Сперва никто не понял, что происходит, а собственно говоря, никому и дела не было до этих такелажных работ, ну тащат по лестничным пролетам пианино добры молодцы, и, как говорится, флаг им в руки. А старались ребята вовсю, потели, кряхтели и под бодрые Шуркины «майна – вира» кантовали добро по лестнице. В это время проверить службу наряда по лестнице поднимался полковник, заместитель начальника факультета. А тут навстречу пианино спускают. Сразу вопросы, что, да как, да почему и так далее, но и бывалый офицер повелся на барабановские штучки. И вот уже под руководством боевого полковника десять курсантов и Шурка спускают несчастное пианино на первый этаж, а далее несут в клуб. Полковник не отставал, ему тоже хотелось посидеть на концерте, как уже стало известно из уст того же Барабанова, мировой личности, американца Вана Клиберна. Просто диву даешься, до чего народ был простой, это же надо придумать такое – на пианино курсового офицера… да еще сам Клиберн! Откуда всего этого Шурка набрался?
Итак, пианино было торжественно доставлено в клуб. Старший лейтенант, начальник клуба, ничего не понимая, сначала был озадачен, ведь никаких команд свыше он не получал, бросился было звонить в политотдел, однако и здесь Шурка развеял все сомнения клубного шефа:
– Вы не переживайте, наш Петр Михайлович добрая душа, он накладную не требует, все одно после концерта пианино надо будет отнести назад, а это наш курс сделает.
Шуркины глаза при этом уж точно не врали.
Старлей просто был сражен добротой коллеги-офицера и, решив, что все указания и так получит, пошел готовить зал к концерту.
Надо же было так повестись на элементарный розыгрыш. И ни полковник, ни старший лейтенант даже не подумали, а как это в разгар холодной войны, сложных событий в Чехословакии американец приедет выступать в секретнейшее училище. Но в этом, видимо, и был феномен Барабанова. Глядя в его глаза, понимаешь – это абсолютно честный человек, раз он так сказал, значит, так и будет.
Конечно, разобрались с этой шуткой в тот же день. Курсовой, не увидав на привычном месте родного инструмента, был несказанно удивлен и в версию дневального по курсу, что, дескать, пришел полковник с людьми и утащил пианино, не поверил. Бросился к полковнику, тот, естественно, насторожился и рассказал, что действительно по распоряжению начальника училища мимо него тащили какое-то пианино и он помогал пацанам проходить углы на поворотах лестничной клетки. Одним словом, по цепочке, по цепочке дело было раскручено.
И вот Шурка и еще трое парней, обливаясь потом, несут пианино назад, рядом курсовой офицер. А проходящий мимо народ интересуется: «А что, не будет Клиберн играть в клубе?» Что тут ответить.
Ругали Барабанова всем училищем, ругали и крепко смеялись, уж больно оригинальной была шутка на сей раз. Не выгнали шутника из училища, замполит факультета защитил, все же курсант Барабанов знал лозунг великого Ленина: «Культуру в массы!» – а разве за такое можно выгонять из училища? Вызвал полковник Барабанова, минут сорок беседовал с ним, полпачки полковничьих сигарет выкурили, по две чашки чаю выпили. Барабанов выслушал серьезный и проникновенный рассказ фронтовика о дружбе, товариществе, политической работе в войсках.
– Идите, Барабанов, и больше так не делайте…
В клуб вскоре после этого происшествия привезли новое пианино.
Завершили мы обучение на первом курсе. Человек десять не выдержали экзаменов и покинули стены училища. Шурка сдал сессию в основном на четверки, шалопут-то он шалопут, но далеко не глупый человек, и учеба давалась ему без особого напряжения. Если бы не его просто неуемное стремление влезть в какую-нибудь историю, отличником был бы, это точно.
С первых дней занятий на втором курсе мы обратили внимание на то, что Барабанов зачастил в библиотеку. Неужто за ум взялся? Просто не верилось. Через пару недель стало понятно: у Шурки появился предмет вожделения. В библиотеку поступила на работу замечательная девушка, Полиной ее звали. Стройна, высока, белокура, улыбчива, все было при ней, вот только ухажера пока не видать. В библиотеку зачастили училищные ловеласы, и Шурка был среди них; конечно, красавчиком он не был и конкуренцию почитателям девушки явно составить не мог, но надо понимать, это был Барабанов, тот самый, что Шалопутом величался. И вот Шурка решил отличиться. Как? Да очень просто. Те вон, что к Полечке в библиотеку бегают, только цветочками и улыбками обходятся да хихикают и, как мартовские коты, щурятся, а Барабанов решил помочь девушке, тем самым обратить на себя ее внимание. Как-то Полина посетовала, что не любит народ классику, больше приключениями балуется да фантастикой, а вот чтобы Толстого, Пушкина, Чехова почитать – нет, тяжелы они будущим инженерам в восприятии. Для Шалопута подправить это положение было несложным делом, он пообещал девушке, что на днях у нее всю библиотеку разберут. Так и произошло, через день всю классику растащили, причем пришлось даже список очередности составлять, библиотекари не успевали абонементные карточки заполнять и выписки из них на руки жаждущим выдавать. Вот эти выписки и насторожили заведующую библиотекой. Зачем они курсантам, к чему? Но все оказалось очень просто и вскрылось ровно через две недели.
