Будучи малы, притом расположены в плоскости крайней.
Мы замечаем, что много частиц от вещей отлетает,
Не изнутри и не из глубины их, как сказано раньше,
Но лишь от внешней поверхности их, от наружной окраски.
Под парусами багрового, желтого, алого цвета,
Что над театрами укреплены на столбах и стропилах
И развеваются в воздухе, это порой происходит.
Цвет придают паруса эти сходбищу в зрительном зале,
Сцене, матронам, старейшинам и изваяньям бессмертных,
Властно над всею толпою окраску свою разливая.
И чем плотнее со всех сторон стены театра закрыты,
Тем веселее являют нам вид, красотой наполняясь,
Все эти вещи внутри, с изменением света дневного.
Если с поверхности этих полотен исходят окраски,
Значит, и образы тонкие могут истечь от вещей всех,
Так как с поверхности тел отделяются те и другие.
А потому существуют уж признаки тех очертаний,
Кои витают кругом и сотканы из нитей тончайших,
В силу чего их в отдельности видеть никак невозможно.
Далее, запахи, дым, испаренья, тела все другие
Вроде того, существуют в предметах в рассеянном виде.
Эти тела, зародившись внутри, изнутри пробиваясь,
Косвенный путь пролагают, дороги прямой не имея,
Через которую можно им в целости выйти наружу.
Тонкий же слой, исходящий всегда от поверхности красок,
Расположенный снаружи на плоскости внешней, напротив,
При выделении вовсе не должен ничем рассеваться.
Изображения, кои являются нам постоянно
В зеркалах, в водах, и блестящих других плоскостях, своим видом
Будучи на настоящие вещи похожи, конечно
Из отделившихся образов этих должны составляться,
Так как нельзя объяснить, почему отделяться могли бы
Многие тельца от разных предметов в природе скорее,
Нежели то, что сравнительно с ними гораздо нежнее.
А потому существуют тончайшие образы эти,
Схожие с формой предметов, а порознь невидные глазу.
Но, многократно и часто в зеркальном стекле отражаясь,
Образы передаются и нашему зрению также.
Иначе мы не найдем объясненья той точности, с коей
Зеркало нам представляет подобие каждой фигуры.
Ныне ты должен узнать, как тонка по составу природа
Образов этих. Первичные тельца их не поддаются
Нашему чувству совсем. Они меньше гораздо и тоньше,
Нежели самое малое, что примечать может взор наш.
Чтобы яснее еще себе мог ты представить, как тонки
Эти первичные тельца, ты вот что усвой себе вкратце.
Прежде всего: существуют животные, кои столь малы,
Что уже третья их часть незаметна для нашего глаза.
Должно судить из того, как ничтожен размер их желудка,
Как невелики комочки сердец, их глаза, все их члены,
Все их суставы, а также первичные тельца, из коих
Сущность души их и духа должна состоять несомненно!
Не понимаешь ли ты, как все это ничтожно и мелко?
Далее, вещи есть всякие, что из себя испускают
Острые запахи, как то: полынь и целебные травы,
Пряное божие дерево, золототысячник горький.
Стоит тебе к одному из них даже легко прикоснуться,
Чтоб убедиться, что в силах различных oт них истекает
Множество образов, силы лишенных, для чувств неприметных.
Но сколь ничтожную часть тех растений они составляют —
Выразить словом и определить никому невозможно.
Но не подумай, однако же, будто в пространстве витают
Те только образы, кои от разных вещей истекают.
Нет, существуют такие, которые сами родятся
И создаются в том небе, что воздухом мы называем.
Там в высоте они носятся в множестве форм разнородных
И непрестанно меняют свой вид, расплываясь в пространстве,
И всевозможные там в небесах образуют фигуры.
Мы наблюдаем ведь, как облака разрастаются в выси,
Радостный лик мирового пространства собой омрачают,
Воздух смиряя движением. Часто приходится видеть
В них очертанья гиганта, далеко кладущего тени;
Или высокие горы и скал раздробленных обломки,
Что перед солнцем проносятся и вслед за солнцем влекутся;
Или же тучи, что тянутся в виде уродливых чудищ.
Ныне скажу, с какой легкостью и быстротой возникают
Образы и, от вещей отделясь, непрестанно несутся.
Есть на поверхности всяких вещей очень много такого,
Что выделяется прочь и, попавши нa вещи другие,
Как для примера на ткани, свободно сквозь них проникает.
А, попадая на твердые камни и дерево, это
Врозь распадается и передать образ вещи не может.
Если ж что-либо блестящее, плотное противоставят,
По преимуществу зеркало, то происходит иное.
Здесь невозможно проникнуть насквозь, как чрез ткань, но распасться
Тоже причины нет, – гладкость зеркал сохраняет всю цельность;
Вот отчего нарождаются образы тут перед нами;
Вот отчего с быстротой величайшей во всякое время
Образ является, что бы пред зеркалом ты ни поставил.
