И демон одержал над ним верх, и он пал».
И, вместо того чтобы стать слугой Божьим, он сделался рабом людей. И писал для толпы то, что она хочет услышать, и толпа рукоплескала, и бросала ему деньги, а он наклонялся, чтобы собрать их, и улыбался, и прикладывал руку к козырьку, и говорил толпе, до чего она щедра и благородна.
И вдохновение художника, что сродни вдохновению пророка, покинуло его, и он превратился в хитрого барышника, ловкого торгаша, чьим единственным желанием было узнавать вкусы публики и угождать им.
«Вы только скажите мне, что вам нравится, – кричал он в душе, – и я напишу это для вас, добрые люди! Желаете услышать старую ложь? Все еще любите старые, отжившие условности, потасканные житейские формулы, порочные мысли, что, как гниющие сорняки, портят воздух даже над цветами? Спеть ли вам снова ту нелепую чушь, что вы слышали уже миллион раз? Защитить для вас ложь и назвать ее правдой? Вонзить нож в спину истине или превознести ее для вас?
Как польстить вам сегодня, и завтра, и послезавтра? Только скажите, что вы хотите от меня услышать, чтобы я знал, что думать и говорить, добрые люди, и чтобы мог заслужить ваши пенсы и рукоплескания!»
И он стал богатым, знаменитым и великим, носил красивую одежду и ел изысканные кушанья, как обещал ему демон, и было у него множество слуг, были лошади и кареты, и он мог бы быть счастлив – настолько, насколько все эти вещи делают человека счастливым, но в нижнем ящике его стола лежала (а ему не хватало мужества ее уничтожить) тонкая стопка выцветших рукописей, написанных мальчишеской рукой, напоминавших ему о бедном парнишке, что бродил когда-то по истертым мостовым городских улиц и мечтал лишь об одном величии – стать одним из вестников Божьих на земле, но тот мальчик умер и был погребен навеки много лет назад.
Да, это была очень грустная история, но не совсем такая, какую ждет публика в рождественском номере журнала, так что в конце концов мне пришлось вернуться к девушке с разбитым сердцем.
Новая утопия[6]
Мне довелось провести исключительно интересный вечер. Я обедал с одним своим весьма «передовым» другом в «Национал-социалистическом клубе». Нам подали превосходный обед: фазан, начиненный трюфелями, – это просто поэма, а сказав, что шато-лафит сорок девятого года стоит уплаченных за него денег, я и добавить больше ничего не могу.
После обеда за сигарами (должен заметить, что в «Национал-социалистическом клубе» знают толк в хороших сигарах) у нас завязалась очень поучительная дискуссия о грядущем равенстве всех людей и национализации капитала.
Сам я в споре особого участия не принимал – еще мальчишкой был вынужден самостоятельно зарабатывать себе на жизнь, так что мне не хватало ни времени, ни возможностей на изучение этих вопросов, но слушал очень внимательно, пока мои друзья объясняли, что мир, существовавший тысячелетия до их появления на свет, развивался неправильно, но что теперь они в ближайшие несколько лет собираются навести в нем порядок.
Равенство всех людей – вот что они провозгласили своим лозунгом. Полное равенство во всем – в имуществе, в положении, во влиянии и в обязанностях, и все это должно привести к равенству в счастье и довольстве.
Мир принадлежит всем одинаково и должен быть разделен между всеми поровну. Труд каждого человека – это собственность не его, а государства, которое его кормит и одевает, и должен применяться не к личному прославлению, а к обогащению нации.
Личное богатство (социальные цепи, которыми немногие связали многих; бандитский пистолет, угрожая которым, небольшая шайка грабителей лишила остальное общество плодов его труда) необходимо вырвать из бесстыжих рук тех, кто так долго его удерживал.
Социальные различия – преграду, которая до сих пор сдерживала вздымающуюся волну гуманизма, необходимо уничтожить. Человечество должно устремиться вперед к своей судьбе (какой бы она ни была), но не так, как сейчас, не разрозненной ордой, где каждый индивидуум сам по себе пробирается сквозь ухабы неравного рождения и положения, причем мягкая травка стелется под ногами изнеженных баловней судьбы, а острые камни достаются обреченным, а организованным войском, марширующим плечом к плечу по гладкой равнине справедливости и всеобщего равенства.
Мать-земля должна кормить всех своих детей одинаково, чтобы никто не остался голодным, но никто и не переедал. Сильный человек не должен хватать больше, чем слабый, умный не должен интриговать, чтобы получить больше, чем простак. Земля принадлежит всем, а следовательно, и ее богатства тоже, и нужно разделить их среди человечества в равных долях. По законам природы все люди равны, так должно быть и по человеческим законам.
Неравенство несет с собой нужду, преступления, грехи, эгоизм, невежество, лицемерие. В мире, где все люди равны, не будет соблазна поддаться злу, и заложенное в человеческой природе благородство расцветет пышным цветом.
Когда все люди будут равны, мир превратится в рай на земле, свободный от унизительного деспотизма Бога.
Мы подняли бокалы и выпили за Равенство, священное Равенство, а потом кликнули официанта и велели принести зеленого шартреза и еще сигар.
