[627]
Автограф неизвестен.
Запись варианта заглавия: «Зависть» — ПД 144. Л. 1 — на отдельном листе, вероятно, предполагавшемся как обложка трагедии; затем лист был сложен пополам, и в таком положении на нем были записаны автографы стихотворений «В начале жизни школу помню я…» и «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы…», датирующиеся концом октября 1830 года. Описание: Модзалевский, Томашевский 1937: 60; Болдинские рукописи 2009: I, 154–155. Воспроизведение: Там же: III, 137.
Под разными названиями «Моцарт и Сальери» (далее — МиС) трижды упоминается в пушкинских списках произведений:
1) в «перечне драматических проектов» (формулировка П. В. Анненкова), печатающемся под условным заглавием «<Проект из десяти названий>», составленном не ранее 29 июля 1826 года и, по всей вероятности, не позднее 20 октября 1828 года (ПД 895. Л. 1 об.): «Скупой / Ромул и Рем / Моцарт и Сальери / Д<он> Жуан / Иисус / Беральд Савойский / Павел I / Влюбленный Бес / Димитрий и Марина / Курбский» (Пушкин 1999: VII, 243, 996–1004, коммент. М. Н. Виролайнен);
2) в «болдинском» списке из пяти названий (ПД 1621. Л. 2 об.), составленном, вероятно, в ноябре 1830 года: «I Окт <авы?> / II Скупой / III Салиери / IV Д <он> Г <уан> / V Plague» (Рукою Пушкина 1935: 278; Пушкин 1999: VII, 777).
3) в перечне трех «маленьких трагедий» с предполагаемыми подзаголовками (ПД 168. Л. 2 об.; не ранее ноября 1830 — не позднее 1833 года): «Скуп<ой?> [Из Англ<ийского>] / Моц<арт> и Саль<ери> с не<мецкого> / Пир чумы с Анг<лийского>» (Рукою Пушкина 1935: 280; Пушкин 1999: VII, 777).
Печатные листки из СЦ 1832 включены в цензурную рукопись Стих 1832 (ПД 420. Л. 46–53 об.; описание: Модзалевский, Томашевский 1937: 172). Рукой Пушкина карандашом вычеркнута часть даты под текстом (26 октября), так что оставлено только обозначение года: «1830» как указание годового раздела для Стих 1832, организованных по хронологическому принципу.
Завершение работы над текстом датируется, в соответствии с пометой под публикацией в СЦ 1832, не позднее 26 октября 1830 г. О предыстории замысла и истории работы над трагедией см. ниже.
Первоначальный замысел МиС, по-видимому, относится к 1824–1826 годам. Об этом свидетельствует запись в дневнике М. П. Погодина, сделанная 11 сентября 1826 года со слов Д. В. Веневитинова, который накануне встречался с Пушкиным, только что вернувшимся в Москву из Михайловской ссылки:
Веневитинов рассказал мне о вчерашнем дне. «Борис Годунов» — чудо. У него еще «Самозванец», «Моцарт и Сальери», «Наталья Павловна», продолжение «Фауста», 8 песен «Онегина» и отрывки из 9‐й > и проч.
Ясно, что Пушкин говорил не только о законченных или находящихся в работе текстах, привезенных из Михайловского («Граф Нулин», «Сцена из Фауста», 4-я, 5-я и 6-я главы «Евгения Онегина»), но и о своих замыслах и планах (последующие главы «Евгения Онегина», историческая драма «Самозванец» — продолжение «Бориса Годунова»). Скорее всего, МиС, как и «Самозванец», в 1826 году был только задуман, но еще не начат.
Никаких свидетельств о работе Пушкина над МиС до осени 1830 года не обнаружено. В письме Плетневу из Москвы 9 декабря 1830 года Пушкин сообщал, что привез из Болдина много новых произведений и в том числе «Несколько драматических сцен, или маленьких трагедий, имянно: Скупой Рыцарь, Моцарт и Салиери, Пир во время Чумы, и Д<он> Жуан» (Пушкин 1937–1959: XIV, 133). Эти же сведения содержатся в записных книжках Вяземского (запись от 19 декабря 1830 года — Вяземский 1963: 208) и в письме Погодина С. П. Шевыреву от 13 апреля 1831 года (РА. 1882. Кн. III. № 6. С. 184). Летом 1831 года «маленькие трагедии» прочел Жуковский, писавший Пушкину во второй половине июля: «Возвращаю тебе твои прелестные пакости. Всем очень доволен. Напрасно сердишься на Чуму: она едва ли не лучше Каменного Гостя. На Моцарта и Скупого сделаю некоторые замечания. Кажется и то и другое еще можно усилить» (Пушкин 1937–1959: XIV, 203). Незадолго до этого Пушкин сообщил Плетневу о своем решении печатать МиС в «Северных цветах» (Там же: 189).
Судя по подзаголовкам в перечне трех «маленьких трагедий» (см. выше), Пушкин в какой-то момент намеревался выдать МиС за перевод с немецкого, подобно тому, как «Скупой рыцарь» был выдан за перевод с английского. Возможный отголосок этой задуманной, но неосуществленной мистификации обнаруживается в анонимной рецензии «Московского телеграфа» (1832. Ч. 43. № 1. С. 112–117) на СЦ 1832, автор которой писал о МиС: «Не знаем, кому принадлежит основная мысль этого несравненного сочинения» (ППК–3: 149). Как замечает Е. О. Ларионова, рецензент, быть может, «основывался на каких-то разошедшихся по Москве устных сведениях» о переводном характере пьесы (Там же: 393).
