– Тип из больницы не заходил? – Филип хотел сменить настроение, и Ирена улыбнулась.
– Не заходил, – ответила она, покачав головой, тронутая его ревностью, но, как и все женщины, отвечая на прямой вопрос, оставила в самом тоне ответа лазейку для сомнений.
Еще до сессии директор, ссылаясь на необходимость амортизировать издержки и слегка шантажируя Филипа фестивалем, посоветовал ему снять научно-производственный фильм об устройстве, опытный образец которого создали на их предприятии. Филип часами торчал на ходовых испытаниях, а когда ему наконец удалось снять успешную обработку металла, на съемочной площадке появился директор. Как обычно, спросил про экзамены, потом взял Филипа под руку. “Почему вы не обращаете внимания на людей?” – Он указал на инженеров и рабочих возле станка. “Что у них за вид?” – сказал директор, подозвал кого-то из рабочих и потянул его за рваный фартук, сколотый булавкой.
– Почему не бреетесь перед съемками?
– Бреюсь, пан директор, – ответил рабочий в рваном фартуке. – Но зарастаю быстро.
Директор отослал его обратно к станку и сказал, что завтра выдаст новые комбинезоны, каски и съемку придется повторить.
– На комбинезонах можно написать название предприятия. Будет видно в кадре, – сказал Филип, впустую потративший неделю и три катушки пленки, но директор шутки не понял.
– Можно. – Он посмотрел на Филипа с одобрением.
– Пан директор, – сказал Филип, – я пригласил к нам Занусси.
– Зачем?
– На встречу. Очень умный человек, – сказал Филип.
– В какой области? – спросил директор.
– Снимает кино, – сказал Филип.
– Тогда пусть приезжает, – решил директор.
Приближался фестиваль. Филип упаковал пленку в коробку и занялся оформлением командировки. Обычно это делалось просто, командировку подписывал Осух, и Филип мог отправляться. Теперь же, когда он ехал за счет дирекции, все оказалось гораздо сложнее. Сразу несколько человек ломали голову, что вписать в графу “цель поездки”, а бухгалтерия размышляла, какое средство передвижения соответствует статусу режиссера, едущего на фестиваль. Изучали документы и официальные издания, в которых публикуются законы, а когда выяснилось, что нужна еще и подпись административного директора, Филип разозлился и в сердцах сказал:
– Пока вы тут с бумажками возитесь, фильм можно снять.
Удивленные сотрудницы бухгалтерии нехорошо посмотрели на него.
– По-вашему, это бюрократическая волокита? – спросила начальница отдела финансов.
– Именно, – ответил Филип. Когда он вернулся в отдел, оказалось, из финотдела уже звонили директору и Осуху.
– Сказали, что мы шпиона растим, что ты опасный тип… – шептал ему Осух в углу коридора. – Не говори таких вещей, Филип, ну зачем тебе это.
– Да ведь все так и есть, черт побери, – прошептал Филип и рассказал Осуху о съемках научно-технического фильма. Осух кивнул, но повторил:
– Не говори такого, Филип.
На вокзал его провожала Ирена с коляской, чего раньше никогда не случалось. Стоять вот так с семьей в ожидании опаздывающего поезда было неловко. Они не разговаривали, чувствуя, что нужно либо заводить серьезный разговор, либо молчать. Филип попытался отправить жену домой, но она, не глядя на него, сказала в пространство: “Да нет, подожду”. Перед зданием вокзала остановилась скорая, двое мужчин выглянули из окна.
– Знакомые? – спросил Филип. Ирена пожала плечами. Мужчины вытащили носилки и исчезли в жилом доме рядом с вокзалом. Прибыл поезд, Филип зашел в вагон, все время оглядываясь на дверь жилого дома. Ирена торопливо поцеловала его на прощание и тоже поглядела в сторону дома. Когда поезд тронулся, Филип увидел, что парни несут на носилках какую-то старушку, и послал Ирене поцелуй. Он стоял в коридоре и смотрел, как она становится все меньше и меньше. Вспомнил, как смотрел на нее из окна предприятия. Ирена вдруг оставила коляску, побежала за поездом и что-то крикнула. Филип открыл окно, высунулся, Ирена крикнула еще раз. Она была уже далеко. Он не мог разобрать, что она кричала: “Не выигрывай!”
Во время просмотра Филип сильно нервничал. В фестивальном зале сидело человек сто пятьдесят со всей Польши, и он впервые в жизни почувствовал, что сделанное им будут оценивать люди. Филип вжался в кресло, руки у него вдруг вспотели, он не воспринимал происходящего на экране и чувствовал, что не в состоянии понять того, что сам сделал. Фильм встретили хорошо. Зрители смеялись над чиновниками, идущими в туалет, и над узнаваемым моментом, когда артистам выдают деньги за концерт, а когда голуби взлетали с подоконника, в зале чувствовалась сосредоточенность. Только теперь Филип заметил, что получилось, будто голуби не хотят участвовать в торжественном мероприятии, и почувствовал, что все именно так это и поняли.
