О русском воровстве, особом пути и долготерпении — страница 30 из 77

Кстати, и объяснить свою загадочность толком тоже никто не может, так что русские - не исключение.[143]

Попытка конкретизировать

Говоря о невероятной загадочности России, чаще всего называют несколько ее самых «особых» особенностей. Якобы, только в России это есть, а нигде больше в мире этого нет. Что же у нас такого потрясающего отыскалось?

Итак, во-первых, это общинность и соборность. Ну, что такое «общинность» еще более менее нормальный человек понять без толкового словаря Даля может, а вот «соборность»… Честно говоря, перерыв кучу источников и даже написав на эту тему специальную главку, я, каюсь, сам толком и не понял, что же это такое. Поэтому признаюсь привередливому читателю: уверенный стиль изложения в главе о «соборности» - лишь попытка скрыть собственное вялое разумение этого вопроса. Что поделаешь… МГИМО finished? - Ask![144]

Во-вторых, русская духовность. Сей термин для среднего умишка, конечно, непостижим. Чаще всего под ним имеется в виду способность русского человека предпочитать нечто идеальное материальному, отказываться от материальных ценностей в пользу духовных.

Еще загадочный русский путь предусматривает «особое» милосердие. У нас якобы милосердие было всегда сильнее законов, и русский человек больше полагался на милость вышестоящих, чем на законы.

Говорят непременно об особой роли государства в России и об особом отношении россиян к государству. Якобы, такого нигде и никогда не было. Только наше, русское доброе государство (напомню, слово «государство» происходит от «Государь») было истым отцом родным для россиянина, а тот с сыновней почтительностью доверял государству свое имущество и свою жизнь.

Попробуем разобраться с каждым из этих случаев.

Общинность и соборность

Мы пойдем другим путем.

Володя Ульянов после казни брата


Община в той или иной форме есть абсолютно у всех народов. Абсолютно у всех, у всех в принципе. Индивидуальное сознание автономной личности, персонализм - исторически очень позднее явление. Античная культура почти обожествляла собственно самого человека, поклонялась выдающейся личности, приравнивала к божествам людей-героев. На площадях греческих городов устанавливали статуи - портретные изображения победителей в Олимпийских играх - олимпиоников. В домах римлян ставили бюсты предков обоего пола: для памятования и поклонения.

Но и античный человек долгое время ощущал себя не «индивидом», но, в первую очередь, членом своей общины-полиса. А после развала полисов в громадных империях - членом городского муниципалитета, римским или италийским гражданином, членом прихода - церковной общины.

Чем люди образованнее и умнее, тем важнее для них своя индивидуальность. Но чем в большей степени они порвали с общиной и корпорацией, чем сильнее стали «сами по себе», тем сильнее в них желание принадлежности чему-то, включенности во что-то.

Крестьянская или соседская община в городе рано или поздно должна развалиться, но корпорация - вечна. В Риме общины уже не было. В Германии и Польше общины исчезают к XIV веку. В России они начали исчезать к концу XIX века, в начале ХХ Столыпин почти добил их. На какое-то время они возродились под псевдонимом «колхоз» и потом окончательно увяли. Во многих странах Востока, Южной Америки и Африки они есть до сих пор - во всей красе.

А корпорации в виде профессиональных объединений, клубов, коммун[145] по месту жительства, семей, объединений по самым различным интересам существуют и по сей день во всех странах и на всех континентах.

Корпорация мягче, принадлежность к ней добровольная или полудобровольная. Но и членство в корпорации дает почувствовать плечо, свою общность с кем-то, получить поддержку и помощь, испытать чувство собственной значимости, помогая другому.

В общем, корпоративный стиль жизни - нормальная и обычнейшая часть жизни всей нашей цивилизации, в том числе и самых цивилизованных народов.

Японские корпорации на первый взгляд, вроде бы, совершенно обычные буржуазные, капиталистические фирмы. Но есть, как говорится, нюансы. Во-первых, в них зарплата обычно выплачивается со строгим учетом не только квалификации, но и стажа.

При этом «плата за лояльность» фирме нередко больше, чем любые доплаты за «особые умения». У каждой крупной фирмы есть свой гимн, с его исполнения нередко начинается рабочий день. У многих корпораций есть форма, ношение которой обязательно. Более того, есть звания (!), как в армии, или, точнее, «ранги», как в дипломатическом корпусе, присваиваемые за «выслугу лет» и «безупречную службу».

Это означает, что вы можете быть ниже по должности, чем ваш непосредственный начальник, и полностью ему подчинены по функционалу в течение рабочего дня, но ваше корпоративное «звание» может быть выше, а потому в коллективе, тем более на совместном отдыхе вне стен офиса-завода, вам будет оказываться больший почет, чем «молодому выдвиженцу».

