О русском воровстве, особом пути и долготерпении — страница 40 из 77

Этот типаж широко представлен в художественной литературе. Таков Хлынов у А. Н. Островского: вечно пьяный, с компанией прихлебателей ловит путников на дороге, упаивает до морока. Таков у него же Тит Титыч Брусков, по поводу которого впервые произнесено и вошло в русский язык слово «самодур».[202]

Таковы купцы-«золотишники» у Шишкова.[203]

Здесь в очередной раз приходится огорчиться: не вывела русская литература, увы, ни одного образа умного и образованного купца-мецената, щедрого и разумного. Есть образ Хлынова - нет персонажа, чьим прообразом стал бы, например, Третьяков. Есть погубивший себя, допившийся до бессмысленного самоубийства Прохор Громов - нет персонажей, восходящих к просвещенным сибирским купцам, строителям прекрасных зданий Иркутска, основателям гимназий и картинных галерей в этом «медвежьем углу».

Но ведь даже и в той литературе, которая есть, мы не увидим поэтизации грубости и пьянства. Демонстративное сверхпотребление, даже расточение богатств напоказ, чтобы все видели, антипатично Островскому. Его герои - скромные правдоискатели, люди духовные и умные. Видимо, таков и есть народный идеал.

Вроде бы опровержением написанного может показаться жизнь царей, а более - цариц XVIII столетия. Никакой сложной духовной жизни невозможно обнаружить у Анны Иоанновны, которая обожала грубые забавы шутов и шутих, никогда ничего не читала и двор которой побивал все рекорды расточительства.

Веселая, добрая Елизавета Петровна, конечно, посимпатичнее мрачной и злой Анны Иоанновны, но и она считала, что в Англию можно проехать сухим путем, а после ее смерти нашли ни много ни мало 15 тысяч платьев и несколько сундуков с чулками, подвязками, рубашками, пуговицами и башмаками. Никак не светоч умственной жизни и с откровенной склонностью к сверхпотреблению.

Даже сама Екатерина II, далеко не глупая и хорошо образованная правительница, обожала роскошь и поощряла дворян к расходам, намного превышавшим доходы.[204]

Но отметим - это характерно именно для XVIII века, века «дворцовых переворотов». Один из многих парадоксов нашей истории: в XVII веке царь Алексей Михайлович был сдержан в еде, вне парадных выходов и «сидения» в тронном зале одевался очень просто. И был очень прост в обращении. Любил истории про заморские путешествия, охотно общался с вернувшимися из дальних стран. Скажем, с Семеном Дежневым царь проговорил несколько часов, расспрашивал его о Ледовитом океане и моржах. Любил читать, любил диковинные механические игрушки и часы. Очень русский царь, очень соответствующий всему, о чем говорилось: низкий уровень потребления при высоком уровне умственных интересов и интенсивной духовной жизни.

Анна Иоанновна. Гравюра из книги «Сказание о венчании русских царей и императоров». 1896 г. Кстати, именно по ее инициативе в Москве и Петербурге завели уличное освещение, так что доброе слово можно найти в истории даже для нее

Это был царь настоящий, уверенный в себе и взошедший на трон по закону.

В XIX веке у нас тоже правили цари, законно наследовавшие трон. Законные владыки, а не нувориши на троне. И тоже они просты, естественны в поведении, образованы, культурны и ставят духовное куда выше материального.

Александр I посвятил сад в Царском селе «Дорогим моим сослуживцам».

Николай I не считал зазорным пойти за гробом отставного солдата, которого некому было проводить в последний путь. При том, что оценки императором русской литературы обнаруживают очень высокий уровень его личной культуры, царь Николай I был одним из самых образованных людей своей Империи.

Александр II обожал собирать грибы и проводить время в кругу семьи. Он же написал на проекте Третьяковской галереи «Принять с благодарностью», поддерживал Пирогова и серьезно ждал, что освобожденные им крепостные люди быстро поднимутся до культурного уровня дворянства, а Россия сделается самой могучей и процветающей страной мира.

Александр III[205] называл свою деятельность «службой», был очень сдержан в еде, не любил украшений и вообще ничего нарочитого и яркого. Что не мешало ему свободно говорить на нескольких языках, много читать и организовать Русский музей.

В общем, цари-нувориши - такое же исключение из правила, такая же историческая случайность, как купцы-нувориши, расточавшие свои случайные богатства в пьяном кураже по кабакам и публичным домам.

Но давайте подумаем о том, как отразились эти цари в русском народном сознании. Анна Иоанновна с ее фаворитом-Бироном и «бироновщиной» уже века служит своего рода историческим пугалом.

К Елизавете отношение неплохое, но, скорее, насмешливое, легкое - под стать ей самой.

