Как, для примера, огонь, что и свет и пары испускает,
Тем указуя, что он составляет неплотную массу.
Но допускают они, что каким-нибудь образом пламя,
Вдруг уплотнившись, погасло и тем свою суть изменило.
Если б случилося то, как упорствуют все эти люди,
То, несомненно, огонь бы в ничтожество впал совершенно,
И созидалося все бы тогда из ничтожества и, так как
Вещи, меняя свой вид, из пределов своих выступая,
Перестают быть немедленно тем, чем они были раньше;
Все же должно что-нибудь из огня нерушимым остаться,
Иначе будешь ты видеть, как мир весь в ничто обратится
И из ничтожества вновь совокупность вещей разовьется.
Ныне нам ясно: тела существуют на свете такие,
Кои всегда неизменной природу свою сохраняют,
Но их присутствие или отсутствие и измененье
Их распорядка меняет порою природу предметов.
То, что тела эти не заключают огня, – видит каждый.
Если б природа вселенной в себе лишь огонь заключала,
То прибавляй, убавляй что угодно, а также
Телец порядок меняй, ничего получиться не может:
То, что огнем рождено, лишь огнем и должно оставаться.
Вот мое верное мненье. Тела существуют такие,
Коих стеченье, порядок, движенье, фигуры и формы
Вызвать способны огонь. Изменяя свое положенье,
Также природу меняют они. Но с огнем у них сходства
Нет, как и с теми вещами, от коих могли бы частицы
К нашему чувству нестись, чтоб задеть его прикосновеньем.
Да! Говорить, что весь мир есть огонь, утверждать с Гераклитом,
Будто бы всякая вещь не считается истинной вещью,
Если она не огонь, – нахожу я весьма сумасбродным.
Борется с чувством философ тот и против доводов чувства,
Ниспровергая все то, от чего достоверность зависит,
И через что он же сам получил об огне представленье.
Он признает, что познать можно с точностью чувством лишь пламя,
Все отрицая другое, будь даже оно очевидно.
Мненье такое считаю я вздорным и прямо безумным.
Где ж мы найдем достоверность? И что есть надежнее чувства,
С помощью коего правду всегда мы от лжи отличаем?
Но почему предпочтительней все отрицать без разбора,
Только огню одному придавая значенье в природе,
Чем отрицать в ней огонь, признавая лишь все остальное?
То и другое, могу я сказать, одинаково глупо.
А потому, кто материей мира огонь почитает
И полагает, что сущее все из огня сотворилось,
Равно и те, кои воздух началом творенья считают,
Или по мнению коих вода своей собственной силой
Образовала все вещи, и кто, наконец, утверждает,
Что создала все земля, претворившись в природу вещей всех, —
Все удаляются очень от истины, я полагаю.
Также и те, кои предполагают двойное начало:
Воздух примерно с водой сочетают, а воду с землею;
Кто, наконец, из стихий четырех этих мир образует:
То есть из пламени, влаги, земли и воздушных течений.
Между последними стал во главе Умпедокл Агригентский.
На берегах своих вырастил остров его треугольный9,
Влагой Ионийского моря омытый в широких заливах,
Там, где лазурные волны холодную тину кидают,
Там, где, чрез узкий пролив протекая стремительно, море
Берег Сицилии от Италийской страны отделяет.
Здесь на просторе Харибда лежит. Здесь и Этна вещает
Рокотом грозным своим о пылающем скопище гнева,
Что из расщелин открытых огня извергает потоки
И небосводу огонь молньеносный назад возвращает.
Эта страна удивление вызвала разных народов
Вследствие многих причин, и достойна она обозренья,
Многими благами славясь и силой оружия граждан.
Но изо всех этих благ, как мне кажется, самым прекрасным
Самым святым, драгоценным, вниманья достойным был муж тот,
Так как в божественном сердце его зарожденные песни
Громко звучат до сих пор, излагая такие открытья,
Что человеком едва мы его признаем по рожденью.
Он, как и много других, упомянутых раньше ученых,
Ниже стоящих его и сравнительно более мелких,
Хоть и измыслили многое по вдохновению свыше,
Из глубины сокровенной сердец изрекли свое мненье,
Все ж оно праведней и достоверней во всех отношеньях
Пифии, что на треножнике в Фебовых рощах вещает.
Да, потерпели крушенье они в объясненьи природы,
Но в величавом паденьи великими все ж остаются.
Прежде всего, исключив пустоту из предметов, движенье
Все же они признают, допускают при этом неплотность
Разных вещей, пустоту отвергая как примесь в составе
Воздуха, пламени, солнца, земли и плодов, в животных.
Далее, также конечных пределов в делимости тела
Не допускают они и не ставят границы дробленью;
Тела наименьшего также в вещах признавать не желают.