Перед показами зрителям представили жюри, в состав которого помимо людей из Федерации и профсоюзов вошел Анджей Юрга, занимающийся любительскими фильмами на телевидении, актриса Тереса Шмигелювна и критик еженедельника “Кино” Тадеуш Соболевский. Люди известные, и их вовсю обсуждали в кулуарах. Члены жюри сидели в первом ряду, перед ними на столиках стояла кока-кола и стаканы, и после каждого фильма они что-то записывали на своих листочках. Никто не знал что, но во время перерывов ходили слухи о каких-то рейтингах, плюсах и минусах, которые участники фестиваля углядели в заметках жюри. Разумеется, в жюри была и Влодарчик, она заговорщицки подмигнула Филипу, сидящему в конце зала. После фильма Филипа объявили перерыв. Влодарчик разыскала его в оживленной толпе кинолюбителей. Взяла под руку, ничего эротического, просто чтобы отвести в сторонку, и там в сторонке сказала, что фильм в том виде, в котором он его показал, стал лучше, много лучше. Немного поговорили об уровне фестиваля, и Влодарчик вернулась в жюри.
К Филипу подошли несколько завсегдатаев, они присматривались к нему и разговаривали с ним с подозрением.
– Эта баба многое может, – сказал седой старичок, имея в виду Влодарчик, – знаете, кто ее трахал?
– Нет, – ответил Филип. Старичок тоже взял его под руку, как недавно брала Влодарчик, и отвел в уголок. Наклонился к Филипу и прошептал фамилию. Филип фамилии не знал, но сделал вид, что знает. Он покивал, старичок тоже покивал и продолжил разговор, употребляя в речи модные молодежные словечки. Спросил Филипа, откуда в его фильме голуби. Филип ответил, что когда ждал членов коллегии, голуби сидели на окне, вот он их и снял.
– Интересная концепция. Значит, вы снимаете то, что есть?
– Да, – ответил Филип, – что есть.
– Слушай, а ведь это идея, – задумался старичок, принес два коньяка и выпил с Филипом на брудершафт.
Когда показы закончились, члены жюри сели лицом к зрителям, и начались открытые прения. Обсуждали достоинства и недостатки фильмов. Влодарчик выдвинула на премию фильм Филипа. Члены жюри с одобрением отнеслись к ее предложению, и только мужчина в очках и кожаном пиджаке возражал: мол, это дебют, и есть опасность перехвалить подающего надежды юношу. Влодарчик сказала, что Филип не такой уж и юноша, и попросила его встать. Филип встал, он чувствовал себя глупо и, может быть, именно благодаря выражению лица сорвал аплодисменты. Кожаный пиджак больше не возражал.
– Он врач, – сказал Филипу сосед, когда Филип сел.
– Какой?
– Гинеколог, – пояснил сосед, – снимает фильмы для серьезных фестивалей.
Юрга с телевидения по большей части помалкивал, но когда подошла его очередь, взял слово и произнес речь, которую все оценили как историческую.
– Ребята, – сказал он. – Все фильмы, представленные к награде, ужасны. Остальные тоже. Снимаете вы из рук вон плохо, ориентируетесь на худшие образцы кинохроники и телевидения…
– Но вы же сами с телевидения, – вставил кожаный пиджак.
– Да, – сказал Юрга, – но телевидение – как официальная газета. А вы свободны, вы можете снимать, что хотите, что чувствуете, о ваших коллегах, женах и мамах, о том, что вам в этом мире не нравится. А вы снимаете заказуху самого низкого пошиба.
Он долго говорил о бездарности и халтуре, а под конец и вовсе предложил премию не присуждать.
Наступила гробовая тишина, но ее быстро нарушил председатель жюри. Он сказал, что так нельзя, что коллеги снимают фильмы о своих предприятиях из лучших побуждений, отдавая этому силы и время. Он употреблял выражение “политическая сознательность” и решительно отказывался считать участников фестиваля нерадивыми учениками.
– А я вам скажу, почему они так снимают, – прервал его Юрга. – Потому что за такие фильмы на таких, как этот, фестивалях они получают награды!
– Неправда! – крикнул председатель. – Они так снимают, потому что так чувствуют! Список фильмов-претендентов на премию уже огласили, и я предлагаю проголосовать.
Провели голосование, и конечно же Юрга со своим ребяческим протестом остался в одиночестве.
Объявили перерыв, чтобы посовещаться, после чего огласили решение жюри. Филип получил третью премию. Диплом и три тысячи злотых. Награжденных поздравили все, даже Юрга подал им руку. Рядом с Филипом он задержался и сказал: “У вас что-то такое было”. Что порадовало Филипа даже больше, чем диплом.
Когда все закончилось, Влодарчик спросила Филипа, не пригласит ли он ее выпить кофе. Было уже поздно, они жили в одной гостинице, поэтому отправились в гостиничный бар. Филип заказал два кофе и спросил, не выпьет ли она с ним за его премию. За соседними столиками сидели кинолюбители и члены жюри и громко спорили. Отовсюду слышалось: камера, кадр, освещение, премия, фестиваль. Влодарчик не возражала выпить за его награду. Филип хотел быть галантным и заказал бутылку коньяку.
– Нам нужен такой, как вы, – говорила Влодарчик. – Молодой, из маленького городка, начинающий. Тебя как зовут? – неожиданно спросила она.
– Филип, – ответил Филип. – А зачем? – спросил он, имея в виду сказанное Влодарчик.
– Аня, – сказала Влодарчик, имея в виду свое имя. – Хочешь знать, кто сегодня был прав?