ДАРЕК. Составлял.
ЛАБРАДОР. Как это – составлял? Они ведь сами записали свои имена на бумажке, разве нет?
ДАРЕК. Сами. Но он был при мне, этот список, когда меня брали.
ЛАБРАДОР. Листок бумаги. Мог оказаться у кого угодно. Тебя куда-нибудь выбирали? Были какие-нибудь выборы?
ДАРЕК. Люди кричали, чтобы я вошел в комитет для переговоров.
ЛАБРАДОР. Никаких доказательств. Никакого комитета не было.
ДАРЕК. Меня почти выбрали. И я хотел, я согласился, потому что они уже пустились во все тяжкие, а мне хотелось направить все в какое-то разумное русло…
ЛАБРАДОР. Ты ничего не хотел. Ты был одним из многих. Нет доказательств, нет комитета, нет руководителя. Тебя пытаются запутать… пытаются найти зачинщика, вдохновителя, организатора. Будешь соглашаться – получится, вся забастовка произошла только благодаря тебе…
ДАРЕК. С какой стати? Все хотели.
ЛАБРАДОР. Но получится так. А хотели все…
ДАРЕК. Да, все. Но меня выбирали, и у меня был список…
ЛАБРАДОР. Бумажка. Ничего не знаю ни о каких выборах, я тебе уже сказал. Где тут правда – в том, что ты говоришь, или в обвинительном заключении? Твоя соратница… (справляется в разложенных на столе документах) пани Ядвига Слёнская сообщила в показаниях, что ты приказал ей уйти. Приказал? В самом деле?
ДАРЕК. Она была беременна, я не хотел, чтобы она оставалась, если что-то начнется.
ЛАБРАДОР. Но не приказывал! Сказал по-товарищески – да. Ты ничего никому не приказывал, потому что приказывать не мог. Ты посоветовал ей уйти, потому что она была беременна. Остановил парней, которые хотели добраться до работающих агрегатов, – да. Хотел сбить волну… Так ведь было?
ДАРЕК. Ну, так. И так было, и этак.
Лабрадор понимает, что на первый раз хватит. Склоняется над Дареком, меняет тему, спрашивает с искренней сердечностью.
ЛАБРАДОР. Как ты здесь? Есть все, что нужно?
ДАРЕК. Есть… Не знаю, может, мы устроим голодовку.
ЛАБРАДОР. Зачем?
ДАРЕК. Они посрывали у нас со стен кресты, значки. Держат нас вместе с бандитами, также нельзя…
ЛАБРАДОР. Подумайте. Прикиньте, кому выгодно, чтобы вы выбились из сил? Нужно быть сильным. Нужно выстоять.
ДАРЕК. Да, но это свинство.
Дарек сказал это другим, тихим голосом. Лабрадор заметил.
ЛАБРАДОР. А разве я говорю, что нет?
Со стороны города в направлении Брудно, жилого района на окраине Варшавы, едет темно-зеленый “фольксваген” Ули, минуя многочисленные в этих местах камнерезные мастерские. Вокруг ни души. Проезжает еще метров двадцать и встает. Уля выходит в растерянности. На заднем сиденье – Антек, он сосредоточен и серьезен, как будто что-то знает. Но что? Неизвестно. Уля открывает капот, смотрит, ничего не понимая, на переплетения труб. Со стороны города приближается ярко-красный “опель”. Уля даже не успевает взмахнуть рукой – он пролетает мимо в ту же сторону, куда ехала Уля. В отчаянии она захлопывает капот, садится за руль, на всякий случай поворачивает ключ зажигания. Удивительным образом, двигатель заводится.
Уля переключает передачу, трогается, набирает скорость. Через полкилометра – перекресток. Приближаясь к нему, Уля видит множество людей, остановившиеся машины и сбрасывает скорость. Посреди перекрестка блестит лужа машинного масла. Красный “опель” наполовину въехал в городской автобус, из разбитого радиатора валит пар, пассажиры пытаются открыть двери, кричат. У Ули деревенеют ноги, она тормозит за перекрестком, собирается выйти. Со стороны Брудно, мигая синим, подъезжает карета скорой помощи, останавливается посреди шоссе, санитары выскакивают, вытаскивают носилки, людей вокруг все больше. Уля остается за рулем. Тяжело дышит. Медленно отъезжает от места аварии. Ясно, что она понимает, что в разбившейся машине должна была быть она.
В поисках нужного адреса Уля медленно подъезжает к высокому жилому зданию. Останавливается. Выходит с маленьким свертком в руках.
В прихожей Ася разворачивает сверток. Достает темно-синие кеды, такие же, как видела у Ули.
УЛЯ. Вроде должны подойти. К нам опять завезли.
АСЯ. То, что надо. Сильвия!
Девочка не отзывается. Ася ведет Улю в комнату. Небогатая обстановка, диван, кресла, полки, на них разные безделушки, но немало и книг: Стахура, несколько серьезного вида трудов по истории. За столом сидит молодая женщина, в [45]креслах бородатый мужчина и еще одна женщина. Маленькая Сильвия внимательно наблюдает за ними с дивана. Ася представляет Улю.
АСЯ. Жена адвоката Зиро.
Уля здоровается. Женщина за столом держит в руке шприц, рядом какие-то банки и бутылка водки. Она перекладывает шприц, протягивает руку.
АНКА. Анка…
Уля понимает, что здесь принято обращаться на “ты”.
УЛЯ. Уршуля.
Женщина в кресле перестает писать.
УЛЯ. Уршуля.
ЮСТИНА. Юстина.
Мужчина встает.
РУМЦАЙС. Румцайс.