Замысел пьесы, видимо, возник у Пушкина под впечатлением известий о том, что венский композитор итальянского происхождения Антонио Сальери (Salieri, 1750–1825) на смертном одре якобы признался в совершенном преступлении — отравлении Моцарта (1756–1791). Слухи об этом начали распространяться в Вене в начале 1824 года, примерно через три месяца после того, как состояние здоровья Сальери резко ухудшилось: у него отнялись ноги, развился сильнейший сенильный психоз, и его пришлось поместить в больницу, где он оставался до самой смерти (см. Braunbehrens 1992: 228). 19 ноября 1823 года лейпцигская музыкальная газета сообщала: «Главный капельмейстер Сальери тяжело болен и едва ли поправится. Старость произвела самое разрушительное действие как на его тело, так и на его разум. Такова общая судьба человека. Senectus ipsa est morbus! [Старость сама по себе болезнь!]» (Allgemeine musikalische Zeitung. 1823. № 47. 19 November. Sp. 766; цит. по: Angermüller 2000: 260). Сообщение, по-видимому, было связано с каким-то случаем в больнице, когда Сальери поранил себя столовым ножом (Braunbehrens 1992: 228). Молва, зафиксированная в так называемых «Разговорных тетрадях» Бетховена (журналах, куда собеседники потерявшего слух композитора записывали для него свои реплики) и в дневнике польского музыканта К. Курпиньского, превратила инцидент в попытку перерезать горло бритвой (Beethoven 1968: 259; Angermüller 2000: 260; Штейнпресс 1980: 108), а некоторые европейские газеты и журналы поспешили сообщить о самоубийстве и смерти Сальери (см., например: The Times. 1823. № 12014. 28 October (со ссылкой на парижскую L’ Étoile); то же сообщение с той же ссылкой: The Morning Chronicle. 1823. № 17012. 28 October; The Morning Chronicle. 1823. № 17030. 18 November (со ссылкой на неназванную венскую газету); The Harmonicon. 1823. Vol. I. № 11. P. 158).
В январе и феврале 1824 года трое собеседников Бетховена упоминают в разговорах с ним слухи о том, будто бы Сальери признался, что он отравил Моцарта (Beethoven 1970: 92, 95, 132, 136; Штейнпресс 1980: 108–109). Происхождение подобных слухов остается неизвестным. Доступ к Сальери, считавшемуся невменяемым, можно было получить только по особому разрешению городских и больничных властей; распространяющие слух люди и газеты не ссылаются на какой-либо источник, не называют ни одного имени и не приводят никаких доказательств (Штейнпресс 1980: 109). Весьма любопытное свидетельство оставил пианист и композитор Игнац Мошелес, посетивший Сальери, своего учителя, в октябре или ноябре 1823 года, то есть сразу после помещения его в больницу. Мошелес вспоминает, что Сальери ужасно выглядел, сбивчиво говорил о приближающейся смерти и, наконец, сказал ему:
Хотя это моя последняя болезнь, я могу честно и чистосердечно заверить Вас, что в этом нелепом слухе нет ни доли правды. Вы ведь знаете… Моцарт, — говорят, что я его отравил. Неправда, это злоба, чистой воды злоба; скажите об этом всему миру, милый Мошелес; это Вам сказал старый Сальери, который скоро умрет.
Поскольку у нас нет ни одного достоверного подтверждения того, что слухи, на которые жаловался Мошелесу Сальери, имели хождение до начала 1824 г.[628], его слова можно расценить как проявление мании преследования, весьма характерной для сенильного бреда. Нельзя исключить, что, настойчиво отвергая обвинения, которые на самом деле никто против него не выдвигал (Штейнпресс 1980: 103–106), безумный Сальери невольно способствовал появлению и распространению слухов, существовавших до этого только в его воображении.
Как бы то ни было, весной 1824 года слух о том, что Сальери виновен в отравлении Моцарта, попадает во французскую печать, откуда он, вероятно, и стал известным Пушкину (Францев 1931: 322–323). 21 апреля влиятельная немецкая газета «Frankfurter Ober-Post-Amts-Zeitung» (№ 112) сообщала, что несколько дней назад французская пресса начала обсуждать хорошо известное в Германии «заявление сошедшего с ума Сальери, будто бы он из зависти отравил Моцарта и даже на смертном одре не раскаивается в этом». Как установил немецкий историк культуры Гельмут Якобс, это обсуждение началось сразу после состоявшегося 13 апреля концерта в Королевской музыкальной академии, на котором перед парижской публикой выступал двенадцатилетний Ференц Лист, после чего были исполнены фрагменты из Реквиема Моцарта. На следующий день в заметке о концерте парижская газета «Le Courrier français» писала:
Des fragmens du fameux Requiem de Mozart ont terminé le concert et ont produit une impression profonde, à laquelle la circonstance suivante avait peut-être contribué. Il y a quelques semaines, M. Cherubini avait reçu d’ Allemagne des lettres où l’ on prétendait que Saliéri s’était accusé d’ avoir empoisonné Mozart. Comme le bruit avait couru que la vieillesse de Saliéri avait alteré sa raison, on ne mit pas d’ importance à cette nouvelle extraordinaire; mais hier l’ on assurait que des détails circonstanciés etaient arrivés de Vienne à ce sujet, et que c’était au moment d’ expirer que Saliéri, dévoré de remords, avait confessé son crime. Ainsi se trouverait expliquée la mort prématurée de Mozart, dont la cause n’avait jamais été bien connue; cette vie si précieuse se serait éteinte avant d’ être parvenue au terme que la nature y avait fixé; un lâche attentat, en enlevant au monde, dans la force de l’ âge et du talent, le plus grand génie musical qui ait jamais paru, aurait ravi à la postérité les chefs-d’ oeuvres qui promettait son âge mûr! Il y a quelque chose de désolant dans cette pensée; et l’ imagination se refuse à admettre la vague révélation qui nous l’ a inspirée.