ГОЛОС МАТЕРИ (за кадром). Это первый листок. Пришла весна, скоро на деревьях появятся листья… Посмотри.
ДЕВОЧКА рассматривает то, что, очевидно, показывает ей мать. У девочки темные глаза и выразительное лицо, почти такое же, как у девочки из сцены 1. Одета и причесана она иначе, но лицо то же и такое же сосредоточенное.
ГОЛОС МАТЕРИ (за кадром). У листочка две стороны, потемней и посветлей. Здесь, на светлой, – прожилки и нежный пушок… Потрогай…
ДЕВОЧКА протягивает руку и касается листочка. Кивает.
ГОЛОС МАТЕРИ (за кадром). От этих прожилок идут еще другие, поменьше, а от тех – еще меньше. Просто так не увидишь. Но если взять специальное стекло…
Между КАМЕРОЙ и ДЕВОЧКОЙ теперь оказывается увеличительное стекло.
ДЕВОЧКА смотрит на листок через это стекло, мы видим сильно увеличенный глаз ДЕВОЧКИ, остальная часть лица не увеличена.
ГОЛОС МАТЕРИ (за кадром). Теперь видишь? Нравится?
ДЕВОЧКА кивает.
ЗАТЕМНЕНИЕ, через мгновенье начинает звучать музыка, и экран наполняется переливающейся синевой.
(С этой сцены до сцены 24 все говорят по-польски.)
Под непрерывно текущей водой – кружечки, стаканы, кувшинчики всевозможных видов. Вода струится из многочисленных отверстий фонтана, стоящего в центре Водолечебницы, и пузырится в маленьких емкостях. Слышно хоровое пение – поют классику. Курортники, набрав воды, пьют через стеклянные трубочки разной формы. На маленькой, давно не крашенной эстраде – женский хор. Двадцать или тридцать девушек от 16 до 25 лет услаждают слух курортников во время процедур. Курортники болтают, флиртуют или молчат, некоторые подходят поближе к эстраде и слушают. Хор вполне профессиональный – поют хорошо. Хористки одеты в белые блузки разного кроя и темные юбки, подлиннее и покороче. Среди девушек в последнем ряду – ВЕРОНИКА. Ее голос, красивый, чистый, гораздо более сильный, чем у остальных, выделяется в хоре. ВЕРОНИКА рассматривает одну из курортниц – немолодую, ПЕСТРО ОДЕТУЮ ДАМУ. Та на мгновение отрывается от стеклянной трубочки и делает шаг вперед. Среди случайных слушателей ВЕРОНИКА замечает также МАЛЬЧИКА с рукой в гипсе. На мгновение их взгляды встречаются; возможно, пробегает тень улыбки. Первые капли летнего дождя вызывают легкую панику. Курортники укрываются под козырьком Водолечебницы, вдали от эстрады; МАЛЬЧИК, пряча загипсованную руку, тоже убегает, а хор продолжает петь. Дождь заметно усиливается. У девушек уже мокрые волосы, потекла косметика. ВЕРОНИКА, не обращая внимания на дождь, поет еще громче и звонче – видно, какое наслаждение доставляет ей каждый звук. Из-под козырька Водолечебницы ее рассматривает ПЕСТРАЯ ДАМА. Долгим последним аккордом хор заканчивает выступление. Когда все умолкают, ВЕРОНИКА еще несколько секунд тянет ноту – насколько хватает дыхания.
ВЕРОНИКА бежит по улице. Волосы слиплись от дождя. Ее переполняет энергия и радость. Три подруги с трудом поспевают за ней. Дождь заканчивается, повсюду большие лужи. Приближается старый грузовик. В кузове – огромный, грузный памятник Ленину. Ленин вытянул руку, приветствуя толпу. Грузовик проезжает по лужам, окатывая водой и без того мокрых девушек, которые пытаются отскочить, но поздно. Ленин уезжает, величественно покачиваясь на выбоинах.
ВЕРОНИКА забегает в случайную подворотню. Прислоняется к стене, запыхавшаяся, счастливая от того, как ей пелось. В просвет подворотни видно, как по улице, прыгая через лужи, бежит человек с большим зонтом. Спустя мгновение он возвращается, видит ВЕРОНИКУ, заходит в подворотню. АНТЕКУ 25 лет, на нем джинсы и светлая рубашка. От бега он тоже запыхался. Держит в руке уже ненужный зонтик.
АНТЕК. Ты хорошо пела, правда?..
ВЕРОНИКА внимательно смотрит на него. Слегка наклоняет голову набок. АНТЕК осторожно целует ее в губы. ВЕРОНИКА, совершенно мокрая, прижимается к нему всем телом. Ткань блузки и юбки липнет к ее спине, груди, бедрам. ВЕРОНИКА поднимает ногу и обхватывает ею ногу АНТЕКА. Ее рука, обнявшая его за шею, поднимается к затылку, ероша волосы “против шерсти”, и ВЕРОНИКА крепко прижимает голову АНТЕКА к себе.
АНТЕК. Тебе нужно переодеться… пойдем.
ВЕРОНИКА. Пойдем.
ВЕРОНИКА закинула руку за голову. АНТЕК приближает к ней ладонь и вдруг хватает за пальцы. ВЕРОНИКА, смеясь, пытается высвободить их, АНТЕК не пускает.
АНТЕК. Поймал. Покажи…
ВЕРОНИКА качает головой: нет. Волосы у нее все еще мокрые. ВЕРОНИКА и АНТЕК лежат обнаженные, но в этой сцене анатомия не важна – можно и накинуть простыню. АНТЕК медленно разжимает ладонь и наклоняется, чтобы разглядеть что-то на руке ВЕРОНИКИ.