Я отправился домой, погрузившись в глубокую задумчивость, и долго не мог уснуть, лежал без сна и думал о картине нового мира, развернутой передо мной.
Каким прекрасным мог бы стать наш мир, если воплотить все то, что предлагают мои друзья-социалисты. Не будет больше вражды и борьбы за существование, не будет зависти, разочарования, боязни нищеты! Государство возьмет на себя все заботы о нас с момента нашего рождения и до самого смертного часа, обеспечит любые нужды от колыбели до гроба, и нам уже не придется обо всем этом беспокоиться. Не будет больше тяжелого труда (по нашим подсчетам, достаточно работать три часа в день, их государство и потребует от каждого взрослого гражданина, а трудиться сверх этого времени никому не позволят, и мне в том числе), не будет бедняков, внушающих жалость, и богачей, внушающих зависть, никто не будет ни на кого смотреть сверху вниз, и нам не на кого будет смотреть сверху вниз (если подумать, последнее не так уж и приятно), жизнь наша будет упорядочена и устроена, и не о чем будет думать, кроме как о блистательной судьбе (что бы это ни значило) для всего человечества!
Тут мои мысли смешались, спутались, и я заснул.
Проснувшись, я обнаружил, что лежу под стеклянным колпаком в высокой унылой комнате. Над головой моей висела табличка, я извернулся и прочитал ее. Она гласила следующее:
Спящий человек
Период – XIX век
Этот человек был найден спящим в доме в Лондоне после великой социальной революции 1899 г. По словам владелицы дома, к этому времени он спал уже больше десяти лет (она забыла, как его зовут). В научных целях было решено его не будить, а понаблюдать, сколько еще времени он будет спать. Согласно с этим его перевезли и поместили в музей редкостей 11 февраля 1900 г.
Посетителей просят не брызгать водой в отверстия для воздуха!
Интеллигентного вида пожилой джентльмен, пристраивавший в соседнюю витрину чучела ящериц, подошел ко мне и снял крышку.
– Что случилось? – спросил он. – Вас что-нибудь побеспокоило?
– Нет, – ответил я. – Я всегда так просыпаюсь, если хорошенько высплюсь. А какое сейчас столетие?
– Сейчас, – произнес он, – двадцать девятый век. Вы проспали ровно тысячу лет.
– А! То-то же я так хорошо себя чувствую, – отозвался я, спускаясь со стола. – Нет ничего лучше, чем как следует выспаться.
– Полагаю, сейчас вы пожелаете сделать то, что обычно желают и другие, – сказал пожилой джентльмен, пока я надевал на себя свою одежду, сложенную рядом в ящик. – Захотите, чтобы я провел вас по городу и рассказал обо всех происшедших изменениях, а вы будете задавать вопросы и делать глупые замечания, так?
– Да, – ответил я. – Наверное, именно это я и должен сделать.
– Наверное, – буркнул он себе под нос. – Ну так пойдемте и покончим с этим. – И он повел меня из комнаты.
Пока мы спускались вниз по лестнице, я спросил:
– Ну теперь-то он в порядке?
– Кто в порядке? – не понял джентльмен.
– Ну как же – мир! – воскликнул я. – Как раз перед тем как я лег спать, кое-какие мои друзья намеревались разобрать его на части, а затем привести в порядок. Удалось ли им это? Надеюсь, теперь все равны, а грехи, страдания и все в этом роде давно исчезли?
– О да, – ответил мой гид, – вы увидите, что теперь все в порядке. Пока вы спали, мы трудились в поте лица, и должен сказать, что все-таки привели землю в порядок. Теперь никому не позволяется совершать глупые и неправильные поступки, а что до равенства, так разве только головастики в нем не участвуют. (Его манера выражаться показалась мне вульгарной, но я решил обойтись без упреков.)
Мы вышли в город, очень чистый и спокойный. Улицы, обозначенные номерами, пересекались под прямыми углами и походили одна на другую. Не видно было ни карет, ни лошадей, весь транспорт был электрическим. Все встреченные нами люди шли со спокойными серьезными лицами и были настолько похожи между собой, что казались членами одного семейства. Как и мой проводник, все они были одеты в серые брюки и серую блузу, плотно застегнутую у шеи и затянутую ремнем на талии, все гладко выбриты и черноволосы. Я спросил:
– Что, все эти люди – близнецы?
– Близнецы! Господи помилуй, нет! – воскликнул мой проводник. – С чего вы так решили?
– Ну как же, они очень между собой похожи, – ответил я, – и у всех у них черные волосы!
– А, так это обязательный цвет волос, – объяснил мой спутник. – У нас у всех черные волосы, а если они не черные от природы, их полагается выкрасить в черный.
– Почему? – удивился я.
– Почему! – несколько раздраженно воскликнул пожилой джентльмен. – Мне показалось, вы понимаете, что теперь все люди равны. Что будет с нашим равенством, если какому-нибудь мужчине или какой-нибудь женщине позволить расхаживать с золотистым цветом волос, в то время как другим придется мириться с морковным? Нет, в наши счастливые дни люди должны не только быть, но и выглядеть равными. Велев всем мужчинам гладко бриться, а женщинам подстригать черные волосы до одинаковой длины, мы в некотором роде исправляем ошибки природы.