Лабрадор добирается до знакомой нам записки. Склоняется над ней, буквы мелкие, а зрение, вероятно, слабое, – он открывает ящик и достает старую лупу в металлической оправе. Но увеличенные буквы и слова никак не складываются в текст.
МЕТЕК. Испортите зрение, пан адвокат. Глаза – это сокровище.
ЛАБРАДОР. Читай.
Метек подходит, берет записку. Читает себе под нос, переворачивает другой стороной.
ЛАБРАДОР. Читай же, черт побери.
МЕТЕК (спокойно и все так же еле слышно дочитывает до конца). Хочу прочесть вам без запинки, пан адвокат.
ЛАБРАДОР. О господи! Читай.
МЕТЕК. “Уважаемый пан адвокат, появилась оказия, смогу отправить вам несколько слов. Рад, что вы будете меня защищать. Вы молодой и поймете меня. Вы за этот месяц первый, кто меня понял. Я сказал, что подумаю, и подумал. Согласен с вами – нужно вернуться к людям. Но, если я правильно запомнил ваши слова, надо не потерять достоинства. Я сделаю, как вы сказали. Не буду лукавить, но и не стану отрицать, что не был рядовым участником забастовки. Потому что мне доверяли, что ли. Я считал, что нужно бастовать, чтобы решить проблемы, но вы правильно уловили, что я не хотел беспорядков, не хотел, чтобы начали громить станки, был против арматуры, которую они собирались достать. Мне запомнилось, как вы сказали, что мои мотивы были благородными, так и есть, хотя до сих пор я об этом не думал. Пан адвокат, я беспокоюсь за жену и дочку. Скажите Асе, что со мной все хорошо, я держусь, – скажите ей все, что вы мне объяснили. С наилучшими пожеланиями, товарищи по камере, которым я рассказал, присоединяются. Дарек. Постскриптум: я рад, что вы не хотите, чтобы я притворялся сумасшедшим и т. п.”.
Лабрадор задумывается. Метек нет.
МЕТЕК. Да, удружил нам клиента адвокат Зиро.
ЛАБРАДОР. Я что, тебя спрашивал? От тебя требовалось прочитать, черт тебя подери, и только. Хватит. (Забирает у Метека записку и прячет среди бумаг. Смотрит на Метека, тот явно устал.) Иди уже…
МЕТЕК. Заварить вам чай?
ЛАБРАДОР. Нет, иди!
Прислушивается, убеждается, что Метек ушел. Тянется к телефону – сидящий там рядом Антек от неожиданности отшатнулся. Набирает номер, который Антек хорошо знает.
ЛАБРАДОР. Пани Уршуля? Лабрадор. Еще не спите?
В комнате Ули темно. Включает лампу. На границе света видно Антека. Он одновременно и у Лабрадора, и здесь.
УЛЯ. Не сплю. Добрый вечер.
Просыпается окончательно.
ЛАБРАДОР. Почему вы тогда мне позвонили?
УЛЯ. Я знала вас и подумала… Вы любили Антека, и он вас…
ЛАБРАДОР. Я имею в виду другое. Антек когда-нибудь говорил с вами об этом деле?
УЛЯ. Нет. Пару раз упоминал…
ЛАБРАДОР. А обо мне он вам говорил? В связи с этим делом?
УЛЯ. Нет.
ЛАБРАДОР. Я вам кое-что скажу. А вы подумайте. Этого парня нужно и можно вытащить, но я по-прежнему думаю, что буду делать это не так, как делал бы Антек. Понимаете?
УЛЯ. Да.
ЛАБРАДОР. Для вас это важно?
Антек все это время и там, и там. Возможно, в напряженном ожидании. Уля пытается выиграть время.
УЛЯ. Не задумывалась.
ЛАБРАДОР. Знаете, часто бывает, люди хотят, чтобы что-то шло так, как хотелось бы их умершим. У вас такое есть?
УЛЯ. Да. Я поливаю дыни, которые он посадил. Они хорошо растут. Можете подождать секунду?
Встает, идет в комнату Антека. Находит справочник адвокатов, открывает и только теперь вспоминает, что Томек вырвал страницу и сжег. С уже ненужным справочником возвращается к телефону.
ЛАБРАДОР. Вы что-то искали?
УЛЯ. Нет, ребенок проснулся.
ЛАБРАДОР. И что вы думаете?
УЛЯ. Ничего… ничего не думаю. Антек наверняка хотел, чтобы тот парень вышел…
ЛАБРАДОР. Да, это я знаю. Может, он и выйдет. Признаюсь вам, я взял это дело, потому что собираюсь поставить точку. Нас выпроваживают на пенсию. (Оба какое-то время молчат.) Хотя и это не вся правда… Знаете, я все думаю, к чему в конце концов пришел… К делу от непослушного ученика.
УЛЯ. Он был непослушным?
ЛАБРАДОР. Шучу… Я ему никогда не говорил и не знаю, понимал ли он, вам я тоже не сказал бы – зачем?.. но теперь… Я к нему очень тепло относился… Желаю вам спокойствия.
УЛЯ. Спокойной ночи.
Кладут трубки одновременно. В комнате Лабрадора Антека уже нет, а жаль. Антек смотрит, как Уля встает с кровати, подходит к шкафу, достает его костюм и вешает на полку рядом с тахтой. Просовывает руку в рукав пиджака и долго гладит материал изнутри. Потом прижимает рукав к лицу, подкладывает под щеку и, не выключая свет, засыпает.
