Все-таки велика роль личности в истории, что ни говори по этому поводу. В советское время моральный облик царя-батюшки заклеймили бы выпиской из партийного протокола: «идолопоклонничество перед Западом». Причем, поклонялся Петр тому, что попроще: внешнему и броскому. Очень любил человек фантики, даже не задумываясь о конфете. О такой поддержке иноземные критики России даже не смели и мечтать!
В определенной степени Петра можно даже пожалеть… Рос без отца, матери до него не было дела. В детстве испытал тяжелую психологическую травму: близких ему бояр и родственников (боярина Матвеева, Нарышкина) на глазах у мальчишки-царя буквально разорвали на части обезумевшие стрельцы. Предоставленный сам себе, он и не мог приобрести разумного отношения к окружающему. Фактический сирота…
В «прорубленное» этим высокопоставленным «сиротой» «окно в Европу» в Россию в XVIII веке хлынула очередная волна иностранцев — «немцев». «Немцами» в те времена называли всех иностранцев. В Немецкой слободе проживали ремесленники, торговцы, военные, лекари, переводчики. Россия стала для них второй родиной.
В Россию в поисках счастья приезжали и иностранцы с темным прошлым, авантюристы. Немудрено, что основным занятием многих из жителей Немецкой слободы в свободное время было неумеренное пьянство. Иностранцы, причудливо смешав разноязыкие слова, дали русской водке название, под которым она приобрела известность в Европе — hwasser.
Русские не остались в долгу и, глядя, как жители слободы энергично потребляют водку, придумали этому синоним — «квасить».
Москвичи сторонились Немецкой слободы. Молодой Петр, который разделял стиль жизни жителей Немецкой слободы, заимствовал его, а затем перенес в свою компанию, позже — в среду российского дворянства, а, следовательно, и в Россию в целом. Не понял будущий царь-преобразователь, что веселые посиделки в Немецкой слободе, частым и желанным гостем которых он был, не составляли смысла жизни местных обитателей, поскольку они все-таки были «…ремесленники, торговцы, военные, лекари, переводчики» и именно этими трудами зарабатывали себе на жизнь.
Впрочем, понятие «заработать на жизнь» для царей вообще не знакомо.
Образ настоящего «европейского» времяпрепровождения сформировался у Петра в достаточно юном возрасте и откликнулся России позднее «Всешутейшим Собором», пьяными ассамблеями и постоянными принудительными застольями, которые «гламурно» заканчивались под столом. Ведь требовал же, настаивал! До поросячьего визга, в «зюзю», в «хламину», чтобы себя не помнить! Не просто становиться европейским народом, ох, не просто. А кто сказал, что будет легко? Вот тут-то и почувствовали на себе многочисленные иноземные послы всю мощь и своеобразие российского гостеприимства.
Вот как описывает этот «собор» современный историк.
Это был «Сумасброднейший, всепьянейший, всешутейший Собор» — так официально и полностью называлось это учреждение…
Всепьянейший же собор был не просто компашкой… Это была многолетняя игра со своими правилами и законами…
В этом клубе Петр тоже имел скромный чин — дьякона, а главой его сделался Никита Зотов — «Всешумнейший и всешутейший отец Иоаникит, пресбургский, кокуйский и всеяузский патриарх», называемый еще «князь-папой».
Собор был своего рода «общественной организацией» и имел даже свой устав. Этот устав написал лично Петр, и читатель не ошибется, предположив — это был очень длинный и невероятно детальный документ. В уставе подробнейшим образом определены чины Собора и способы избрания «князь-папы» и рукоположения всех чинов пьяной иерархии. Да, рукоположения! Собор полностью воспроизводил церковную иерархию и церковные обряды.
Главное требование устава было просто: «Быть пьяным во все дни, и не ложиться трезвым спать никогда». Ну, и требование подчиняться иерархии собора — его 12 кардиналам, епископам, архимандритам, иереям, диаконам, протодиаконам. Все они носили нецензурные матерные клички. Были и «всешутейшие матери-архиерейши и игуменьи». Все облачения всех чинов, все молитвословия и песнопения, весь порядок «службы Бахусу и Ивашке Хмельницкому» и «честного обхождения с крепкими напитками» прописывались самым подробным образом.
При вступлении в Собор нового члена, его спрашивали: «Пиеши ли?» — в точности как в древней церкви новичка спрашивали: «Веруеши ли?»
Когда Никита Зотов, пьяный, естественно, в дупель, сидел на винной бочке с «крестом», сделанным из двух табачных трубок, в одежде монаха, но с прорезью на заднем месте, неофита подводили к «папе», и тот «благословлял» — махал «крестом», отпихивал ногой, и бил о темя «посвящаемого» сырым куриным яйцом. Налетали прочие, так сказать, рядовые участники «собора»; с мяуканьем, воплями, ржанием, топотом, визгом волокли человека упаивать до морока, до рвоты.
Низости, творимые Петром и его сподвижниками, вполне подобны всему, что выделывали члены «Союза воинствующих безбожников» в 1920-е годы. И с черепами на палках бегали, и матом орали в церкви, и блевали на алтарь, и…
Впрочем, описаниями диких кошунств «всепьянейшего собора» можно заполнять целые книги, только стоит ли? Вроде бы уже и так все ясно.