При этом у крупной корпорации, как правило, есть своя система здравоохранения, свои детские садики и даже начальные школы, свои распределители и дома отдыха… Жизнь в системе отношений корпорации пронизывает всю жизнь японца, и это никому не кажется признаком варварства.

В Южной Корее крупные корпорации вообще создавались при поддержке государства, и степень включенности человека в жизнь корпорации еще выше японской.[146]

Хоть убейте, я не могу себе представить не только сельскую общину царского времени, но даже сталинский колхоз, в котором рабочий день начинается с исполнения гимна колхоза, а ходить на работу полагалось бы в форме.

Нет, в сравнении с корпорацией японцев и корейцев наша общинность и соборность просто отдыхают! У нас все же было более гибкое сочетание общинного и частного интересов.

Есть индивидуализм, а есть коллективизм, они присутствуют в жизни каждого народа, общественного слоя и отдельного человека.

Корпорации возникли еще в позднюю античность, в том числе и церковные общины. «Миром Господу помолимся!» - возглашает священник. Миром - то есть объединением, корпорацией верующих. С тех пор число и разнообразие корпораций только росло. «Соборность» (одно из более-менее вразумительных толкований этого термина) - есть русское название объединений вне рамок общины, церковная корпоративность. Слово «собор» в русском языке и означает церковь, в которой могут собраться жители целого города. Впрочем, соборы были не на одной Руси. С той же целью - собрать во время службы население в одном месте возведены все без исключения европейские соборы: от Собора Святого Петра в Риме и Нотр-дам-де-Пари до последней сельской церквушки в Ирландии.

Честно говоря, даже как-то странно себя чувствуешь, когда пишешь о таких элементарных вещах.

Так чем же специфична русская «духовность» и «соборность»?

Ведь даже нельзя сказать, что у нас было больше общин, чем во всем мире, или что они у нас какие-то особенные, или что они у нас задержались дольше, чем в остальном мире. Общины как общины, не лучше и не хуже любых других.

Причем в России много поговорок на тему пресловутого коллективизма и общинности прямо противоположного значения. С одной стороны вроде: «Один в поле не воин», но с другой хлестко: «Где обчина - там всему кончина». Видимо, в народе всегда существовало двойственное отношение к общинности, и это проявилось в фольклоре.

Может быть, коллективизм в сознании россиянина сильнее, чем у европейца? И это не очевидно. В историческом прошлом, похоже, общинно-корпоративный строй в России был крепче европейского. Можно считать это признаком отсталости или следствием географических особенностей страны, где трудно вести сельское хозяйство без поддержки клана «своих».

Но, во всяком случае, ничего исключительного по части того самого коллективизма, в том числе соборности, на Руси отродясь не было. Сегодня положение дел еще более интересно, потому что в современной России, насколько можно судить, вообще общество… более индивидуалистическое, чем в Европе.

И не удивительно. При социализме по части коллективизма получился явный «перебор». Как только стало можно, народное сознание резко качнулось в противоположную сторону. Даже там, где принадлежать к корпорации выгодно, многие россияне предпочитают сохранять «автономию» от остального человечества и на любые объединения с другими людьми не идут.

Сейчас в России, по крайней мере в больших городах, люди толком не знают соседей по своей лестничной площадке. А уж по подъезду - точно не знают. На Западе принято здороваться, хотя бы вежливо кивать соседям по дому, по району, приподнимать шляпу, улыбаться и так далее. У нас же соседи живут годами рядом, но часто ведут себя как совершенно посторонние люди. А уж интересоваться личной жизнью своих соседей и даже их жизнью общественной и профессиональной у нас просто считается почти неприличным. Каким-то несерьезным занятием для бабок на лавочке у подъезда.

Полагаете, это признак большого коллективизма? Современный городской россиянин скорее упоенно предается частной жизни. Он в чужую частную жизнь не полезет и очень озабочен, чтобы в его не совались.

А в Европе этим индивидуализмом настолько объелись, что люди охотно объединяются и в любые клубы по интересам, и по месту жительства, и (что уже серьезнее) в разного рода секты и «ложи».

Удивляться ли этому? Да ничего странного! Если я сам по себе. Если разорваны мои связи с другими людьми… Тогда кто я и что? Откуда взялся? Куда иду? Одному в этом мире так неуютно, что хочется обрести хоть какие-то корни и хоть какую-то принадлежность.

Кризис самоидентификации в Европе достигает просто устрашающих масштабов. Люди кидаются в любые общности, лишь бы чему-то принадлежать: объединения по месту жительства, церкви, фан-клубы, общества анонимных алкоголиков, любителей домашних собачек - это все одного поля ягоды. Последствия «избытка индивидуализма», проявление «одиночества жителя мегаполиса». Продолжим этот ряд: флэш-мобы на улицах, ЖЖ - живые журналы в интернете, там же все новомодные виртуальные социальные сети