Лабрадор достает фотоальбом. Находит фотографию, снятую по случаю окончания стажировки. В центре стоят десять – пятнадцать молодых ребят, по бокам несколько пожилых адвокатов, среди них Лабрадор. Антек в середине, задорно улыбается. Низко склонившись, Лабрадор рассматривает снимок в большую лупу.
Антек, подождав немного, подходит ближе и осторожно дует Уле в лицо, чтобы проверить, спит ли. От дуновения колыхнулись волосы, но она спит крепко. Антек осторожно вынимает рукав пиджака из-под ее щеки. Уля поворачивает голову, на щеке отпечаталась елочка ткани. Уже пару минут слышно, как кто-то мягко касается клавиш, – тихие отрывистые звуки фортепиано.
В тюремной комнате для свиданий адвокат и обвиняемый чувствуют себя неуютно. Откровенность разговора по понятным причинам ограничена, и даже опытный Лабрадор время от времени озирается и понижает голос, не уверенный в том, что их не слушают.
ЛАБРАДОР. Пройдемся еще раз. Кое-где нужно будет поменять разные мелочи. Начнем с мотивов. Ты хотел, чтобы в Польше стало лучше?
Мы первый раз видим Дарека. Невысокий худощавый блондин, не подумаешь, что ему двадцать пять и у него жена и дочь. Не скажешь по нему и что он заключенный – но тем не менее.
ДАРЕК. Да.
ЛАБРАДОР. В какой Польше?
ДАРЕК. В Польше, в нашей…
ЛАБРАДОР. В нашей, социалистической.
Дарек морщится. Антек тоже.
ЛАБРАДОР (внимательно смотрит на Дарека). Ты можешь себе представить не социалистическую Польшу?
ДАРЕК. С трудом.
ЛАБРАДОР. Ну а если ты хотел, чтобы в Польше стало лучше, и не можешь себе представить другую Польшу, значит, ты хотел ее видеть социалистической. Так и нужно говорить.
Звучит логично, но Дарек с сомнением качает головой.
ЛАБРАДОР. Ничего, что я на “ты”?
ДАРЕК. Ничего.
ЛАБРАДОР. Не бойся социализма, сынок, в нем нет ничего плохого. Ты, может, сам об этом не знаешь, но ты сидишь здесь за социализм. Ты сидишь за свой социализм. Я не настаиваю, можешь не говорить о социализме вообще – говори о своем.
Дарека его слова не убеждают. Лабрадор встает и, нависая над сидящим, принимается ходить вокруг него, насколько позволяет узкое помещение.
ЛАБРАДОР. Задумайся-ка на секунду – а может, ответишь сразу. Ты знаешь, чего хочешь?
Дарек знает.
ДАРЕК. Чтобы было по справедливости…
ЛАБРАДОР. Вот об этом и речь. Ты должен понять, что тебя ждет суд. Знаешь, что такое суд? Когда-нибудь был в суде?
ДАРЕК. Вообще-то нет…
ЛАБРАДОР. Есть судьи, и они должны быть. Многие из них устали, но многие относятся к своему делу серьезно. И знают не хуже прочих, что история всегда возвращается на круги своя. От тебя требуется одно: немножко помочь им. И уж точно не мешать.
ДАРЕК. Вы хотите, чтобы я не признавался?
ЛАБРАДОР. Сынок, ты взрослый человек… Я хочу, чтобы ты не устраивал спектакля. Пора быть посерьезнее. Между признаваться и не признаваться еще много возможностей. Пошли дальше. Адвокат Зиро говорил с тобой о том, что может дать психиатрическое обследование?
ДАРЕК. Говорил. Но сказал, что мы не будем этого делать. Я тоже не хотел. Я не псих.
ЛАБРАДОР. Ты участвовал в каких-нибудь демонстрациях? Тебя наверняка уже спрашивали.
ДАРЕК. Да.
ЛАБРАДОР. Почему же не пошел дальше?
Дарек молчит.
ЛАБРАДОР. Я тебе скажу. Потому, что по ту сторону были люди в форме, которую ты сам недавно носил. Это не имеет ничего общего с сумасшедшим домом. Трудности адаптации, понимание того, что существуют две правды, – все это давит на человека, ведет к внутреннему конфликту. Человек несет ответственность за свои действия, но не всегда может руководить эмоциями.
ДАРЕК. Я был в своем уме, абсолютно. Совершенно не терял головы, зачем мне говорить, чего не было?
ЛАБРАДОР. Ты не знаешь, что творится у тебя внутри, никто не знает… Это тоже помогло бы судьям. Думай, что хочешь, и выйдешь со своими мыслями на волю. Правосудие сегодня, как и все мы, нуждается в помощи, дорогой пан Дарек… И ты можешь ему помочь.
ДАРЕК. Но адвокат Зиро…
ЛАБРАДОР. Антек был прекрасным человеком. Но я не могу как он. Возможно, сорок лет назад я действовал бы по-другому. Он – мой ученик, и был, наверное, лучше меня, отзывчивей, чище. Возможно, он был не просто адвокатом, а в большей степени художником. Делал все по-своему, и все получалось. Не должно было, но получалось. А я держу в руке скальпель и режу. Вы, наверное, легко нашли общий язык?
ДАРЕК. Легко.
ЛАБРАДОР. На твоем суде он произнес бы прекрасную речь. Не стал бы касаться политики, а воззвал к совести, к сердцу. Я уже не могу рисковать. У меня есть обязательство, сынок, вывести тебя из этого здания. Давай дальше. Я прочитал документы, очень внимательно. Ты правильно сделал, что ничего не сказал следователям. Это очень хорошо, потому что доказательства слабые. На мой взгляд, почти никакие. Товарищи твои ничего не говорят… Ты составлял какой-нибудь список?