АНТЕК. Ты обещала.
ВЕРОНИКА перестает сопротивляться, но немного смущена. АНТЕК разглядывает ее ладонь и палец. Палец не сгибается; на тыльной стороне ладони – маленький шрам. АНТЕК сгибает этот негнущийся палец.
ВЕРОНИКА. Я стесняюсь.
АНТЕК целует палец и шрам.
АНТЕК. Это твое самое красивое место.
ВЕРОНИКА вырывает руку.
АНТЕК. Как это случилось?
ВЕРОНИКА. Отец подружки прищемил дверцей автомобиля. После выпускного. Я только сдала экзамен по фортепиано, и в тот же день… Я потеряла сознание.
АНТЕК снова находит ладонь ВЕРОНИКИ и нежно целует.
Толстое стекло очков то приближается, то отдаляется от женщины во фригийском колпаке на марке за 2.20 FF (французских франка). ВЕРОНИКА с уже сухими волосами, в наброшенной спортивной куртке вертит в руках старомодные очки. Она совершенно спокойна и расслабленна. Сзади подходит АНТЕК. ВЕРОНИКА прижимается к нему.
ВЕРОНИКА. Тебе?
АНТЕК. От знакомой. Не хочет жить там, не хочет жить здесь…
Они в маленькой оптической мастерской. На столике инструменты, в витринах – разнообразные оправы. На прилавке стопка “Газеты Выборчей” – похоже, АНТЕКУ приходится подрабатывать продажей газет. ВЕРОНИКА поднимает очки, сквозь которые, как в лупу, разглядывала марку.
ВЕРОНИКА. Починил?
АНТЕК. Пришлось ослабить дужку, таких уже не делают. Ах, черт…
ВЕРОНИКА смотрит на него вопросительно.
АНТЕК. Забыл. Отец тебя искал.
ВЕРОНИКА. Зачем?
АНТЕК. Твоя тетя звонила. Кажется, из Кракова. Плохо себя чувствует.
ВЕРОНИКА встает, снимает телефонную трубку… Гудка нет.
АНТЕК. Не работает, со вчерашнего дня. Сырость.
ВЕРОНИКА. Что папа сказал? Что с ней?
АНТЕК. Кажется, что-то с сердцем. Хочет, чтобы ты приехала.
ВЕРОНИКА бежит к двери. АНТЕК окликает ее.
АНТЕК. Вероника! Переоденься!
ВЕРОНИКА бежит со всех ног. Лужи уже высохли. Сейчас она бежит по-другому – взволнованно, сосредоточенно. Ясно, что ей хочется поскорее выяснить, что случилось. Вдали видны горы, окружающие городок. ВЕРОНИКА спотыкается о бордюр, но с легкостью восстанавливает равновесие.
Ветер. За окном колышется синий свет. В этом свете – висящая на стене картинка. Простой, но чем-то притягательный рисунок цветными карандашами на картоне: вдаль уходит улица, фасады домов нарисованы со всеми подробностями, в конце улицы – высокий, устремленный к небу костел. Внизу – расплывчатая подпись печатными буквами. ВЕРОНИКА со стоном просыпается и садится в кровати, загораживая висящую над ней картинку. Чуть морщась, касается ладонью левой груди. Через мгновение слышит классическую музыку, доносящуюся из соседней комнаты. Встает и в ночной рубашке подходит к окну, открывает. Совсем близко, на перпендикулярной стене, светится окно. Там за большим столом ОТЕЦ в новых-старых очках склонился над картонкой размером с картинку над кроватью ВЕРОНИКИ. На столе баночки, карандаши, он рисует.
ВЕРОНИКА. Папа… что ты слушаешь?
ОТЕЦ. Как всегда.
ВЕРОНИКА. Я проснулась… Скажи Антеку, что мне пришлось уехать. Он расстроится.
ОТЕЦ. А ты?
ВЕРОНИКА. Жалко, что тетя заболела. Но я рада, что она позвонила.
ОТЕЦ. Хочешь поехать к ней?
ВЕРОНИКА. Хочу.
ОТЕЦ смотрит на нее внимательно.
ОТЕЦ. Это ты попросила ее позвонить?
ВЕРОНИКА улыбается.
ВЕРОНИКА. Нет… У меня такое странное чувство… Мне кажется, что я не одна.
ОТЕЦ поднимает глаза от рисунка. Он совсем рядом, потому что стол стоит у окна, а окна близко друг от друга.
ОТЕЦ. Не одна?
ВЕРОНИКА. Что я не одна на свете.
ОТЕЦ. Ты не одна… Есть я, есть Антек, тетя…
ВЕРОНИКА. Нет, я не об этом. Не знаю.
ОТЕЦ. Я включил погромче, тебе мешает?
ВЕРОНИКА качает головой: не мешает. Возвращается в кровать. Спустя мгновение слышно, как открывается и закрывается дверь. Головы ВЕРОНИКИ касается рука ОТЦА. ВЕРОНИКА прижимается к ней щекой.
ВЕРОНИКА. Чего же я на самом деле хочу, папа?
ОТЕЦ. Не знаю. Наверное, многого.
В этот ранний час на улицах никого. Погожий денек. Уже рассвело, солнце в легкой дымке. Уходящая вдаль улица с домами и высоким костелом в конце. Раздается чугунный лязг поехавшего паровоза, и пейзаж с костелом тоже тро