УЛЯ. Мы остались одни, сыночек. Теперь мы одни. И мама не знает, справится ли. Слышишь, сыночек? Не знаю, сумею ли справиться…
Яцек открывает глаза – как и утром, в них ни тени сна.
ЯЦЕК. Мама, ты что-то сказала?
УЛЯ. Нет, это ты закричал. Спи, спи.
Тихонько гладит его лицо, пока Яцек не засыпает.
Типичная канцелярия. Лабрадор склоняется над секретаршей отдела обеспечения судопроизводства по уголовным делам, немолодой благообразной дамой в золотых очках и платком, обмотанным вокруг шеи.
ЛАБРАДОР. Есть уже раписание на следующий месяц, пани Кася?
КАСЯ. Пока прикидываем. Какое дело, пан адвокат?
ЛАБРАДОР. Стах. Дариуш Стах. Сорок шестая Декрета.[44]
КАСЯ. Берете себе? Вместо адвоката Зиро?
ЛАБРАДОР. Да, пани Кася, совсем спятил на старости лет.
КАСЯ. Вижу. Простите, пан адвокат.
Улыбается: вышло неловко, но через секунду и сам Лабрадор улыбается.
КАСЯ. Там, кажется, председательствует Бедрон, а в составе судья Шафранская из Второго и наш судья Ласко.
ЛАБРАДОР. Бедрон…
Он огорчен.
КАСЯ. Бедрон, Бедрон. Это плохо? У него в последнее время большие нелады. Сильно изменился.
ЛАБРАДОР. Считаете?
КАСЯ. Знаю. Жаль Зиро, правда, пан адвокат?
ЛАБРАДОР. Не то слово… Он обрел покой, пани Кася. А мы должны каждый день вставать. Почему устроено, что такие люди, самые способные, уходят первыми… Бессмысленно, несправедливо.
Лабрадор уходит. Из своего кабинета выходит начальница отдела, сорокалетняя женщина в просторном свитере крупной вязки.
НАЧАЛЬНИЦА. Нас заморозят в этом суде. Адвокат Лабрадор снова у нас?
КАСЯ. Взял дело Стаха. Вместо адвоката Зиро.
Начальница возвращается в кабинет. Там сидит крупный мужчина с золотой печаткой на пальце, в наброшенном на костюм пальто. Мы с ним пока не знакомы, но это судья Бедрон.
НАЧАЛЬНИЦА. Лабрадор берет дело, которое вел Зиро. Парень-забастовщик, после армии. Теперь пойдет чуть иначе, наверное?
БЕДРОН. Иначе не иначе – не имеет значения. У него были какие-то неприятности, не знаешь?
НАЧАЛЬНИЦА. У кого?
БЕДРОН. У Зиро.
НАЧАЛЬНИЦА. Я что-то слышала, но без подробностей. Вроде дальше угроз не пошло. Хотя не сказать чтобы он боялся.
БЕДРОН. Не боялся, нет. Боевой, горячий… Светлый человек. И говорил так, что… удавалось посреди этого бардака сохранить лицо. Помню, как…
Бедрон взмахивает рукой.
Антек сидит между ними. Ему не холодно. За окном идет дождь. Молодая секретарша судебного заседания просовывает голову в дверь.
СЕКРЕТАРША. Поменять так: “Пан Бедрон, пан судья, начинаем”.
Выходит. Бедрон встает, вздыхает.
БЕДРОН. Знаешь, что я тебе скажу? Твою мать!
НАЧАЛЬНИЦА. Святая правда.
Выходят вместе. Через мгновение звонит внутренний телефон. Антек снимает трубку и подносит к уху, улыбаясь собственной шутке.
АНТЕК. Бедрон слушает.
ГОЛОС. Пан судья, начинаем.
АНТЕК. Иду.
Звонящий не вешает трубку. Антек тоже.
ГОЛОС. Кто это?
Антек кладет трубку.
На Томеке американские ботинки и американская куртка. В руке он держит битком набитую американскую сумку. Долго стоят обнявшись с Улей в коридоре, она нуждалась в таком объятье и замерла, прижавшись к Томеку.
ТОМЕК. Бедняжка. Как мне тебя жаль.
Уля молчит. Стоят еще немного. Дождавшись, когда Уля немного ослабит объятье, Томек, понимая, что момент не вполне подходящий, открывает сумку у нее за спиной. Звук расстегиваемой молнии. Уля оборачивается. Томек достает из сумки мантию – мы уже такие видели – с зелеными отворотами.
ТОМЕК. Это Антека.
На Улю мантия производит понятное впечатление. Она не сразу забирает ее у Томека, и тот стоит как дурак с неуместным подарком. Наконец Уля берет мантию и вешает на вешалку в коридоре. Улыбается.
ТОМЕК. Может, захочешь продать. Сейчас шерстяная мантия… тысяч десять стоит, может, двадцать…
УЛЯ. Нет. Пусть висит. (О чем-то вспоминает.) Вспомнила, как ее пошили… Он стоял перед зеркалом, я смеялась. А он говорит: “Понимаешь, что такое мантия? Понимаешь?” Но чтo2 – не сказал…
ТОМЕК. Мантия? Забавно: мантия дает чувство, что ты воплощаешь закон. Что у тебя есть право сказать больше и тебя обязаны слушать. Тебе нечего бояться, и ты должен не бояться. Может, он это имел в виду, нет?
УЛЯ. Не знаю… Не знала.
Сидят в комнате, в другом настроении.
ТОМЕК. Расскажи что-нибудь, хочешь?
УЛЯ (кивая). Так внезапно это все… Умер, взял и умер… Сидел в машине за рулем, я опаздывала, кто-то позвонил, стала трепаться по телефону… Может, если бы я вышла раньше… Может, он рассердился, что я опаздываю…
ТОМЕК. Сердце, это сердце.
