было невнимание к психологической подготовке.