Веселая царица

Была Елисавет:

Поет и веселится,

Порядка только нет.[206]

Наказание шпицрутенами.
Отвратительное действо, перенятое, кстати, из прусской армии. Даже слова русского для предмета пыток - и то не смогли подобрать

Екатерину Великую дворянство боготворило - «Золотой век Екатерины». Но и в ней ценили вовсе не любовь к парадным платьям и роскошным каретам.

Екатерина у А. С. Пушкина ведет себя как раз в полном соответствии с народным идеалом простоты, в том числе и простоты в одежде и украшениях. Пожилая дама, которую встречает Маша Миронова, капитанская дочка, в садах Царского села, выглядит как небогатая дворянка.[207] Чтобы читатель мог полюбить Екатерину, Пушкин просто не мог описать ее иначе.

Малокультурная и грубая Анна Иоанновна - Хлынов в юбке, и при том Хлынов или Тит Титыч на случайно занятом ею троне. В народное сознание, в том числе в сознание дворянства она вошла именно как «ненастоящий» царь.

Екатерина II имела права на престол еще меньше чем Анна, но она вела себя так, что стала в представлении людей «настоящей царицей». То есть вела себя просто, естественно и при том поддерживала идеи просвещения, сама писала фельетоны и пьесы, помогала Сумарокову и Державину.

И высшие царедворцы XVIII века оценивались так же. Расфуфыренный, как павлин, Шувалов вообще не оставил о себе никакой памяти в народе.

Прочно запомнился Алексей Орлов, который любил кулачные бои, в праздники ходил по улицам Москвы и разговаривал с «простым народом». Единственным украшением, которое носил до конца своих дней Алексей Орлов, был простой железный перстень, подаренный Сен-Жерменом. Он же вносил правки в переводы с французского, если переводчики врали.

Григорий Потемкин мог бы, при желании, есть исключительно фуа-гра на золоте. Но он, составляя сложнейшие планы развития артиллерийского парка России и чертя сложные формулы, прихлебывал обожаемые им кислые щи из стеклянной бутылки с широким горлышком, чтобы не накапать на чертежи.

Александр Пушкин знал историю, как профессиональный историк. Писал стихи на французском языке,[208] профессионально фехтовал и стрелял из пистолетов, а сидел на коне так, что во время путешествия на юг получал предложения вступить на военную службу. И при том тратил деньги на книги, а не на наряды. Не будь Пушкин прост и доступен, и ему не стать бы народной легендой.

Все эти люди, и цари, и царедворцы, и «рядовые» дворяне (как камер-юнкер Пушкин) в глазах иностранцев сочетали несочетаемое: относительно низкий уровень потребления и абсолютно высокий уровень культуры. А свое высокое положение в обществе ценили совсем не в такой степени, в какой это казалось естественным для европейцев.

Как писал Николай Некрасов, перефразировав недоуменные слова графа Ростопчина, сказанные после восстания декабристов:

В Европе сапожник, чтоб барином стать,

Бунтует, - понятное дело!

У нас революцию сделала знать:

В сапожники, что ль, захотела?…[209]

Впрочем, пока мы говорили о бытовой неприхотливости русских и о нашем долготерпении в области повседневной жизни. Миф же - не только об этом. Якобы русские неприхотливы и в общественной жизни. Их устраивает жесткость, даже жестокость властей. Им нравится быть рабами начальства.

Проверим, насколько это соответствует действительности.

Рабы начальства: русские или немцы?

Невозможно оценивать поведение предков, исходя из современных представлений. Слишком многое в жизни людей XVIII, даже XIX веков кажется нам диким, жестоким, нелепым. Но все познается в сравнении: надо сравнить, как вели себя и как осознавали себя люди в одну и ту же эпоху в разных странах.

Стоит проделать такую работу, и мы убедимся: совершенно разные оценки даются одним и тем же по смыслу событиям. Елизавета Петровна и Фридрих II Прусский - современники, люди середины XVIII столетия. Приведу два случая из придворной жизни этого времени, связанные с этими коронованными особами.

Случай первый: Петербург. Царица Елизавета Петровна из-за бессонницы вышла из своих покоев раньше обычного. И обнаружила: ее фрейлина, 15-летняя княжна Гагарина, сигает из комнаты вместе с каким-то гвардейским поручиком.

- Рано начинаешь, милая… Не обессудь… - вздохнула императрица.

Царица, как была в шлафроке (т. е. попросту, в ночной рубашке), так за ухо и отвела юную фрейлину к дивану, разложила, и собственноручно выпорола розгами. Если верить придворной легенде, княжна вопила так, что сбежавшиеся придворные стали просить царицу о прощении «подлянки». В их числе был и тот самый поручик.

Елизавета экзекуцию не прекратила, Гагарина получила сполна. Но позже царица пару поженила, а на их свадьбе пила водку, кричала «горько», плясала и закусывала своими любимыми пирогами с морковкой.