УЛЯ. Должна же быть причина, почему именно сейчас, в эту секунду.
ТОМЕК. Ты не смогла бы ничем помочь…
УЛЯ. Но я была бы рядом. Может, он что-то сказал бы?
ТОМЕК. Не думай об этом. Меня долго не было. Я опоздал, да?
УЛЯ. Куда?
ТОМЕК. Вообще, всюду. Вы все сделали без меня. Как ты будешь жить?
УЛЯ (втягивая голову в плечи). Не знаю.
ТОМЕК. Ты что-нибудь думала? У тебя есть какие-то планы?
УЛЯ. Не думала, нет. Никаких планов. У меня еще никто не умирал… Бабушка – но мне было пять лет, я ничего не помню…
ТОМЕК. Вы же с ним не были особенно близки?
УЛЯ. Вроде нет. А теперь кажется, были, и даже очень. Столько изменилось за эти дни, – это тоже. (Встает.) Покажу тебе кое-что, ладно?
Томек кивает. Уля идет в кабинет Антека и возвращается со справочником адвокатов. Протягивает Томеку. Томек не понимает, что от него требуется, справочник ему знаком, листает. Задерживается на букве “Л” и красном вопросительном знаке.
ТОМЕК. Так что же?
УЛЯ. Мне кажется, это связано с его последним делом.
ТОМЕК. Что именно?
УЛЯ. Этот вопросительный знак. Он не хотел, чтобы оно перешло к Лабрадору…
ТОМЕК. Что ты выдумываешь? Он же не знал…
УЛЯ. Ну, не знал.
ТОМЕК. Так почему он должен был ставить какие-то знаки?
УЛЯ. Не знаю. Мне просто так кажется…
ТОМЕК. Как с этим связан Лабрадор?
Уля понимает, что должна объяснить подробнее.
УЛЯ. Это дело одного парня, забастовщика. Два дня назад ко мне приходила его жена, симпатичная, молодая… Спрашивала совета, мне ничего не пришло в голову… сказала ей про Лабрадора.
ТОМЕК. Он не возьмет.
УЛЯ. Взял.
ТОМЕК (присвистывая). А этот знак? Вопросительный?
УЛЯ. Дурацкая история. Я не знала, кого ей посоветовать, мы стали смотреть справочник, знака не было.
ТОМЕК (внимательно глядя на нее). Может, сводить тебя на дискотеку? Или на ужин, или еще куда-то?
Уля отрицательно качает головой – нет, не нужно. Все в порядке.
УЛЯ. Не было, точно. Но дело не в этом. Я подумала – он не хотел бы Лабрадора.
ТОМЕК. Не знаю. Может, ты и не права. Он прекрасный адвокат. Совершенно другого рода, но превосходный. Антек его любил.
УЛЯ. Но к ворам они относились по-разному.
ТОМЕК. Антек слишком много от него требовал. Он вообще много требовал, и от себя тоже.
УЛЯ (смотрит упрямо). Он бы не хотел. Что же сделать, чтобы было как он хотел? Хотя бы это… Лабрадор должен утром забрать документы. Может, подложить туда справочник? Он увидит и догадается? Томек!
Томек вырывает из списка страницу с “Л”. Разрывает ее пополам, потом еще раз и еще. Антек даже вздрогнул от возмущения. Он, вероятно, все время сидел тут, но мы не видели – не было необходимости. Томек кладет клочки в пепельницу, достает зажигалку и поджигает.
ТОМЕК. Антека нет, а старик очень расстроится. Так нельзя. Документы у тебя?
Переходят в кабинет Антека. Томек просматривает документы. Почти сразу обнаруживает маленький листок – записку из тюрьмы. Читает.
ТОМЕК. О, это не потеряй. Может, наведет его на мысли.
Встревоженная Уля думает о чем-то другом. Выходит. Томек продолжает листать бумаги. Уля возвращается с сигаретой, садится. Встает и снова садится. Томек смотрит на нее, отрывается от документов.
ТОМЕК. Еще знаки?
УЛЯ. Нет, нет. Десять лет назад вы очень дружили с Антеком, правда? Когда он познакомился со мной…
ТОМЕК. Очень.
УЛЯ. Ты знал о тех моих фотографиях?
ТОМЕК. Где ты голая? Знал. Он мне рассказал.
УЛЯ. Откуда он знал, не знаешь?
Томек не знает.
УЛЯ. Почему он мне ничего не сказал? Я бы ему все объяснила. Это же было до нашего знакомства, мне были нужны деньги… Его это мучило?
ТОМЕК. Немного.
УЛЯ. Я нашла их вчера, запрятанные, он всюду ножницами вырезал лицо… Почему же он ничего мне не сказал?
ТОМЕК. Старые дела, Уля. Это уже не важно, ему тоже.
УЛЯ (гасит сигарету). Ничего мне не сказал.
Квартира Лабрадора – темная, заставленная, неуютная. На окнах тяжелые старые шторы, обивка на кожаных стульях с высокими спинками полопалась, огромный письменный стол завален бумагами.
Старый Лабрадор изучает документы по новому делу. Делает заметки, пролистывает газеты, вероятно относящиеся к делу, справляется в Уголовном кодексе и брошюре “Закон о военном положении”. Пробегает взглядом листовки и подпольные издания, очевидно найденные у обвиняемого, просматривает протокол обыска и список участников забастовки с распределением обязанностей, составленный Дареком. Каждый прочитанный документ Лабрадор передает сидящему рядом за маленьким столиком Метеку. Мы уже видели его в суде, он крутился возле Лабрадора. Метек не вызывает симпатии и, несмотря на свою старательность, только раздражает Лабрадора, да и нас.