Шурка, дабы обеспечить библиотеке значительный рост читаемости классиков русской и советской литературы, разработал и провел нехитрую операцию. Не поленился и на всех курсах написал и развесил листовку примерно следующего содержания.
«Товарищи курсанты, в стране активно внедряется денежно-вещевая лотерея, очередной тираж ее будет разыгрываться тогда-то. Наши курсанты уже не раз выигрывали различные нужные вещи, радиоприемники, стиральные машины и даже автомобили. Оргкомитет лотереи принял решение: каждый, кто предъявит выписку из библиотеки училища о прочтении не менее десяти произведений классиков нашей литературы, получит БЕСПЛАТНО на руки три лотерейных билета. Выдача билетов будет произведена в клубе училища тогда-то и тогда-то. Подпись: оргкомитет».
Ну что, вот как к такому изобретению Шалопута можно было отнестись? Есть ли вред от его действий? Так вроде как и нет. А польза? Наверно, есть, многие ведь не просто взяли книги, а почитать их смогли. Авантюра? Конечно, авантюра, но за ней, может, великая любовь пряталась, и не только любовь, наш Шурка внешне преобразился, вихры свои сначала пытался бриолином зализать, поняв, что это бесполезно, специально в салоне-парикмахерской себе такую прическу зашарашил, ого-го! Правда, стал немного на Керенского похож, но и Полина на него уже по-другому смотрела. А если учесть, что Шурка еще и любимый длинный ноготь на мизинце левой руки спилил, становится ясно – жертва во имя чистой и нежной любви принесена немалая. Смеяться здесь можно сколь угодно. Огорчало одно: естественно, начальство расстраивало, что Барабанов уж сильно склонен к авантюризму, и как бы смех не вылился в обильные слезы. К тому времени в училище поменялось руководство, и к таким авантюрам можно было отнестись не только с улыбкой, за такой поступок и выгнать могли. Но пока все обошлось профилактикой, вновь на уровне замполита факультета.
А в библиотеке изменения произошли. Столы для читателей поменяли и наконец поставили новые настольные лампы. Полина через месяц вышла замуж, у нее, как оказалось, был еще со школьных времен ухажер. Так что всем училищным красавцам вышел великий, как говорят, облом.
Все же доигрался со своими авантюрными и озорными играми Барабанов. И что вы думаете, на чем-то мудром влетел? Да нет, он как Шура Балаганов у Ильфа и Петрова влетел. Помните, великий комбинатор подарил Балаганову пятьдесят тысяч рублей, а Шура в тот же день попался на мелкой карманной краже. Природа взяла свое. Вот и наш Шура кнопку на стул заведующему кафедрой одной из дисциплин подсунул. Брючки у профессора были изящные, тоненькой и приятной ткани, а тело нежное, к таким пыткам непривычное, вот и попался Барабанов. Причем никто и не разбирался, кто эту кнопку поставил, может, она сама на стул из окна влетела, кто его знает. Шурка вновь божился, что не он это, и его честнейшие глаза подтверждали: не он это, не он. Однако рожденный Барабановым имидж Шалопута сыграл со своим хозяином плохую шутку. За хулиганство курсанта Барабанова арестовали на трое суток, а уж затем, вспомнив все его проделки, приняли решение исключить из училища.
Провожали Шуру мы, как нынче великих мастеров искусства и культуры в последний путь провожают. Он шел с легким чемоданчиком, с которым и приехал сюда из своей Вологды, шел легко и непринужденно, шел и улыбался, а мы из окон ему аплодировали, улыбались, смеялись и подбадривали нашего товарища: «Шурка! Давай, не робей, все у тебя будет в порядке, не забывай нас! Прощай, дружище…»
Что у него было на душе, о чем он думал, этот Шалопут Барабанов, мы не ведали, могли только догадываться. Но разве в тот момент, в свои восемнадцать-девятнадцать, мы думали о его переживаниях? Да нет, конечно, мы Шалопута провожали, провожали шалуна, озорника, большого шутника, как угодно можно было называть этого человека. Мы только не думали, что его на самом деле Александром Сергеевичем звали, что ему идет девятнадцатый год, что он такой же, как и мы все. Нет, мы не понимали этого. Мы не понимали, что, аплодируя Шурке, провожая его, мы прощаемся со своим детством, со своей шалостью, что мы, молодые, крепкие, сильные, добрые, вступаем в новый период своей жизни, период возмужания.
Прощай, Шура, доброго тебе пути в жизни, мы тебя искренне любили и не забудем никогда.
Сапоги
Новость облетела военный городок мгновенно. Нет, то, что США отправили три тысячи военнослужащих в Гондурас, а также продолжаются боевые столкновения между Китаем и Вьетнамом из-за нескольких спорных островов, что ректором университета для глухих в Вашингтоне впервые избран глухой доктор Ай Кинг Джордан, сегодня мало кого интересовало.