Знай же поэтому, что от поверхности тел постоянно
Образов тонкая ткань и тончайший их облик исходит.
Множество образов так возникает в кратчайшее время,
И справедливо считается их зарожденье внезапным.
И наподобье, как солнца лучи в промежуток короткий
Всюду должны разлетаться, чтоб все преисполнить собою,
Тем же путем непременно должны отходить от предметов
Образы этих предметов во всякое данное время
И проноситься во множестве всюду, по всем направленьям,
Так как, в какую б мы сторону зеркало ни повернули,
В нем отражаются вещи с такой же окраской и формой.
Часто в то время, когда небосвод совершенно прозрачен,
Вдруг неожиданно мрак и смятение в нем наступают.
Можно подумать, что тени все, глубь Ахеронта покинув,
Тут собрались, чтоб наполнить пустоты великие неба.
Вот до чего эти грозные скопища туч, нависая
С вышних пределов небес, мрачный ужас повсюду вселяют!
Но, как ничтожна та часть их, что образы их составляет,
Может ли кто-нибудь определить или выразить словом?
Ныне в стихах своих, более сладостных, чем изобильных,
Я передам, с какой скоростью носятся образы эти
И при полете по воздуху сколь велика та подвижность,
Вследствие коей в короткое время они проникают
Очень далеко, куда бы их ни увлекло тяготенье.
Краткая песнь лебединая лучше, чем крик журавлиный,
Что высоко в облаках аустриальным разносится ветром.
Прежде всего убедиться возможно, что легким и тонким
Всяким телам вообще быстрота подобает большая.
К этому роду относятся жар и сияние солнца
В силу того, что они состоят из мельчайших зачатков.
Эти зачатки, сквозь воздуха слой проникая, не могут
Мешкать в пути под напором зачатков, за ними идущих.
Свет пополняется светом внезапно и без перерыва,
И подгоняется молния молнией, будто ударом.
Вследствие этого нужно, чтоб образы тем же порядком
На расстоянье неизмеримое вмиг улетали.
Прежде всего потому, что есть сила, которая сзади
Гонит их тельца первичные и издалека толкает.
Кроме того, в этих образах ткань столь неплотна, что даже
С легкостью могут они проникать сквозь любые предметы;
Могут пространство воздушное как бы пронизывать на`сквозь.
Из середины предметов с высот истекает на землю
Множество мелких частиц. Например, постоянно мы видим,
Как теплота и лучи, среди дня отделяясь от солнца,
Вмиг разливаются всюду в пространстве небесного свода;
Как по земле и по морю они пробегают и небо
Все наполняют вверху и проносятся с легкостью птицы.
Стало быть, то, что в вещах расположено в плоскости внешней,
При выделенье не может никоим путем задержаться.
Разве оно не должно подвигаться скорее и дальше
И пробегать многократно в такое же самое время
То расстоянье, которое солнца лучи пробегают?
Опыт такой еще лучше всего, мне сдается, докажет,
Сколь велика быстрота при движении образов этих.
Стоит лишь зеркало чистое влаги на воздух открытый
Вынести, чтоб при сиянии звездного неба, мгновенно
Сонмище ясных светил мировых здесь тотчас отразилось.
Разве ты не примечаешь, как быстро из далей эфира
Образы этих предметов пределов земли достигают?
А потому, повторяю еще, что тела выделяют
Образы, кои глаза поражают и в нас возбуждают
Зрение. А от известных вещей выделяется запах,
Так же как холод от рек, как от солнца тепло, а от моря
Мощный прибой, размывающий часто прибрежные стены.
Без остановки по воздуху всякие звуки несутся;
В рот, наконец, попадает при наших прогулках близ моря
Влага соленого вкуса; когда же настойку полыни
Изготовляют при нас, то во рту ощущаем мы горечь.
Каждая вещь из себя таким образом вон выделяет
Нечто такое, что носится всюду по всем направленьям;
И при таком выделеньи нет никаких перерывов,
Так как мы безостановочно чувствуем и постоянно
Видим и нюхаем вещи и слышим порою их звуки.
Кроме того, прикасаясь в потемках к различным предметам,
Мы то же самое в них познаем, что при помощи зренья
Мы среди белого дня различаем. Поэтому нужно,
Чтоб осязанье и зренье причиной одной вызывались.
Если, допустим, к фигуре квадратной во тьме мы коснемся
И впечатленье квадрата получим, то что же иное
Может при свете представиться кроме фигуры квадрата?
А потому, как мне кажется, нашего зренья причина
В образах этих лежит, и без них неспособны мы видеть.
Ныне тебе говорю я, что образы всяких предметов