Трезвых, как страшных грешников, торжественно отлучали от всех кабаков в государстве. Мудрствующих еретиков-борцов с пьянством предавали анафеме.
Беда в том, что, похоже, свои молодецкие забавы сам Петр «ошибками молодости» не считал. И взрослый, на четвертом и на пятом десятке резвился порой точно так же.
В программу празднования Ништадтского мира в 1721 году (Петру — 49 лет, ему осталось жить всего 4 года) он включил непристойнейшую свадьбу нового князь-папы, старика Бутурлина, с вдовой прежнего князь-папы, помершего Никиты Зотова. В торжественно-шутовской обстановке молодых обвенчали в Троицком соборе, причем роль Евангелия играл ящик с водкой, форматом похожий на священную книгу, а шуты грубо передразнивали каждое слово и каждое движение священника.
Отвратительное пьянство Всешутейшего собора и величайшее издевательство над церковью очень нравились большевикам. Но большинству народа оно не нравилось совершенно! Такому образу жизни сопротивлялись купечество и крестьянство, служивые и военные люди!
Царь, конечно, и плотник, «и швец, и жнец, и на дуде игрец», но это в комнатном, экспериментальном, так сказать, масштабе. Весь колоссальный объем хозяйственной деятельности лежал совсем на других плечах. Народ должен был быть дееспособен и готов содержать государство.
А потому третью монополию в XVIII веке ввел сам Петр I. Согласно ей все винокуренные заводы отписывались в казну — и порядка больше, и дохода выше. Впрочем, сам же Петр ее и нарушил — разрешил откупа, поскольку нужны были средства на затеянные им масштабные преобразования.
В общем, об итогах царствования «гражданина Романова П.А.» можно говорить разное, но в отношении российского пьянства усилия царя-преобразователя даром не пропали. Миф о том, что русские больше других народов употребляют алкоголь и охотнее других этносов падки на спиртные напитки, наконец-то получил отчасти подтверждение и сформировал стереотип об «извечном пьянстве русских».
В распространение этого мифа в Европе сам царь Петр Алексеевич внес неоценимый личный вклад.
Не тема нашего исследования оценивать, что он собственноручно в Амстердаме настолярничал. Во всяком случае с дикими попойками царя и его окружения высший свет английско-французско-голландско-австрийско-германских княжеств, то есть европейская элита познакомилась, так сказать, face to face.
Чего сто́ит один замечательный исторический документ — перечень уничтоженной мебели, заблеванных ковров, разбитых ваз и люстр гостеприимного голландского домика, в котором остановился на несколько месяцев «Петруша» в компании своих «птенцов». В пьяном загуле топили паркетом камин, выбили стекла, крушили серванты, вытоптали садик с цветами.
«Рушиш швайн», одним словом, «а ля Русь, а ля натюр» — как любил говорить мой ироничный друг, большой поклонник Лондона и Парижа, и, в особенности, отелей «Ритц» и «Георг V».
По свидетельству епископа Солсберри Джилберта Бернета, Петр даже в Англии собственноручно гнал и очищал водку (английский епископ называл ее «бренди», но самогонный аппарат описывал с завидной точностью).
Впрочем, в случае с Петром I, расплата за грехи молодости и, мягко скажем (всё-таки император, у Путина, опять же, портрет в кабинете висит), чрезмерное увлечение спиртным не замедлили сказаться на железном, на первый взгляд, здоровье государя.
Отметим, царь был человеком очень нескладным физически, если не сказать непропорциональным. Невысоких (средний рост мужчины — 165 см) современников внешний вид Петра потрясал.
Представьте: рост 204 см (!) — он на две головы выше толпы! При этом узкие плечи — 48 размер, маленький размер ноги: 38 размер.[150] Но при всем при том, огромная физическая сила — Петр реально мог узлом завязать кочергу, любил шутки ради согнуть пальцами одной руки монету и подарить ее потом приглянувшейся даме. Пусть мол, твой кавалер щипцами разгибает!..
Питерские историки говорили мне, что кажущийся уродливым и сюрреалистическим шемякинский памятник Петру в Петропавловской крепости, на коленях которого так любят сидеть в солнечный день дети, в действительности самый точный портрет взрослого Петра Романова.
Так вот, уже на пятом десятке Петр начал страдать от тяжелого расстройства печени и мочеполовой системы. Царь ездил в Карловы Вары на воды, выпивал в год по ведру минеральной воды, надеясь очиститься и избавиться от спорадических, жутких болей в паху, но тщетно. Организм не выдержал пыток Всепьянейшими Соборами. Иммунитет рухнул!
Страдания влияли на политику государя и делали ее нервозной и непоследовательной. Каждое новое воспаление приводило к новым вспышкам царственного гнева, новым недодуманным решениям. Болезни великих мира сего и их влияние на судьбы человечества — это воистину благодатная тема для отдельного труда! Если бы у Карла XII не воспалилась раненая нога перед Полтавой?! Если бы не скрутило Наполеона, вплоть до потери сознания, при Ватерлоо? Если бы Маркс, Муссолини и Мао Дзэдун так не страдали геморроем и запорами?! В общем, тему можно продолжать до бесконечности.