Между тем видим мы в каждом предмете предельную точку,
Что нашей мысли дает себя знать, как наименьшее тело.
Ты убедиться в том можешь, что крайняя точка предметов,
Неуловимая глазу, и есть их наименьшее тело.
Кроме того, все первичные тельца вещей, по их мненью,
Мягки, а значит, являют позднейшее происхожденье
И состоят из материи хрупкой, подверженной смерти.
А потому обратиться в ничто вся природа должна бы;
И сотворенный в ничтожестве мир разрастался бы снова.
То и другое, как ты понимаешь, далеко от правды.
Тельца такие враждуют притом меж собою и служат
Ядом друг другу. Сошедшись, они бы погибли от тренья
Или же врозь разметались подобно тому, как при буре
Молнии, ветры и дождь разлетаются, как мы то видим.
Если рождается все из стихий четырех и, напротив,
Если все вещи по смерти туда возвращаются снова,
То почему же стихии началом вещей всех зовутся,
А не зовутся все вещи началом, родившим стихии?
Тут ведь одно из другого рождалось бы, вид и окраску,
Как вообще всю природу, меняя свою постоянно?
Может быть, думаешь ты, что сплотился в едином составе
Воздух небесный с землею, с огнем и росистою влагой,
Не изменяя при этом ни в чем своих свойств прирожденных?
Но из такого состава создать ничего ты не можешь:
Ни оживленных существ, ни безжизненных тел, ни деревьев.
И в сочетаниях даже различных стихии покажут
Каждая свойства свои. Так что воздух, с землею смешавшись,
Тотчас себя обнаружит, и жар сохранится во влаге.
Всей же первичным началам в рожденных созданиях должно
Скрыто природу свою проявлять незаметным влияньем,
Во избежанье препятствий к тому, чтобы эти созданья
Все народиться могли бы в присущих им собственных свойствах.
Ищут те люди начала на небе в огнях его светлых,
Мысль проводя, что впервые огонь превратился в теченье
Воздуха, этот последний дожди накопил, из дождей же
Образовалась земля. Из земли создалась, напротив,
Сызнова влага, из влаги же воздух, из воздуха – пламя.
Так производится будто бы смена веществ, нисходящих
С неба на землю и вновь восходящих к светилам небесным;
Но не бывает того с основною материей мира,
Кое-что вечно должно неизменным остаться в природе,
Чтобы в ничтожество впасть не могли сотворенные вещи,
Так как все вещи, меняясь, пределы свои преступая,
Перестают быть немедленно тем, чем они были прежде.
А потому те стихии, о коих недавно сказал я,
Будучи склонны меняться, должны непременно создаться
Из чего-либо иного, что вовсе меняться не может;
Иначе до основанья весь мир твой в ничто превратится.
А потому согласись ты скорее, что некие тельца
Свойством таким снабжены. Если пламя они образуют,
То равным образом могут создать дуновение ветров,
Кое-чего понемногу прибавив к себе иль отбросив,
Иль изменив положенье свое и порядок движенья.
Так одни вещи посредством других изменяются вечно.
Ты возразишь: указует всегда очевидность, что в область
Воздуха все существа из земли вырастают. К тому же
Если погода не благоприятствует в нужное время,
Если от гроз и дождей проливных не колеблются рощи,
Если и солнце не явит себя, теплоту разливая, —
То вырастать ни плоды, ни деревья, ни звери не могут.
Истинно: если бы твердая пища и сладкий напиток
Не подкрепляли нас, наши тела уж давно бы распались,
И отлетела бы жизнь вся из наших суставов и членов.
Но подкрепляемся мы, без сомненья, и в пищу приемлем
Вещи и дни, а созданья другие приемлют иное.
Так как в составе различных вещей заключается много
Телец первичных, присущих и прочим вещам, то, конечно,
Необходимо, чтоб вещи одни подкреплялись другими.
Много значенья имеет и то, с чем первичные тельца
Связаны, и положенье, какое они занимают;
Также и то, каким образом в них происходит движенье, —
Так как из той же материи созданы небо и солнце,
Море и сушa, и реки, и лес, и живые все твари,
Только различный состав и движенье они заключают.
Множество букв одинаких ты в песнях моих замечаешь,
Все же стихи и слова меж собой совершенно не схожи
И отличаются сутью своей и оттенками звуков.
Азбука выразит многое перестановкой одною,
Но еще многообразнее тел родовых сочетанья,
Чтобы оттуда могли возникать разнородные вещи.
Взглянем теперь мы на гомеомерию Анаксагора,
Как называется это ученье у греков, – родное
Наше наречье названием точным его не снабдило.
Все-таки суть мирового порядка, что носит названье
Гомеомерии, очень легко мы изложим словами.
Анаксагор поучает, что кость состоит из мельчайших