Он и правда похож на разбойника Румцайса. Уля садится.
ЮСТИНА (смотрит на Улю). Ты знаешь, как надо, послушай: “Прошу вернуть мне вещи, конфискованные во время обыска”, дата и так далее. Прокурору. Правильно?
УЛЯ (понятия не имея). Вроде правильно…
РУМЦАЙС. Во-первых, не конфискованные, а изъятые – они ненавидят слово “конфискованные”. Во-вторых, никаких “прошу” – поменьше просьб…
ЮСТИНА. А как?
РУМЦАЙС. Никак, “требую”.
УЛЯ. А так можно?
Все смотрят на нее как на пришельца из космоса.
РУМЦАЙС. Можно. Просто не нужно ни о чем просить.
Анка шприцем вытягивает из бутылки немного водки и вместо нее впрыскивает томатный сок. “Кровавая Мэри”.
АНКА (показывает). Ну как, сойдет? Не слишком жидко?
РУМЦАЙС (оценивает взглядом знатока, встряхивает бутылку). Отлично, то, что надо.
АНКА. На именины… Он ведь обрадуется, правда?
РУМЦАЙС. Я бы хлопнул…
Ася подсаживается к Уле.
АСЯ. Сколько они стоили?
УЛЯ. Нет-нет. Это подарок. Мне звонил Лабрадор…
Наклоняется к Асе, та – к ней.
АСЯ. Так?
УЛЯ. Они объявили голодовку… Твой муж… Можно?
Ася с облегчением улыбается – конечно, можно, она просто ждала, чтобы Уля перешла на “ты” первой. Получилось легко.
УЛЯ. Твой муж тоже. Попросил, чтобы я с тобой поговорила.
АСЯ. Зачем?
УЛЯ. Чтобы он этого не делал… Лабрадор говорит, это портит впечатление… осложняет. Он организует свидание, чтобы ты к нему сходила…
АСЯ. Пойти-то я пойду. Но отговаривать не стану. Нет-нет, ничего не скажу.
УЛЯ. Хорошо, так и передам.
АСЯ. Все в порядке?
На лице Ули написано: если вообще что-либо может быть в порядке, то да. Румцайс смотрит на часы.
АСЯ (замечает его жест). Пора? Провожу тебя до такси.
РУМЦАЙС. Я справлюсь, ничего страшного.
АСЯ. Знаю, что справишься, но мне так спокойнее.
Идет в коридор. Румцайс тоже встает, вынимает из кармана купюру и кладет в резную шкатулку на полке. Уля замечает. Румцайс подмигивает ей заговорщицки. Ася возвращается одетая.
АСЯ. Пойдем, неизвестно еще, что там с такси…
УЛЯ (оживленно). У меня машина внизу, могу подвезти.
РУМЦАЙС. Можешь? На Вавельскую?
УЛЯ. В Госстат?
РУМЦАЙС. Нет, в онкологию… Облучение только до двенадцати. (Одевается, прощается с Асей.) Что передать Дареку? Я через несколько дней возвращаюсь, мы наверняка увидимся, но на всякий случай.
АСЯ. Чтобы не унывал. Что все в порядке. У Сильвии новые кеды. Все, что знаешь. (Прощается с Улей.) Заглянешь как-нибудь? Заходи…
УЛЯ. Антек бывал здесь?
АСЯ. Бывал. Заходил пару раз.
У Института радиологии на Вавельской люди сидят вдоль стен на длинных скамейках. Румцайс, заняв очередь, возвращается к Уле, широко улыбается.
РУМЦАЙС. Спасибо. (Протягивает руку.)
УЛЯ. Справишься?
РУМЦАЙС. Конечно.
Уля ненадолго задерживает его руку в своей, как будто хочет сказать что-то еще. Молчит. После паузы предлагает.
УЛЯ. Могу тебя подождать. У меня есть время…
В коридоре много народу (хотя каждый и сам по себе). Никто не разговаривает, разве что иногда, коротко, по делу; люди разного возраста, социального положения, но тут все равны. Румцайс мгновенно становится одним из них, ясно, что он здесь частый гость. Они с Улей сидят чуть в стороне, тихо разговаривают.
УЛЯ. Все эти люди?
РУМЦАЙС. Да, все.
УЛЯ. А ты?
РУМЦАЙС (касается рукой живота). Тут. Правда, надеюсь, не опасная. Рано обнаружил. (Тихонько смеется.)
УЛЯ. Сам обнаружил?
РУМЦАЙС. Я врач.
УЛЯ. Ты говорил, что возвращаешься… Куда?
РУМЦАЙС. В тюрьму. Сейчас я в отпуске по состоянию здоровья.
Кто-то заходит в кабинет. Очередь двигается, они вместе с ней. Сидят теперь ближе к остальным, разговаривают тише. Уля рассматривает людей.
РУМЦАЙС. Слышал о твоем муже…
УЛЯ. И что ты о нем слышал?
РУМЦАЙС. Что был хорошим человеком.
УЛЯ. И все?
РУМЦАЙС. Разве этого мало?
Следующий заходит в кабинет. Последним сидит Антек – как будто тоже в очереди.
Вечер. Уля, стоя к нам спиной, что-то делает на кухне – моет посуду или готовит – во всяком случае, действует энергично. Видимо, собирается пить чай: закипел чайник. Уля опускает пакетик в стакан, наливает доверху. Наполнившись кипятком, стакан с тихим хрустом трескается. Уля, видимо уставшая к вечеру, беспомощно наблюдает, как горячая вода стекает по шкафчику на пол. Не вытирает, не собирает воду в тряпку; садится на стул.